/nginx/o/2019/03/26/11896446t1hb2b1.jpg)
28 марта состоится премьера спектакля «Васенька» по повести Леонида Андреева «Жизнь Василия Фивейского». В постановке, которая стала режиссерским дебютом Даниила Зандберга в Русском театре, поднимаются сложные житейские и философские вопросы, причем — без единого слова. Репортер Rus.Postimees Елизавета Калугина посмотрела фрагменты спектакля и пообщалась с его создателями.
Простые деревянные стены, пол им под стать, детская кроватка и свисающий с потолка макет колокола. Наряды действующих лиц крайне просты, однако кружевное платье одной из героинь, строгое черное облачение другой, грубые кожаные ботинки придают образам удивительную стильность и завершенность. Яркий луч света освещает середину сцены, все остальное тонет в загадочном и тоскливом полумраке... Неизгладимое впечатление производит сцена, в которой зрителю показывают беременность, причем такой, какой он ее едва ли мог вообразить: живот — ледяной, он тонет в лучах холодного пронзительного света, и отчетливо просматривается сжавшийся в утробе младенец.
Повесть яркого представителя русской литературы начала ХХ века Леонида Андреева «Жизнь Василия Фивейского» по накалу страстей и финалу близка к шекспировской трагедии. Это история сельского священника отца Василия, один ребенок которого погибает, а второй — долгожданный и призванный заменить первенца безутешной матери — рождается больным и не оправдывает родительских надежд . Здесь и безрадостный брак, и алкоголизм, и страшный пожар, и полный распад личности сломленного человека, а главное — тотальная нелюбовь во всем. Повесть могла бы называться «Нелюбовь» — так же, как и последний фильм Андрея Звягинцева. В сущности это похожие истории: в обеих в центре сюжета — ненужные дети и несчастливые семьи.
/nginx/o/2019/03/26/11896444t1h6ff9.jpg)
Название «Жизнь Василия Фивейского» отсылает к житийному жанру, но это антижитие, житие наоборот: не описание жизни святого, а рассказ о жизни священника, забывшего главные заповеди. Василий Фивейский пытается понять, для чего жизнь преподносит ему столько испытаний. Один из героев повести сравнивает его с библейским многострадальным Иовом, на что другой тут же отвечает: «Так то Иов-праведник, святой человек, а это кто?»
Кто-то видит в повести трагическую семейную историю, но ее можно воспринимать и как притчу о глубоком духовном кризисе в душах людей перед революцией, и в определенном смысле — как пророчество. Больного мальчика Андреев описывает вовсе не как ребенка: в книге он предстает злобным инфернальным существом, которое приводит в ужас всех домочадцев и окончательно разрушает семейную жизнь главного героя. Писатель называет его «полуребенком-полузверем», идиотом и неоднократно подчеркивает его злобу и безобразие.
Однако авторы спектакля «Васенька» пошли совсем другим путем, и сделали историю вновь злободневной. Андреевский идиот становится Васенькой (в повести говорится о том, что мальчика зовут Вася, но по имени его не называют) — больным ребенком, оставшимся без родительской любви. Инфернальность исчезает, а на ее место заступает остросоциальная тема «особых» детей. В отличие от писателя, режиссер и актеры полюбили Васю и сделали его невероятно трогательным и жалким, как бы подчеркнув: пусть родители и видят в нем монстра из-за своих собственных страхов и разочарований, от этого он не перестает быть маленьким мальчиком, нуждающимся в любви. Такая трактовка задевает за живое и заставляет сопереживать.
«Мы называем его Васенькой, он очень обаятельный получился у нас, очень трогательный, очень нежный. Тут нет ни в коем случае акцента на каком-то уродстве. Васеньку играет Таня Космынина, и когда во время репетиции она поворачивается в маске, то так нежно и трогательно смотрит, что кажется, он, Васенька, все про тебя знает. Этот образ создан с помощью кукол. Первый маленький мальчик, который утонул, очень нежный, трогательный, и тот, который у Андреева — ребенок-идиот, у нас тоже очень нежный, очень обаятельный, очень душевный», — поделился Даниил Зандберг с Rus.Postimees.
