«Папа, сдохни»: как Кирилл Соколов заткнул за пояс Квентина Тарантино

Для Андрея Геннадьевича (Виталий Хаев) телевизор может служить метательным снарядом. Фото: Кадр из фильма

Молодой (29 лет) и успевший ранее снять только несколько короткометражек Кирилл Соколов задался целью доказать, что не только «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов», но и собственных Тарантино и Родригесов способа российская земля рождать.

Полнометражная кроваво-черная комедия «Папа, сдохни» поневоле наводит на мысли о доблестном тульском самородке Левше и его товарищах, сумевших подковать «аглицкую блоху». Получилось куда тоньше и искуснее, чем у британцев, с одной только разницей: блоха лишилась своей основной и единственной функции: перестала прыгать. Впрочем, если брать в качестве критерия голое, так сказать, мастерство, а не функциональность, то наши мужички положили гордых англосаксов на обе лопатки.

Как и Левша, Соколов не имел и малой толики той сметы, какой пользовался его заморский соперник. «Папа, сдохни» сделан, буквально, на коленке. Почти все действие происходит в тесной двухкомнатной квартирке с ломкими гипсокартонными стенами, снято все явно в сжатые сроки.

Мочи их безо всякой жалости!

По количеству пролитой крови как на квадратный метр жилой площади, так и на единицу времени, Соколов, пожалуй, перещеголял американского гения веселого гиньоля. Во всем остальном он только делает вид, что подражает «Бешеным псам» или «Криминальному чтиву». Он заимствует у Мастера рваный ритм и рваную композицию, дробит действие на новеллы, нарушая при этом хронологическую последовательность, т.е. оставляя зрителя в некоторой растерянности: что, в конце концов, должно следовать после чего? Но откровенно цитируя (а точнее – передразнивая) тарантиновские фишки, Соколов находится в совершенно иных отношениях с реальностью.

Я, отстукивающий на компьютере эти строки, и вы, которые определенное время спустя прочтете их, мы вместе пребываем в данном случае в т.н. первой реальности, реальной реальности. То есть - в никем не придуманном (если оставить в стороне гипотезу о существовании Бога), действительном, мире. Искусство имеет дело с этой реальностью, используя ее как исходный материал. Создавая вторую реальность, которая в чем-то похожа на первую, а в чем-то ее преображает.

Тарантино с первой реальностью предпочитает не иметь дела. Он черпает сюжеты своих фильмов и вдохновение из уже готовых произведений кинематографа.  Он берет уже деформированную другими художниками реальность и выстраивает свои творения, постоянно напоминая зрителю, что тот совершенно не обязан любить или ненавидеть приведенных мастером на экран персонажей. Зритель может отключить свое нравственное чувство, здесь оно вне игры. Не потому, что фильм безнравственен – у Тарантино этого не бывает, а потому, что с безнравственными персонажами поступят так, как они заслуживают. Зритель априорно знает, кто хороший парень  а кто плохой, и знает, что отъявленных негодяев (нацистов, рабовладельцев и др.) следует мочить направо и налево, что и делают хорошие парни. А цистерны крови – здесь всего лишь  острая приправа, кетчуп, без которого блюдо будет пресным.

У Соколова все не так. Его как раз очень тревожит то, что жить и творить приходится в мире, где торжествует абсолютная аморальность, где человек, совершая подлость, прекрасно знает,  что он подлец – и что именно потому своего добьется в любом случае.

Соколов, безусловно, суровый моралист. Это его, так сказать, гражданственное и этическое кредо.  А как художник он склонен к гротеску и черному юмору. И будет смешить зрителя жестокими и нелепыми гэгами до тех пор, пока зритель не опомнится и мысленно не возопит: Господи, что же это с нами делается? И тогда режиссер ткнет его, как нашкодившего щенка, в кровавую лужу и спросит: «А чем лучше ты этих отморозков, если преспокойно живешь в мире, созданном ими для себя?».

«Отцы и дети-2019»

Молодой человек невыразительной наружности с заткнутым за пояс молотком мается на лестничной площадке, затем робко жмет кнопку звонка. На пороге вырастает крепкий лысый мужчина средних лет, которого очень не хотелось бы встретить вечером в безлюдном парке. Молодой человек по имени Матвей (Александр Кузнецов) пришел убить отца своей подруги Оли, нечистого на руку и на все прочие части тела опера, оборотня в погонах, Андрея Геннадьевича (Виталий Хаев).

Матвей(Александр Кузнецов): «Я пришел убить вас». Фото: Кадр из фильма

Папаша - конечно, мерзавец. Оля (Евгения Крегжде) уверила Матвея, что отец когда-то изнасиловал ее, и просит убить злодея. Из диалога будущего убийцы и будущей жертвы режиссер извлек тонны черного юмора. Молоток, естественно, вываливается , и папаша любопытствует, чего ради гость приперся со своим инструментом. Мирная беседа в присутствии явно психически нездоровой (а вы поживите 25 лет с озверелым садистом!) супруги опера (Елена Шевченко) переходит в потасовку с применением телевизора как орудия ближнего боя и охотничьей двустволки. Квартира превращается в руины, задница одного из дерущихся проламывает гипсокартонную стену и застревает в ней. Одним словом, фантазия режиссера неудержима, и он оттягивается в полный рост.

Подручные средства используются изобретательно. Конечно, это вам не «Техасская резня бензопилой», да и кто станет держать бензопилу в малогабаритной квартире, зато есть дрель, и Андрей Геннадьевич с видимым удовольствием сверлит ей ногу Матвея. Выглядит все жутко и неаппетитно; честно говоря, то и дело хочется отвернуться от экрана, но коль скоро ты пришел в кинотеатр, то смотри! Билеты-то нынче кусаются, так что пусть деньги будут потрачены не зря. 

По примеру Тарантино Соколов внезапно обрывает действие и переносит его в другую квартиру, измазанную кровью еще на порядок гуще. По квартире разбросаны части молодого женского тела. («Красивая, - резюмирует герой Хаева, - на мою Ольку похожа».) Тут же – упитанный молодой человек в «олимпийском» спортивном костюме от Боско ди Чильеджи, с надписью во всю грудь «РОССИЯ».

Знаете, иногда случайная, вроде бы, деталь направляет ваши мысли в нужную сторону. Если вы ценитель авторского кино (а не ценитель вряд ли пойдет на «Папа, сдохни»), то вспомните «Нелюбовь» Андрея Звягинцева, тот кадр, где героиня в таком же костюме занимается на беговой дорожке. И скажете: «Ну вот, добегались!».

История с маньяком, расчленившим неизвестную девушку, - вроде бы побочная линия, но именно здесь появляется спортивная сумка с крупной суммой в долларах. Со временем мы узнаем, что весь сыр-бор, собственно говоря, из-за этой сумки.

Не стану пересказывать содержание, скажу только, что финал явно навеян опусом Валерии Гай-Германики «Все умрут, а я останусь». Ведь кто-то должен спастись из залитой кровью квартиры, пол которой живописно усеян четырьмя трупами.

Соколов снял фильм о времени, когда окончательно распалось все. Включая семью, которая, казалось бы, должна оставаться единственным островком спасения в океане распада. По Соколову это не островок, а айсберг. Его подводная часть – «скелеты в шкафу», которые в нужный момент должны опрокинуть айсберг и утянуть на дно тех, кто оставался на нем.