Куда хочется послать Языковую инспекцию

Марианна Тарасенко. Фото: Postimees.ee

«Да что же это такое?  –  бушевала коллега. – Скоро тридцать лет будет, как восстановлена независимость Эстонии, а многие русские выпускники эстонского не знают. Как такое вообще возможно?» И правда, как? Однако ответ очевиден: он прямо-таки лежит на поверхности. Но, поскольку мало кому нравится, его предпочитают игнорировать.

У нас растет вот уже второе поколение, рожденное в свободной Эстонии, государственный язык которой – эстонский. Да и в любом случае как-то не слишком уютно, когда ты его не знаешь – даже в местах компактного проживания русскоязычного населения. Где-нибудь чего-нибудь важного обязательно не поймешь, высшего образования не получишь, не то что на приличную, но и далеко не на всякую работу устроишься, а устроишься – тут же налетит Языковая инспекция: и ну тебя проверять, штрафовать и делать предписания работодателю.

За кассу – с дипломом филфака

Далеко за примерами ходить не надо: вон, недавно опять работников магазинов в Таллинне проверяли. И хотя – казалось бы – всем известно, что на должности продавцов народ особо не ломится, что порождает очереди в отделы и к кассам, но, поди ж ты: невзирая на длинные очереди и неумение пользоваться кассами самообслуживания (либо отсутствие карточек – банковских, клиентских), на продавцов жалуются, что они не владеют госязыком.

По не понятной иностранцам причине продавцами в супермаркетах у нас в большинстве случаев работают носители русского языка. Их стало появляться все больше даже в Том Магазине, где раньше не было вообще. Правда, в Том Магазине все сотрудники эстонским владеют и на Тот Магазин вроде бы пока никто не жаловался. Но он же у нас не один и не каждому по карману. К тому же, если все туда ломанутся, число русских продавцов превысит число эстонских и там. И, возможно, Языковая инспекция туда тоже придет: потому что любой человек, претендующий на звание нормального, предпочтет жалобу написать, чем терпеть всяких тут не вполне владеющих, а потом – долго стоять в очередях в надежде, что за кассой окажется сам Ильмар Томуск.   

Однако многие продавцы – люди пожившие, а мы вернемся к выпускникам. Вот учат неэстонские дети в школе эстонский ну просто годами, получают оценки, сдают экзамены, в том числе и выпускные… А результата – ноль. Ну, или «чуть лучше». Или на уровне «лучше, но в вузе учиться не могу и на работу не берут». При этом и ноль – не преувеличение, поскольку до сих пор в армию приходят призывники, которые не могут произнести даже «юст нии», а когда насобачиваются, произносят невпопад: например, в ответ на вопрос, почему у него обувь плохо почищена. При этом есть и выпускники русских школ, которые на выходе говорят свободно или начинают говорить свободно, чуть потренировавшись.

Учитель, перед именем твоим?

По странному совпадению, большинство неговорящих и большинство говорящих – выпускники разных школ. То есть большая часть окончивших условную школу №1, даже если там не было проблем с наличием учителей, госязыка не знает, а большинство выпускников условной школы № 2 знает. Или школа одна и та же, но разные учителя. Вот и ответ на вопрос.

Это в 90-е можно было кивать на отсутствие учебников, пособий и методичек – теперь все есть, причем с возможностью выбора. Это в 90-е можно было сетовать на нехватку учителей… Или нет? Неужели государство – почти за тридцать лет – не сумело обеспечить необходимое число преподавателей эстонского? А почему, позвольте спросить? Неужели не стремится молодежь на соответствующие факультеты, а потом – в русские школы? А как же чувство миссии? Дорогие эстонцы, но вы же хотите, чтобы все вокруг говорили на красивом и чистом эстонском языке – так научите! Хотя бы детей: в настоящем мы проблему имеем, но чтобы в будущем она не возникала.

