Инна Чурикова и Глеб Панфилов: ложь во спасение убивает

Кадр спектакля "Ложь во спасение". Фото: Театр "Ленком"

Пьеса испанского драматурга Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя» получила вторую жизнь в московском театре «Ленком». Именитый советский и российский режиссер Глеб Панфилов привнес в спектакль злободневность, тонкий юмор и глубину, благодаря которым история заиграла новыми красками и обрела завершенность, которой не хватало оригиналу. Главную роль в постановке сыграла жена и муза режиссера — актриса Инна Чурикова. В среду, 27 февраля, спектакль «Ложь во спасение» был показан жителям Эстонии на сцене концертного дома Alexela.

Rus.Postimees поговорил с Инной Чуриковой и Глебом Панфиловым о постановке, пьесе Касоны, тонкостях актерского мастерства и многом другом.

Сюжет пьесы таков: дедушка, сеньор Бальбоа, обращается в некую благотворительную организацию с просьбой о помощи. Годами он писал письма своей жене от имени внука, которого в нежном возрасте выгнал из дома за серьезный проступок. Помощь же ему понадобилась, когда в ложь во спасение вмешалась правда. Сеньор Бальбоа просит сотрудников организации на время перевоплотиться в своего внука и его придуманную супругу. Они соглашаются, и это приводит к самым неожиданным последствиям.

Танго бабушки

— В спектакле вы играете бабушку, которая двадцать лет мечтала вновь увидеть своего внука, и мечта ее наконец сбывается. Какая она, ваша героиня?

— Она человек любящий, страстный, с характером и в то же время — мягкая, верующая. Мы пытались все это показать на сцене.

— В самой пьесе мнимый внук Маурисьо говорит своей мнимой супруге Изабелле: «У тебя слишком много сердца. Ты никогда не будешь настоящей актрисой». Мешает ли актеру сердце?

— Актер без сердца не существует. Я думаю, герой хотел сказать, что она искренняя. Он считает, что актеры — притворщики, так мне кажется. А она искренняя, героиня Анечки (Анна Зайкова, исполнительница роли Изабеллы — прим.ред.), как и она сама, кстати. Это искренний человек, правдивый, не умеющий лукавить и врать. Это комплимент. А вообще я не видела ни одного актера без сердца. Может быть, есть актеры, которые просто техничны, но таких русских актеров я, пожалуй, не знаю. Есть пронзительные, есть менее пронзительные, есть увлекающие сразу, есть постепенно — разные.

— Спектакль, как и пьеса, ставит перед зрителем сложный этический вопрос — можно ли с помощью лжи спасти человека?

Инна Чурикова: Глеб переписал эту пьесу, он сделал ее актуальной и выписал нового героя. У нас совершенно новый финал. Пьеса производит другое впечатление... (Обращается к Панфилову.) Когда она была написана?

Глеб Панфилов: В 49-м и поставлена в Буэнос-Айресе.

И.Ч.: Алехандро Касона эмигрировал в Аргентину... У нас бабушка — аргентинка. Она полюбила испанца (дедушку), и, конечно, Испания стала ее родиной, потому что это родина ее любимого мужа.

— Вы сказали, что сделали историю более современной. Что именно вы решили изменить?

Г.П.: У каждого спектакля есть своя история, тем более у спектаклей знаменитых, а «Деревья умирают стоя» Касона — знаменитый спектакль. Знаменитый у нас, я не говорю обо всем мире. Когда-то в Союзе он был очень популярен и имеет богатую биографию. Прошло каких-нибудь тридцать-сорок лет, когда я, очарованный этой легендой, прочитал пьесу и очень удивился некоторой прямолинейности и даже наивности целого ряда построений. В основном это относилось к первому акту. Там, например, были персонажи — вор, охотник; романтические герои, которые ушли в прошлое не потому, что они плохие, а потому, что наивны, прямолинейны. Я решил сократить весь первый акт.

В финале у нас звучат стихи крановщика, его импровизация: «У Бога нет в Твиттере блога, аккаунта нет; Он создал свет, а тьму и смерть творим мы сами, не советуясь с небесами».

Мне стало легко, но пришлось думать дальше, и это уже относилось к фигуре внука, реального внука бабушки, потому что он был написан абсолютно черным человеком. Ни одной живой и позитивной черточки в нем не было, и мне пришлось как-то объяснить, почему талантливый, умный, одаренный Касона написал такого персонажа. Я решил, что он писал под впечатлением гражданской войны в Испании, под впечатлением Франко. Если бы Касона не покинул тогда Испанию, он был бы расстрелян.

Я понял, что надо что-то делать, потому что самый отпетый человек имеет какие-то живые черточки и заслуживает какого-то внимания. Я переписал диалог бабушки с внуком, и у меня возникло совершенно естественное желание продлить пьесу на пять минут. Коротким разговором бабушки с мнимым внуком и его женой вся история заканчивается. А через минуту входит полицейский и объявляет о том, что у ворот дома... убит молодой человек (настоящий внук - прим. ред.). Эти пять минут стали необходимым финалом, и пьеса обрела некую целостность и смысл, как мне показалось.

