Знакомство. Очень быстрое знакомство

Со вторым мужем Лига познакомилась в интернете. Восемь лет назад она развелась, одна воспитывала трехлетнего сына и работала в лавочке льняных изделий в Старой Риге. Все вроде бы было хорошо, но подавляла усталость. Однажды вечером на странице интернета с многообещающим названием "Эдемона" она познакомилась с Ренарсом (имя изменено).

Латыш, живет в Швеции, на тот момент разводился с женой, тоже латышкой. "Так красиво себя преподнес. Все у него есть, не хватает только семьи и детей", – вспоминает Лига.

Через пару месяцев они встретились в Стокгольме. Он подумал даже о кроватке для сына Лиги. Через полгода она с сыном переехала к новому другу.

"У меня была нормальная жизнь, но потом я попала в тюрьму отношений", – теперь приходит к выводу Лига.

Быстрое развитие событий типично для насильственных отношений. "Я заметила, что женщины очень часто знакомятся в интернете с мужчинами, которые хотят быстро создать отношения. Быстро беременеют, быстро выходят замуж", – заметила социальная сотрудница Центра Марта Лиене Целминя.

Так произошло и с Лигой, и с другими героинями этой истории. Бухгалтер Наталия из Лиепаи вскоре после развода вышла замуж во второй раз – за только что разведенного моряка. Художница Лаура из Риги и торговый менеджер Илона из Талси незапланированно забеременели уже в первые месяцы знакомства.

Все произошло так быстро, потому что спешка обеспечивает главную цель насильника – полный контроль над жизнью другого.

Взятие под контроль

Позже, в группе психологической помощи, Лига сформулировала то, что с ней произошло. "Тебя кладут в холодную воду и медленно варят, как лягушку. Ты не замечаешь, что происходит, потому что всё плохо далеко не каждый день".

 Под контроль свою жертву насильники берут незаметно, и выражается это по-разному, в зависимости от вида насилия.

Обычно под насилием в семье понимают именно физическое, но не менее разрушительно также и эмоциональное (унижение, крик, отказ разговаривать), экономическое (не дает денег, отбирает машину) и сексуальное насилие. В Латвии в основном уголовно наказывается физическое насилие в семье. Частью эмоционального насилия может быть преследование или доведение до самоубийства. Тем временем в Великобритании сейчас рассматривают законопроект, предусматривающий наказание и за экономическое насилие.

Экономическое насилие не позволяет женщине создавать накопления,  что мешает ей уйти от мужчины. "Всё было на его имя", – вспоминает Лига. Она работала поваром и в семье отвечала за приобретение продуктов питания и расходы на ребенка. Муж, зарплата которого была в три раза больше, оплачивал счета за дом и лизинг автомобиля. "У него не было ни малейшего понятия о том, как дети растут. Сколько стоит обувь, одежда. Всегда надо было покупать самое дешевое. Он мне в месяц давал, может быть, 100 евро", – подсчитывает Лига. Если надо было больше, она брала у мужа взаймы, а потом отдавала долг.

Так происходит не только в бедных семьях, в которых считают каждую копейку: за время своей работы Центр Марта видел довольно много состоятельных клиенток, которым муж давал сравнительно много денег, но требовал собирать чеки и отчитываться за каждый из них. "Когда она тратила слишком много, он пропорционально урезал сумму", – рассказывает Лиене Целминя.

Еще более критическая ситуация у неработающих женщин. Нередко уже в начале совместной жизни партнеры договариваются: она сидит дома и воспитывает детей, он обеспечивает их материально.

"На корню уничтожаются любые мысли об образовании, профессии", – объясняет Юрис Дилба из Центра Марта.

Эта модель традиционна, но она становится больной, если используется для контроля и по поводу расходов семьи мужчина принимает решения фактически единолично.

В точно такой же ситуации находилась Наталия: "Он сказал: какая работа, у нас трое детей, не хочу, чтобы у нас были проблемы, сиди дома". Правда, мужа она не слушала, и пока тот был в море, тайно посещала разные курсы. "Чему я только не училась! На бухгалтера. Сдала на водительские права, хотя на машине так ни разу и не прокатилась, потому что он не разрешал", – рассказывает Наталия. Чтобы были свои собственные деньги, она неофициально работала на разных случайных работах – уборщицей, няней. В результате у нее мизерный трудовой стаж, на основании которого рассчитывается пенсия.