Но если учителя есть, а на выходе мы получаем пшик, – это что за учителя? И вот сейчас я скажу то, на что в силу своей профессии, послужного списка и опыта имею полное право. Ученики бывают разные. И если ты, преподаватель – в данном случае  любого неродного языка – выпускаешь класс, в котором из тридцати человек 27 на этом языке говорят, а трое ни бельмеса – это их косяк. Но если ты выпускаешь класс, в котором говорят только трое, а ни бельмеса 27 – косяк твой. Всё.

Вот чем бы вполне могли заняться сотрудники Языковой инспекции. Проверять и критиковать каждый умеет – а ты пойди и покажи мастер-класс. Сам кого-то научи, переобучи.

Я не преподаю уже больше 20 лет, но дайте мне человека – и я научу его русскому языку. Дайте мне группу – я научу группу. Дайте мне класс – и подавляющее большинство будет по-русски говорить. Отнимите у меня все учебники и пособия – я составлю их сама и все равно научу. А уж если создадите приоритетные условия, которые сейчас созданы для преподавания эстонского…  Что, эстонский язык трудный? Да не труднее русского. И я знаю прекрасных эстонских филологов, от которых уходят наученными даже те дети, которые категорически не хотели учиться.

«Господи, – жаловалась мне знакомая учительница на нерадивую ученицу. – Да если бы она хоть раз выучила дома слова! Да если бы она хоть что-то когда-то выучила! Да если бы она хоть на уроке слушала!» Теперь мы можем ознакомиться с результатом: высший балл на госэкзамене по эстонскому, свободное владение. Ну, может, иногда какая-то ошибка проскользнет. Ну, может, слова какого-то не знает. Но общаться – пожалуйста, на любые темы. На работе – проблем нет. Выступить в роли переводчика поневоле – обращайтесь. И такие выпускники у этой учительницы почти все. И таких учителей много. Но на всех не хватает.

Что умеет проверяющий

Так, может, дорогой нашей Языковой инспекции, наконец, заняться учителями эстонского? Причем, не только русскими, но и носителями государственного?  И проверить, как они учат, чему они учат, и узнать –  наконец-то – почему выдают такие разные результаты?  А пока что мы находимся в странной ситуации, когда проверяют тех, кто учился, но абсолютно не проверяют тех, кто их учил. Нет, разумеется, ходят проверяющие по открытым урокам, но надо-то не так: надо смотреть не только по процессу (к открытому уроку любой сможет подготовиться) и даже не по результатам экзаменов (люди вне зависимости от знаний их сдавать или умеют, или не умеют), а по результатам после школы – смог ли выпускник учиться в вузе, как трудоустроился и что сказала ему Языковая инспекция.

И уже в зависимости от этого – не только поощрять и славить, но и признавать профнепригодными. И да, преподающих на курсах для взрослых это тоже касается. А  то что же такое творится? Продавца, плохо владеющего эстонским, кошмарят, а тем, кто его так учил, – ничего? 

Преподавателей, не имеющих результата, тоже нужно переобучать. Кстати, вот чем бы вполне могли заняться сотрудники Языковой инспекции. Проверять и критиковать каждый умеет – а ты пойди и покажи мастер-класс. Сам кого-то научи, переобучи. В русской школе поработай и выпусти класс, свободно говорящий на эстонском. А вдруг выяснится, что и ты на это не способен? Ведь нудный бубнеж падежей, зубрежка стихов или текстов, бесконечное выполнение письменных упражнений и проверки, проверки, проверки – это профанация.

И общество сложившуюся ситуацию уже оценило: разговоры о том, что дошкольное и школьное образование должно стать полностью эстонским, – ровно из этой области. Когда спустя три выброшенных коту под хвост десятилетия «усиленного обучения эстонскому» общество осознало, что учителя с задачей не справляются, оно расписалось в собственном бессилии и решило переложить задачу на «среду» и «носителей». Авось, в полностью эстоноязычной среде оно само как-то образуется. Ведь главное – это эстонский язык, а остальные науки, глядишь, попутно прилипнут. Или не прилипнут.