— Вы сейчас рассказали, и у меня действительно появилось ощущение, что сюжет стал завершенным. Казалось, что пьеса обрывается на полуслове. Но в таком случае бабушка, которая казалась светлым, прекрасным персонажем, предстает немного антигероем...

Г.П.: Сложным, сложным, да. И она это осознала, она раскаялась. Перед тем как вошел полицейский, — решили, что это внук вернулся — она просит своего мужа: «Не гони внука, это его дом». Она поняла, что совершила, а когда снова раздался звонок в дверь...

И.Ч.: Она не только поняла, она почувствовала раскаяние еще до этого события, почувствовала, что неправильно вела себя... Финал становится большой неожиданностью.

Г.П.: Если говорить о ремесле, то вся история, начинающаяся как комедия положений (дедушка договаривается, как обмануть бабушку, с молодыми людьми, которые этим делом занимаются), обретает в финале трагический смысл. Начинается как комедия положений, а заканчивается как драма и даже трагедия. Вот, собственно, чем моя история отличается от оригинала. Мне кажется, это удалось, и такой ход развития очень воздействует на зрителя. Единственное — мне не нравится название. Я сожалею, что не настоял на названии «Танго бабушки». Я его так называл, и мы между собой так называем. «Ложь во спасение» — абсолютно правильно по сути, но слишком пафосно, слишком назидательно.  

Кстати, еще одно открытие сделано было мною в процессе работы — герой, молодой человек, у меня обрел совершенно конкретные черты. Во-первых, он крановщик. Во-вторых, доктор Альварес назначил его руководителем своей фирмы «Помоги ближнему» за чуткость и сострадание к ближним. Он у меня и поэт-любитель. И молодой человек действительно таков по сути — это мне очень импонировало. И сразу для меня эта история стала живой и очень близкой, понимаете? Все обрело какую-то необходимую конкретность для того, чтобы успешно действовать в самой истории и в работе над спектаклем. Он не только возглавляет фирму, но еще и талантливый бизнесмен. И он исповедует, что сострадание должно оплачиваться.

И. Ч.: Труд должен оплачиваться. Они же трудятся.   

Г. П.: Это не только помощь ближним, но и бизнес, который помогает им быть независимыми от спонсоров: «Мы зарабатываем с помощью телевидения». Кстати говоря, все организации, которые занимаются благотворительностью, особенно, когда ими руководят деловые люди, — это хорошо организованный бизнес.

И. Ч.: Пойду потанцую. (Уходит.)

Я искал лицо, которое  прекрасно знал...

— Оригинальное название «Деревья умирают стоя» показалось вам слишком абстрактным?

Г. П.: Вы знаете, романтичным. В разговоре с бабушкой эта тема, это словосочетание остается. Но я настолько ее переписал, что предлагать старое название неправильно. Человек идет на новое название — он знает, что это по мотивам. Вот «Танго бабушки»... Мне очень нравится музыка Пьяццоллы, и я хотел, чтобы не фламенко испанское, а именно Пьяццолла звучал. Я сделал бабушку аргентинкой. Любовь с первого взгляда, белый пароход, который их оттуда доставил в Испанию, в Барселону, — в общем, такая романтическая история. У меня музыка только Пьяццоллы. Одна вещь не его, но это его оркестр, исполняющий танго, которое дедушка с бабушкой танцуют.

— Если вернуться к морали истории... Возможно, если бы авантюра с ложью во спасение не была затеяна, бабушка иначе встретила бы внука?

Г. П.: Возможно. Бабушка говорит: «Если бы хоть одна слеза раскаяния, я бы все отдала». Характер, определенный характер бабушки, определенный характер дедушки сказались самым радикальным образом на судьбе молодого человека, что обычно в жизни и происходит. Мы очень влияем своим характером на события, происходящие с близкими и вообще с людьми, с которыми общаемся, так что тут все, как в жизни, и бабушка не исключение.

В финале у нас звучат стихи крановщика, его импровизация: «У Бога нет в Твиттере блога, аккаунта нет; Он создал свет, а тьму и смерть творим мы сами, не советуясь с небесами». И он говорит: «Убивает ложь во спасение», — к такому выводу он приходит. Да-да-да. Молодой человек потрясен.

Я решил идти своим ходом, исходя из тех данных, которые были заложены в пьесе. Что я сохранил, так это отношения молодых людей. Эта история замечательно написана — она романтична, она глубока, она искренна. Это я оставил максимально близко к оригиналу.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с Инной Михайловной — вашей супругой. Наверное, за годы вы так сработались, что уже телепатически понимаете друг друга?

