Девяносто зрителей, которым посчастливилось попасть в Русский театр на «Пять вечеров», на три с половиной часа с головой погружаются в атмосферу конца 1950-х, с поразительной точностью, вплоть до мельчайших деталей воссозданную художником Борисом Шляминым.
– Сейчас кажется, что в шестидесятые было ощущение радости.
– Было. Но быстро угасло.
(Из интервью, которое Александр Володин дал в день 80-летия Марине Дмитревской.)
Мне доводилось бывать в старых питерских коммуналках, с их длинными и почему-то извилистыми коридорами, где в полутьме непременно натыкаешься то на лыжи, в распорках дожидающиеся зимы, то на повешенный на стену вверх колесами ржавый велосипед, то, как герои спектакля, на жестяной таз. Эпоха узнается и в женских прическах (некогда модный, а ныне едва ли не кажущийся уродливым перманент), и в костюмах (кто-то из зрителей пенял театру, отчего Александр Ивашкевич – Ильин одет здесь так же, как Станислав Любшин в фильме Никиты Михалкова. Так ведь отечественная легкая промышленность той поры не баловала разнообразием: широкополая черная шляпа, добротное драповое пальто и костюм в полоску были униформой самостоятельного мужчины).
Характеры эпохи
Но главная и подкупающая верность эпохе – в характерах. В том, как бережно, умно и лирично прочли и сыграли старую (1959) пьесу Володина режиссер Александр Кладько и актеры Лариса Саванкова, Александр Ивашкевич, Елена Тарасенко, Татьяна Егорушкина, Дмитрий Кордас и Сергей Черкасов.
Петербургский режиссер Кладько ранее поставил в Таллинне «Старшего сына» и «Чиполлино». Мило, талантливо, но... не более. «Пять вечеров» – совсем другой уровень. Здесь очень много того, что хочется назвать театральным высшим пилотажем.
«Пять вечеров» – пьеса длинная. Обычно ее сокращают. Здесь режиссерские «ножницы» почти не тронули текста, потому что у Володина одно вытекает из другого, все взаимосвязано, герои заслуживают подробного (но и не лишенного доброты, а некоторые – и снисходительности) взгляда.
Почему Ильин вдруг вспомнил первую любовь? Потому что его случайная – на этот вечер – подруга Зоя заговорила о любви. А еще потому, что Зоя, феноменально точно сыгранная Еленой Тарасенко, вдруг ужаснула его: несовместимость интеллектов, интересов, кругозоров оказалась катастрофической! Но и довольно вульгарной Зое режиссер, актриса, а с ними и публика сочувствуют. Володин жалел и понимал этот несчастный женский социальный слой: фабричных девчонок, продавщиц, санитарок – с их неустроенностью, неутомимым желанием встретить того единственного и готовностью в который уж раз наступить все на те же грабли.
...А ей семью хочется, ведь женщина! И она уже не так верит в себя. «В чем дело, чего у меня не хватает?» И с третьим она уже теряет гордость, почти навязывается. А про нее говорят: «Какая распущенная...»
Зоя – охотница, чего только стоят ее взгляды: плотоядный на Ильина (а вдруг он и есть ее счастье?) и колюче-изучающий на Тамару (отчего он называет ее звездой? Если приглядеться, чем я хуже?). Но охотница неудачливая.
Жалость и преклонение
– Знаешь, что волнует меня в любой женщине? Я преклоняюсь перед ней, как перед чудом. В женщине есть мелодия, должна быть, иначе она – не женщина. Мне всегда кажется, что чудо-женщина беззащитна. Вот и получается, что любовь – это жалость и преклонение.
Александр Володин
И в спектакле в каждой женщине звучит эта мелодия. Характеры очерчены очень точно. Бедовая, отчаянная Катя (Татьяна Егорушкина), настоящая боевая подруга для пока еще ребячливого и наивного Славика (Дмитрий Кордас), может пойти одним из двух путей: либо Зоиным – в Кате есть некая простоватость, либо Тамариным – стать звездой для любящего мужчины и немножко – Снежной Королевой. Какой и сыграла Тамару Лариса Саванкова.
