Пост он опубликовал в группе «Граждане Торопца», созданной им в 2015 году для того, чтобы информировать жителей своего городка в Тверской области о том, что происходит вокруг. Говорит, что в 2014 году, «когда Крым забрали», понял, что в стране не все в порядке и надо что-то предпринять. «Я решил расследования проводить, как Навальный», - объясняет Владимир.Писал про местное патологоанатомическое отделение, которое, как заявляет Егоров, якобы существует только на бумаге, но деньги на его содержание все равно выделяются. Про грунт, который вывозят из песчаного карьера. Владимир утверждал, что это якобы воровство, которое покрывает администрация города.
Вступил в «Яблоко» под местные выборы. Чтобы открыть в Торопце отделение, Владимир записал в «яблочники» жену, тещу и еще одну родственницу, но активность проявлял, говорит, только он. Реакция на его расследования, говорит торопчанин, была такая: сначала неизвестные несколько раз попытались поджечь ворота его дома, а в окно комнаты, где спала его маленькая дочка, прилетел камень.
А потом пришли полицейские и возбудили против него дело за пост 2016 года. В нем Владимир комментировал предложение премьер-министра Дмитрия Медведева учителям уходить из профессии, если их цель - заработать деньги. Егоров призвал не забывать, что главный «виновник всех бед» - не премьер, а президент Путин.
Народной поддержки торопецкий Навальный, по его словам, не дождался. «Люди читали, смотрели - но как из Америки, с попкорном: мол, вот сумасшедший! - сетует Егоров на подписчиков своей группы. - Вроде одобряли, а где все? На суде никого».
Владимира защищала правозащитная группа «Агора», ему дали два года условно. Семье жить в Торопце стало неуютно, и Егоров вместе семьей, женой и двумя детьми, решил переехать в Подмосковье. Жена устроилась учительницей в школу, а Владимир - на завод. Говорит, что после месяца испытательного срока ему сказали, что он не подходит. «Ко мне стало приходить понимание, что в обычные люди мне дороги нет», - рассказывает об этом периоде жизни Владимир.
На запрос Би-би-си на предприятии ответили, что информация об увольнении - это персональные данные, которые они не имеют права разглашать. Сведения не предоставили даже после того, как Егоров написал расписку, что против разглашения своих данных не возражает.
С женой Владимир фактически расстался. «Сказала, что семью с собой на войну не берут, солдата ждут дома. А получилось, что я семью на войну взял. Ну, я действительно виноват, - соглашается осужденный. - Я говорю ей - отрекайтесь, если надо будет. Ее уволят - и кто будет кормить детей? В Подмосковье мы живем втроем 19-метровой комнате, и еще я экстремист».
Сейчас Владимир вернулся в Торопец. Там, по крайней мере, у него есть дом, а продать его он пока все равно не может: осужденным по «экстремистским» статьям в России запрещено пользоваться банковскими счетами и осуществлять электронные переводы.
Егоров утверждает, что работу в городе найти не может даже с помощью государственного центра занятости населения и что ему отказывают даже там, где нужны неквалифицированные чернорабочие.
Слова и действия В октябре 2018 года 282-ю статью УК РФ частично декриминализовали по предложению Владимира Путина: за первое правонарушение теперь следует не уголовное, а административное наказание.
Другие «экстремистские» статьи остались в Уголовном кодексе без изменений: публичные призывы к экстремистской деятельности (ст. 280 УК) и нарушению территориальной целостности (280.1 УК), реабилитация нацизма (ст. 354.1 УК) и оскорбление чувств верующих (ст. 148 УК).
Большинство дел по этим статьям в России врбуждают за высказывания, а не за конкретные действия, говорит руководитель информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский. Эксперты «Совы» напоминают, что в Международном пакте ООН о гражданских и политических правах названы причины для законодательного ограничения свободы слова.
Запрещена должна быть, во-первых, пропаганда войны. Во-вторых, выступления в пользу национальной, расовой и религиозной ненависти, которые - и это ключевой пункт - подстрекают к дискриминации, вражде или насилию.