Г.П.: Да, это общение. Я вам скажу то, что меня больше всего удивляет. Я ее знаю порядочное количество лет. Встретились мы на фильме «В огне брода нет». Я искал санитарку, девочку-сироту, необычную, с необычными глазами, с талантом художника. Вот, собственно, что я искал. И увидел случайно по телевизору лицо девушки — шла какая-то телевизионная постановка. Девушка эта была школьницей старших классов, где-то класс девятый, которая участвовала в сюжете, и ей очень хотелось танцевать. И вот ее взгляд меня пронзил. Я искал такую девушку. И в силу обстоятельств я ее нашел, потому что Ролан Быков, который прочитал сценарий, сказал: «Есть гениальная артистка, которая сыграет эту роль, — Лидия Чурикова, московский ТЮЗ». Я немедленно из Питера, где я работал, послал своего помощника Геннадия Александровича Беглова. В фильме «Начало» он играет второго режиссера, который картинку держит «Три богатыря», когда Паше мешают руки. Вот этот человек немедленно туда поехал и позвонил: «Нашел Чурикову, только не Лидию». — «А кого?» — «Инну». — «Давай Инну».

И на следующий день приехала Инна. Я пришел на работу, а она была уже в студии и второй раз читала сценарий. Захожу к себе — она поднимает головку, которую я тщетно искал полгода. И что удивительно, для чего я рассказываю это? Дело все в том, что эту актрису я прекрасно знал: «Морозко», «Старшая сестра» — Колдунью она прекрасно там играет, «Тридцать три» — Розочка; она мне нравилась в каждом из этих фильмов, но этих девушек я не искал. Я искал ту, которую увидел, которая хотела станцевать. Вот что меня поразило.

И вот теперь можно сказать, что зацепило и поразило меня в ее глазах: она была замечательная, новая, другая, которой мы не знали по тем ролям.

Я понял, что передо мной интересный субъект, необычайно емкий, сложный, что подтвердилось дальнейшей нашей работой. Для нее я уже писал сценарий следующего фильма «Начало», где ее героиня Жанну д’Арк играла, потом «Прошу слова» — фильм, который произвел в свое время впечатление на нашего зрителя, и «Вассу Железнову». И вот теперь можно сказать, что зацепило и поразило меня в ее глазах: она была замечательная, новая, другая, которой мы не знали по тем ролям. А узнав и поработав с ней, я понял, что она и Вассу Железнову сыграет замечательно, и она это сделала. Вассу она сыграла гениально. Это говорит о необычайном диапазоне актерском и человеческом. Вот это уже чудо. Собственно, в этом пафос моей мысли. Это было поразительно...

Я искал лицо, которое прекрасно знал по трем картинам, но она другая, не такая, как там. А вообще, если бы у нее сложилось немножко иначе, могли использовать только то, что было открыто, то есть верхний слой. Помню, когда я предложил ей роль Вассы Железновой, уважаемые люди на Ленфильме говорили: «Глеб Анатольевич, вы что?» Я разубеждал, а потом стал на это довольно дерзко отвечать: «Вы ее не знаете, а я знаю». И только после того, как картина появилась, со мной согласились, и теперь о ней так думают очень многие. (Обращается к вошедшей Инне Чуриковой.)  Это о тебе я...

И.Ч.: Комплимент?

Г.П.: Да... Ее начинают хвалить, она тут же тушуется, ей так это неприятно, без кокетства. Скромнее человека нет, это правда. Ну, тебе не очень приятно, когда в глаза говорят...

И.Ч.: Да, что я великая. (Смеется.)

Жанна д’Арк — во всех моих ролях

— То есть вы относитесь к этому статусу спокойно. Вы разграничиваете свою работу и то, как вас видят другие люди?

И.Ч.: Ну что такое театр? Ты, сцена. И когда зритель смотрит, а ты на сцене и есть взаимопонимание, это очень нужно, потому что без зрителя как бы тоже можно и тоже интересно, но это все-таки... Можно назвать это театром?

Г.П.: Почему же, конечно. Конечно, можно.

И.Ч.: Но уже без зрителя, зритель нужен непременно. Действующее лицо не театр.

Г.П.: Да, это правда.

— Есть роль, которую вы еще не сыграли, но всю жизнь мечтали сыграть?

И.Ч.: Нет. Это уж Бог подскажет. Раньше я очень мечтала Жанну д’Арк сыграть, но я ее не сыграла, так что она во всех моих ролях.

Г.П.: Да, я не поставил, при том что сценарий у нас довольно неплохой есть.

И.Ч.: У нас сценарий написан был.

— Вы уже бывали в Таллинне?

Г.П.: Я бывал в 86-м.

И.Ч.: У нас были гастроли.

— Какое у вас впечатление?

И.Ч.: Хорошее, замечательное. Я так давно не была в Таллинне. Конечно, когда приезжаешь на гастроли, — это работа, к ней надо готовиться. Вот завтра у нас будет время, мы походим по Таллинну, посмотрим. Старый город замечательный. Он и в Риге тоже удивительный и производит какое-то мощное впечатление. Я очень люблю Питер. Эта архитектура, эти ровные улицы, расходящиеся радиусами, эти храмы, эти парки, это умение подстригать деревья — все какое-то замечательное. Вообще отношение к прошлому должно быть святым, я считаю. Надо беречь то, что было. Это очень ценно.