Я взял маленькое зеркальце, посмотрел на себя в профиль и понял: не сможет она меня любить. Женщина в белом, как снежная королева, такая прекрасная, что я могу только боготворить ее издали... И вот та девушка, что звонила, представилась мне такой. И я говорю: не надо встречаться. За четыре дня до призыва! Вы, говорю, придете вся в белом, прекрасная, а я – вы не знаете, что увидите... Словом, полный идиот... Ну мы и встретились. И вот призыв. Женщины провожают нас, бегут за грузовиками, плачут. А моя не плачет. Кричит на бегу: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена!»
Александр Володин
Писатель подарил это прощание своим героям.
Лариса Саванкова в роли Тамары удивительна. Как и Александр Ивашкевич в роли Ильина. Уж сколько спектаклей они сыграли вместе: Дидро и мадам Тьербуш в «Голой правде», Фредерик Леметр и мадемуазель Жорж во «Фредерике», Вальмон и маркиза де Мертейль в «Опасных связях», Мышкин и Настасья Филипповна в «Идиоте». Их дуэт сыгран и слажен, как в фигурном катании. Но здесь в их игре возникает новая глубина и новое обаяние. Прошлое прочитывается в том, как они снова оттаивают, снова находят друг друга. Понимаешь, что слова Тамары «какая у тебя будет бесчувственная жена» согревали Ильина все дни войны. Мужчинам его поколения строки «Жди меня» Симонова были молитвой и надеждой, Ильин вслед за лирическим героем Симонова мог бы сказать Тамаре:
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Светлая тоска по людям
А что случилось дальше? Если биографии остальных персонажей выписаны четко и прозрачно, то Ильин – загадка. Мы знаем, что его исключили из института за то, что он назвал подлеца подлецом. Потом – фронт. Пока все ясно. Но послевоенные годы... Мы знаем только, что он работал шофером где-то на Севере. В 1959 году о сталинских репрессиях говорили глухо, а уж на сцене эта тема была табу. Возможно, прямодушие Ильина привело его на один из островов архипелага ГУЛАГ. Или предчувствие, что он сядет по чьему-нибудь доносу, заставило Ильина добровольно завербоваться на Север, где уж точно искать его не станут. (Так Иннокентий Смоктуновский в послевоенные годы уехал в заполярный Норильск.) Впрочем, подробности не так уж важны. Важно то, как Ивашкевич показывает, что можно быть интеллигентом, не будучи хлюпиком.
Постановка Кладько, как и ее герой, интеллигентна. Сентиментальна, но не слезлива. При всем драматизме (или мелодраматизме) она насыщена юмором: очень смешной получилась сцена, в которой Тамара и Ильин, не совпадая по фазе, переговариваются ночью из разных углов и Тамара, стесняясь и все же желая покрасоваться перед любимым мужчиной, выглядывает из-за ширмы в комбинации и тут же, испугавшись собственной смелости, прячется. Совершенно феерически сделана сцена Ильина и Кати в пивной, здесь столько комедийных деталей, что сцена проходит под непрерывный хохот зала. Замечательно придуман «дуэт ревнивиц», в котором Лариса и Зоя танцуют под песню «Миленький ты мой...»: он начинается как поединок, а заканчивается как братание подруг по несчастью.
Наконец, финал, в котором есть и душевное тепло, и почти что семейная трогательная интонация, объединяющая сцену и зал. Падает мягкий, рождественский снежок, и за стеклом мы видим лица всех действующих лиц. А затем зрителей угощают шарлоткой, которую пекла во втором акте Тамара. (Кстати, шарлотку в самом деле готовит – к каждому представлению – Лариса Саванкова.)
То недолгое ощущение радости, о котором говорил Володин, передается залу. А еще светлая тоска. Не столько по времени, сколько по людям. Власть была плохая (хотя и о нынешней добрых слов не скажешь), а люди прекрасные. И только потом соображаешь, что Тамара и Ильин вряд ли дожили до наших дней, а Катя и Славик если и дожили, то им по 75 лет, и они, скорее всего, живут в бедности, как большинство пенсионеров.
А вам еще не вышли сроки?
А нам уже пора, пора...
Вам результаты перестройки
увидеть и кричать ура.
А может быть – уж нас не будет,
но с наше поживете вы
и на своем развале судеб
промолвите вслед нам: увы...
Александр Володин