Это не самое четкое описание, и чтобы определить, за какие именно высказывания положено уголовное наказание и установить границу между свободой слова и подстрекательством, в ООН был разработан Рабатский план действий , содержащий так называемый "шестичастный тест".
Следуя ему, суд должен учитывать не только само содержание высказывания, но и его контекст, степень его публичности, общественный статус оратора, его намерение возбудить ненависть и вероятность того, что его слова спровоцируют действия. В России суды регулярно забывают и о контексте, и о степени публичности высказываний, говорит Верховский.
Альбом во «ВКонтакте», который надо специально искать на странице пользователя, в суде считают высказыванием с неограниченной аудиторией. Более того, отмечает правозащитник, суды часто не исследуют само содержание высказывания.
Это поручают экспертам, а они признают разжигающими ненависть мемы о крестном ход,е как в деле Марии Мотузной из Барнаула, или считают оскорблением чувств верующих, когда Бога называют «редким покемоном», как в случае с блогером Русланом Соколовским.
Нередко суды забывают и о цели, которую преследовал автор - и тогда за демонстрацию нацистской символики судят людей, которые просто выложили у себя на странице историческое фото.
«Критерий нарушения прав других - это важная вещь, но у нас суды вообще не принимают во внимание, что перед ними стоит еще и цель защиты свободы слова», - замечает эксперт «Совы» Мария Кравченко.
Верховный суд пытается привести российские законы в соответствие с международными стандартами. В одном из постановлений осенью 2018 года пленум Верховного суда, по сути, повторил "шестичастный тест" Рабатского плана: отметил насилие как маркер важности, подчеркнул, что правоохранители должны доказывать не только факт публикации, но и намерение автора вызвать рознь и ненависть. Проблема остается скорее в правоприменительной практике, считают эксперты.
Но главное отличие российских законов в том, что для осужденных по «экстремистским» статьям наказанием становится не только судимость. Часто даже до начала рассмотрения дела обвиняемые в экстремизме оказываются в списке террористов и экстремистов, который ведет Росфинмониторинг. Их банковские счета блокируют и со счета разрешают снять только 10 тысяч рублей (150 долларов) в месяц на одного члена семьи.
Несколько лет осужденные не могут выставлять свою кандидатуру на выборах - даже если их судили по административной статье. А еще одна норма закона запрещает им состоять в религиозных организациях и НКО.
Последняя норма на практике применяется очень редко. Но в декабре 2018 года крымского адвоката Эмиля Курбединова арестовали на пять суток за демонстрацию запрещенной символики, и хотя его осудили всего лишь по административной статье, Минюст потребовал исключить его из «Крымской центральной коллегии адвокатов».
«А ты же в списке террористов!» На странице жителя Свердловской области Степана Черногубова во «ВКонтакте», в альбоме с сотнями сохраненных картинок эксперты нашли «повторяющийся образ Гитлера», изображения со свастикой, фотографии, на которых люди вскидывают руки в нацистском приветствии, и шутки про Холокост. Это и стало одним из поводов для возбуждения уголовного дела по 282-й статье.
Сам Степан считает, что дело за картинки было только поводом, ведь уголовное преследование началось как раз тогда, когда он активно писал в ЖЖ о загрязнении воды в родном Первоуральске и привлек к проблеме внимание экологов из Гринписа. Обязательные работы, которые назначил суд, Степан отбывал на кладбище.
«На всей территории кладбища имеются мусорные свалки, которые, разрастаясь, заваливают могилы», - объясняет он. Полтора года жил без выходных: зарабатывал на жизнь на заводе, а оставшееся время проводил на кладбище. За то, что он смог сохранить работу несмотря на судимость, Черногубов благодарит одного из мастеров завода, своего непосредственного начальника.
«Когда встал вопрос об увольнении, он сказал, что ко мне у него претензий нет, увольнять он меня не будет. А что я делаю за забором, его не касается», - вспоминает Степан. Вот только получать деньги за работу он больше не мог: «Мне приходит зарплата, и через несколько часов - СМС, что все счета заблокированы, ничего выдать не можем. Я не мог платить за учебу, приходилось просить жену». В итоге он смог договориться, чтобы зарплату ему выдавали наличными.