/nginx/o/2019/03/26/11896439t1hbd2d.jpg)
Ты общаешься с зрителями напрямую
Рассказывая о новой постановке, режиссер подчеркнул: «Мы сконцентрировались именно на семье — все происходит в контексте одной семьи, поскольку семейные проблемы, проблемы воспитания детей актуальны всегда. В этой семье родился «особый» ребенок — этот вопрос достаточно болезненный и не очень поднимается — плюс случилась трагедия; важно, как люди это переживают, как с этим борются, как живут».
Даниил Зандберг нашел для повести Леонида Андреева идеальную форму — пластический спектакль, в котором используются только невербальные средства. Особое значение в спектакле уделено таким средствам выражения, как маски-образы и предметы-символы (колокол как символ церкви и духовного сана, кукла дочери Насти — символ полного одиночества, детская кроватка в какой-то момент — жажда материнства).
Основоположником пластической драмы считается литовский режиссер, заслуженный артист РФ Гедрюс Мацкявичюс, создавший в 70-х годах ХХ века «Театр пластической драмы». Мацкявичюс постарался воплотить на сцене с помощью пластики тела мысль, философскую идею, чувство, сюжет: «Взгляд, жест, поза, едва уловимое движение тела обнажают человека неизмеримо больше, чем это могут сделать слова... Именно безмолвие сопутствует всем крайним, кульминационным моментам человеческой жизни».
/nginx/o/2019/03/26/11896442t1hc21e.jpg)
В санкт-петербургском театре пантомимы и пластики «Ателье» Даниил Зандберг начинал в студенческие годы актером, а чуть позже поставил там свои спектакли. Пластический спектакль для него не менее, а порой даже более сильный способ донести что-либо до зрителя.
Ведь что может быть интереснее, чем поиск правды?
Что для режиссера особенно притягательно — такая постановка не требует вербального выражения, а это предполагает не ограниченную одним конкретным языком аудиторию: «Получается универсальная история — не нужно знать какой-то определенный язык, ты воспринимаешь через... какие-то другие каналы, это сразу в тебя попадает. Спектакль для всех звучит одинаково, не возникает никакого диссонанса, ведь перевод тоже вносит свои коррективы. Ты общаешься со зрителями напрямую. Здесь, в Эстонии, это скорее называется визуальным, физическим театром; в России же больше говорят о театре пластическом — в общем речь об одном и том же, просто терминология разная».
Актер Эдуард Теэ, играющий отца Василия, увидел в своем герое положительные стороны и тоже сделал его по-своему трогательным. Отец Василий поражает своим безволием и пассивностью и, пожалуй, является в повести главным источником нелюбви. Это самая простая трактовка, но Теэ смотрит на своего героя иначе: «Мне кажется, безволие — это тоже сила. Дело в том, что внешняя сила, которую люди часто демонстрируют, является слабостью внутренней. Тот, кто кичится этим, слаб вдвойне, так как требует внимания, защиты, заботы, ласки какой-то.
У нас каждый поворот головы что-то значит — это или вопрос, или ответ. Это беседа, только мы используем не слова, а свое тело.
Василий — священник, человек, который по долгу службы обязан помогать людям, но он не может помочь самому себе, и от этого очень сильно страдает. Он не может решить для себя, справедливо, заслуженно ли он получил наказание: гибель сына, рождение непростого ребенка, алкоголизм жены. Заслуженно ли это? Этот его поиск, я считаю, и есть мужество. Можно ведь включить, условно говоря, крепкого и уверенного в Божьем промысле человека и сказать: «Значит я это заслужил, получил по заслугам». А можно отправиться в этот путь, начать этот поиск, наступая на мины, ошибаясь, и я думаю, в этом пути и есть сила. Внешне, конечно, он безвольный, но внутренне в нем совершается огромная, колоссальная работа».