Изоляция

Обычно экономический контроль идет нога в ногу с изоляцией женщины от внешнего мира. "Это начинается с вроде бы невинных вопросов – где была, что делала, но перерастает в "не делала ли ты что-нибудь такое, что мне не нравится?", – так это характеризует Юрис Дилба, сотрудник Центра Марта.

Муж Лиги отменил запланированный семейный ужин с детьми в ресторане, потому что она договорилась на следующий день встретиться с подругами. Если на работе собирались отмечать Рождество, он за пару дней до этого узнавал о внезапной командировке, из-за которой не сможет присмотреть за детьми.

Ситуация Илоны была еще сложнее. Гражданский муж Юрий ее контролировал и физически. Отобрал телефон. "Когда во время беременности мы два раза ездили в деревню встретиться с моим сыном, который там заканчивал учебный год, я даже в туалет не могла сходить одна. Он контролировал. Не дай бог, сестре пожалуюсь!", – рассказывает Илона. В рабочие дни, пока гражданский муж работал, за Илоной "присматривала" его мама.

Наказания

Когда Илона возражала или была недостаточно улыбчивой, гражданский муж надевал на нее смирительную рубашку.

Первый раз это произошло вскоре после того, как Юрий разбил ей голову чайной чашкой. Тогда Илона уже понимала, что он склонен к насилию, и собиралась переехать – пока не узнала, что беременна.

В ту роковую ночь она на кухне пила чай. Юрий пришел с работы. Они начали выяснять отношения. Юрий собирался после рождения ребенка отдать его на воспитание своей матери. "Если ты так рассуждаешь, пока маленький еще у меня в животе, я сяду на корабль, на самолет, – все равно куда – и уеду в неизвестном направлении. Тогда ты его даже не увидишь", – отреагировала Илона. Следующее, что она помнит, был горячий чай на лице и ошеломляющий удар по голове.

"Вижу – кровь во все стороны, брызгами! Мне плохо, я ему говорю: вызывай скорую! Он: не буду, работу потеряю", – вспоминает Илона. Юрий тогда работал в Службе безопасности Сейма и президента страны. В конце концов он сам отвез Илону в больницу, где рану зашили. Об этом свидетельствует выписка из больницы, убедилась Re:Baltica. Заявлять в полицию Илона отказалась. Поверила, когда он просил прощения и божился, что больше такого не повторится. Юрий Re:Baltica утверждает, что чашка нечаянно выскользнула у него из рук.

Не прошло и десяти дней, как Юрий принес домой рубашку с длинными рукавами и велел Илоне вытянуть руки. "И он на меня эту рубашку надел. А его мать поучала, как правильно затянуть. Был и ремень, которым стягивались руки", – Илона во время интервью показывает, как это делалось. Рубашку достала мать Юрия, и на Илону ее надевали за непослушание, за плохое настроение: Юрий хотел, чтобы "дома были только позитивные и счастливые люди". Юрий Re:Baltica отрицал наличие рубашки. Один раз он якобы связал Илону своим банным халатом, потому что у нее начался припадок паники.

Наталия первые побои получила, кода в кафе потанцевала со знакомым, пока муж на улице курил. Увидев их, он подбежал и ударил жену в живот.

Наталия убежала через черный ход, а дома муж ее избил так, что она "еле в живых осталась. Он бил ногами с таким зверством!.. Когда утром меня увидел, возможно, сам испугался, потому что ему надо было идти в море, судно стояло в порту. Запер в квартире, отключил все телефоны. Просто спрятал, чтобы я никуда не смогла позвонить". Через некоторое время пришло письмо, в котором муж просил прощения. После следующих побоев таких писем уже не было – он знал, что она не уйдет, она знала, что никому не пожалуется.

"Потом он научился бить так, чтобы не было видно синяков", – говорит Наталия. Вынося насилие годами, Наталия только просила, чтобы не бил по глазам, потому что после этого ужасно болела голова.