Когда судимость была погашена, Черногубов написал в прокуратуру, и через некоторое время его имя убрали из списка экстремистов Росфинмониторинга. Но проблемы не исчезли.
Перейти на другую работу, более высокооплачиваемую, пока не удается. По его словам, он пробовал устроиться на другой завод, в Екатеринбурге: «Сдал анкету на проверку. Сначала мне позвонили, одобрили. Я радовался: в Екатеринбурге зарплаты гораздо больше, вдвое. На следующий день позвонили и говорят: «А ты же в списке террористов!» Я говорю: «Из списков меня давно убрали, а судимость погашена».
В итоге на завод имени Калинина Степана так и не взяли. На предприятии коротко ответили на запрос Би-би-си, что Черногубов не соответствовал должности, на которую претендовал. После этого Черногубов, историк по специальности, попытался получить работу в Центре микрографии и реставрации архивных документов Свердловской области.
«Перезвонили, сказали: мы вас берем, выслали список документов. Но у них условие: принимают с испытательным сроком в два месяца. Я прикинул, что если устроюсь к ним и проработаю только до момента, когда они узнают о судимости, то свое старое место уже потеряю, - рассказывает Степан. - Я решил предупредить замдиректора архива о судимости заранее. Она мне написала в WhatsApp, что ей надо посоветоваться с директором. Потом перезвонила и сказала: вам в трудоустройстве отказано из-за судимости».
На запрос Би-би-си в управлении архивами Свердловской области ответили, что просто предпочли другого соискателя: «В качестве приоритета второго кандидата стало наличие большого стажа работы в архивной отрасли, а также возможность приступить к работе в более сжатые сроки».
Черногубов на это возражает, что вакансия на сайте для поиска работы висела еще неделю после того, как ему отказали в работе.
Даже если тебя ограничили, ты на что-то имеешь право Красноярская активистка движения «Артподготовка» Оксана Походун после приговора по уголовному делу смогла отстоять и рабочее место, и зарплату. Дело против нее, как и в случае с Черногубовым, возбудили из-за сохраненных изображений во «ВКонтакте».
Картинки были политические, говорит активистка, а что там было конкретно, сейчас она рассказывать не хочет. В СМИ появлялись сообщения о том, что Походун сохраняла в альбоме мемы о событиях на Украине и о чем-то, связанном с Владимиром Путиным.
Оксана уверяет, что альбом был закрытый, доступный только ей: «Я, честно говоря, думала: раз соцсеть закрыла на замок, значит, это у меня под подушкой лежит». Во «ВКонтакте» комментировали изданию TJournal ту историю, утверждая, что в 2017 году альбом еще был открыт для всех пользователей.
Походун приговорили к двум годам условно - по той самой части 1 статьи 282, которую всего через полгода после приговора декриминализовали.
Оксана работала медсестрой в краевом противотуберкулезном диспансере № 1. Когда в июне 2017 года к ней домой пришли представители следственных органов, она немедленно ушла на больничный, потом в отпуск. Говорит, что перенервничала и у нее случился гипертонический криз.
Только через пару месяцев Походун вернулась на работу. Утверждает, что в тот же день к ней пришли с внутренней проверкой: «Сначала открыто, в лицо сказали - напиши по собственному. 99% людей скажут - ладно, о'кей. Я говорю: нет. Они этого не ожидали».
В итоге, говорит Оксана, ее уволили по статье: «Написали, что я не соблюдала технику безопасности, и уволили». Походун отправилась в суд - и выиграла дело, восстановившись на работе. Диспансер отказал Би-би-си в комментарии.
Через четыре месяца Оксана уволилась сама. «Это было дело принципа - восстановиться. А потом уйти, когда мне надо. Мне надо было выработать десять лет в противотуберкулезной службе: тогда на пенсию можно уходить в 50 лет. Вот и доработала», - объясняет она. Несмотря на судимость, ее взяли на работу в другое медицинское учреждение в Красноярске.
Оксана Походун смогла не только отстоять свое рабочее место, но и заставила банк выдать ей всю зарплату. Она внимательно изучила закон и выяснила, что имеет право получать всю сумму.