/nginx/o/2019/03/26/11896443t1ha68a.jpg)
По его мнению, театр без слов — в каком-то отношении более честный театр, поскольку куклы не лгут, в отличие от драматических актеров: «И выверенность жеста, выверенность тех усилий, которые актеры вкладывают в то или иное физическое действие, позволяют отрегулировать правду, если так можно выразиться. Очень интересно видеть, как снимаются режиссером, коллегами, самим собой слои неправды — мы их ищем, вычищаем по чуть-чуть, и вот эта работа доставляет колоссальное удовольствие. Ведь что может быть интереснее, чем поиск правды?»
Для меня нелюбовь — это акция, это ответ на что-то, а не отсутствие чего-то.
Актер отмечает огромное стремление к правде в режиссуре Даниила Зандберга и его талант режиссера, работающего с телом. «Именно с телом, потому что очень сложно ставить спектакли, где не звучит ни одного слова. Как здорово, как деликатно и точно он ставит задачи, как по-отечески относится к актерам — очень приятно работать, общаться, находиться в одном театральном пространстве с таким человеком», — подытоживает он.
Другая ключевая фигура спектакля — попадья, жена отца Василия, роль которой исполняет Наталья Дымченко. «Эта женщина занята своим горем, своей потерей. Она пытается найти какую-то поддержку в муже и не находит. Вот как люди говорят: «Не дай боже кому-то хоронить своих детей, не дай боже». У меня ощущение, что этот поп, такой безвольный, никак не может повлиять на ситуацию — ни обогреть, ни защитить, ни приласкать, а просто катится, катится, катится в бездну. Логический конец у всей этой истории... Тяжело ли играть такую сломленную, несчастную героиню? Это работа, и ты в себя принять до конца это не можешь. Это фантазия на тему, это профессия», — рассказывает актриса.
От Натальи в образе несчастной матери на сцене глаз не оторвать. Она хрупкая и сильная одновременно, и свою роль исполняет с удивительной грацией и страстью. То же можно сказать и об их дуэте с Эдуардом Теэ: их сценическая пара получилась яркой и темпераментной.
«Мы все это своей душой перемалывали, пытались понять, как это можно выразить телом, искали максимально точные мизансцены. В такой работе не бывает ничего случайного. Эд (Эдуард Теэ — прим. ред.) очень точно сказал: каждое прикосновение имеет большое значение, это беседа в движении. Точно так же у нас каждый поворот головы что-то значит — это или вопрос, или ответ. Это беседа, только мы используем не слова, а свое тело. Вот такая у нас история, мы вымеряли все это по миллиметрику», — объясняет она.
Дочь отца Василия Настя — важный для понимания истории персонаж, хотя в повести ей уделено меньше внимания, чем другим ключевым героям. Она — тоже нелюбимый ребенок, не знающий родительской заботы и любви. В постановке ее играет Анастасия Цубина. «Я отношусь с большой любовью к этой Настеньке, поскольку никто к ней больше так не относится, и сама стараюсь какие-то светлые моменты создать на площадке, поскольку в повести у Андреева надежды нет. Для меня нелюбовь — это акция, это ответ на что-то, а не отсутствие чего-то», — говорит Анастасия.
Настенька в ее исполнении — робкая девочка, у которой нет никого, кроме куклы: «Стараюсь в пластике выражать то, что происходит во внутреннем мире моей героини. Она старший ребенок в семье и после гибели брата никому не нужный ребенок, растет без внимания, без ласки, поэтому и придумали, что она вся в куколке своей, это ее единственная радость».
Как сказал Лис Маленькому принцу, слова только мешают понимать друг друга. И «Васенька» эту теорему доказал. Актеры не произносят ни единого слова, но ощущения, что чего-то не хватает, нет. Наоборот, о словах забываешь, появляется какая-то особенная содержательность и полнота. Все настолько ясно, просто и естественно, что любое слово могло бы разрушить это волшебство.