«Мне тоже первые месяцев шесть мозг компостировали, что можно только 10 тысяч. Надо просто уметь читать. Там ниже идет, что можно. Они обязаны выдать сначала 10 тысяч, а через пять дней - остальную сумму», - объясняет она, как вчитывалась в 115 федеральный закон: именно он ограничивает финансовые операции для подозреваемых в экстремизме.
Активистка обратилась с заявлением об ограничении ее прав в Росфинмониторинг, краевую прокуратуру и объяснила начальнику отделения своего банка, что удерживать зарплату - не ее дело. «У нас как происходит? Люди не знают своих прав. Даже если тебя ограничили, ты на что-то имеешь право», - говорит активистка.
Эксперты «Совы» объясняют, что в законом не установлена единая процедура, как получать деньги или добиться исключения из списка экстремистов. Кому-то это удается, кому-то нет. Приговор Оксане по 282-й статье аннулировали в марте, но банк ВТБ до сих пор не разблокировал ее счет.
Побег в Хельсинки Политикой Борис Яковлев, музыкант из города Дно Псковской области, заинтересовался в 2013-м. Наткнулся в YouTube на прямой эфир саратовского оппозиционного блогера Вячеслава Мальцева и начал выходить на «прогулки свободных людей», которые Мальцев предложил своим сторонникам проводить у себя в городах. В родном городе его больше никто не поддержал.
«Я гулял, как дурачок, один, - вспоминает Яковлев. - Я потерял всех друзей, разругался с бывшими одноклассниками, друзьями, коллегами. В то время - в 2014 году - у всех было воодушевление из-за этого гребаного Крыма. Я говорил - вы посмотрите, как вы живете! Но говорить с ними было бесполезно, и я просто обрывал контакты».
Яковлев стал писать политические песни и выкладывать записи в интернет, высказывал свое мнение о происходящем в постах во «ВКонтакте». Работал Борис в доме культуры звукорежиссером.
«Но я ушел оттуда - там были копейки по деньгам, и это можно было еще терпеть, пока не началось победобесие. Глава администрации Тюрина рассказывает ветеранам Великой Отечественной, что [известный в области глава псковского отделения "Яблока" Лев] Шлосберг - фашист, а я сижу за пультом и обеспечиваю ей звук. Конечно, мне хочется в нее микрофоном кинуть в этот момент», - вспоминает Яковлев.
С обыском к музыканту пришли в марте 2017 года. Как выяснилось, дело на него возбудили за посты во «ВКонтакте»: в них усмотрели призывы к экстремистской деятельности. В деле фигурировали посты, начинающиеся словами: «Мы свой лимит на революции уже исчерпали...», «Мне вот интересно...», «Читая новостную ленту...» и другие.
В августе, говорит Яковлев, адвокаты «Агоры» предупредили его, что все движется к реальному тюремному сроку, и музыкант решил бежать из России. У него оставался при себе загранпаспорт, а в нем была финская шенгенская виза. Борис нашел машину через BlaBlaCar: из Псковской области перебрался в Белоруссию, оттуда - в Латвию, потом - в Стокгольм, потом в Хельсинки.
«К этому моменту у меня осталось всего 10 евро в кармане, - вспоминает Яковлев. - Пошел полицию искать, нашел - а с английским-то у меня беда. Ну, объяснил как-то, что нужно убежище, и все: они посадили меня в машину, быстрый допрос, сняли отпечатки пальцев - и в лагерь».
Борис живет в лагере беженцев до сих пор - учит финский, ждет решения о предоставлении ему убежища. С оставшейся в России девушкой он переписывается по WhatsApp.
В Хельсинки Борис работал уборщиком в ветеринарной клинике, дружит с соседом по комнате из Ирана: «Он похож на Джона Леннона, только черный». Потом его перевели в другой лагерь, в тесную казарму на семь человек, сетует он. Главная радость - что в Финляндию смогли передать гитару Бориса. Он снова может сочинять песни - о жизни, о любви. «Политические песни - это скорее шутка была», - говорит он.