Не всегда наказания имеют физическую форму. Эффективны и психологические методы, которые в долгосрочной перспективе рушат самооценку женщин, однако их сложно доказать. Например, отказ разговаривать, который заставляет женщину гадать, что она опять сделала неправильно. А еще - угрозы самоубийствов.

Когда Лига в первый раз собралась с духом позвонить в полицию, муж из пояса халата сделал петлю и пообещал повеситься. Лаура вспоминает эпизод с "разбросанными таблетками и спящим среди них другом. Посмотрела – там лекарство от кашля и уголь".

С июня по декабрь 2018 года Государственная полиция в экспериментальном порядке в отдельных регионах Латвии провела специальное анкетирование при вызовах на семейные конфликты. Всего таковых было 163. В 26% случаев угрожавшее лицо затем пыталось – или угрожало – покончить с собой. То есть чаще, чем в каждом четвертом случае.

"Это на самом деле довольно действенное средство, скажу прямо. По крайней мере, на основании моего опыты", – делает вывод Лиене Целминя. Она в Центра Марта работает три года, ее коллега Дилба – двенадцать. Никто из них не сталкивался с тем, чтобы мужчина в такой ситуации действительно совершил самоубийство.

Сотрудники Государственной полиции, которые систематически анализируют вызовы на семейные конфликты с 2014-го года, вспомнили два случая, когда после отлучения от семьи мужчины покончили жизнь самоубийством. Это не значит, что такого не бывает. Но это случается редко. А официальной статистики нет.

Через четыре месяца после развода на работе повесился и бывший муж Лиги.

Самоубийство в свое время совершил и его отец. О случившемся ей утром сообщила полиция. "Если честно, эмоции были странными. Смеешься, и в то же время плачешь".

"Сама виновата"

Женщины, длительно подвергавшиеся физическому, экономическому и эмоциональному насилию, начинают сомневаться в себе. Стараются быть податливыми. Могут промолчать, чтобы "не спровоцировать" мужчину. Но это ничего не меняет, потому что причина для агрессии найдется всегда. Например, неправильно вилку положила.

"Если кто-то его оскорбил или он поссорился с друзьями, всегда за это отвечала я", – вспоминает Наталия. "В этих отношениях был только один виноватый в семье. Случалось ли что-либо, ломалось ли, всегда виноватой была я", – иронически усмехается Лига.

Споры в семье – это естественное явление, объясняют специалисты Центра Марта, но различаются методы, которыми их решают в здоровой семье и в семье, где практикуется насилие. В здоровой семье оба обсуждают проблему и решают ее. "В семье обычно виноват один, и это насильник, но он пытается убедить, что виноват пострадавший. Это существенная разница между насилием и обычным семейным конфликтом", – объясняет Дилба.

В  интервью Re:Baltica женщины рассказывают, что в происходящем винили себя. "Конечно, одно полено не горит, и все это происходит потому, что у тебя какой-то особый склад характера, загоняющий тебя в ту задницу, в которой вдруг себя обнаруживаешь", – сурово замечает художница Лаура. Наталия, после развода посещавшаяся психолога, поняла: "У меня на лбу написано – жертва. Наверное, этим я провоцировала такое отношение к себе".

Но единственная вина женщин заключается в том, что они позволяют так обращаться с собой.

Уйти от насильника не помогает и высокая толерантность общества к насилию в семье. Треть жителей Латвии считают, что женщина сама провоцирует насилие по отношению к себе, свидетельствуют исследования Eurobarometer и Министерства благосостояния. 30% думают, что насилие в семье недопустимо, но все же за него не надо наказывать на законодательном уровне. Это одни из самых плохих показателей в Евросоюзе.

Однако изменения в умонастроении общества медленно, но происходят. Если десять лет назад 66% считало, что за насилие в семье всегда надо наказывать, то в прошлом году так думали уже 75%.

"Работы еще много. До сих пор царят стереотипы со стороны окружающих, даже близких и подруг, – делится своими наблюдениями Юрис Дилба. – Близкие, которые внезапно узнают, что женщина хочет развестись, начинают суетиться: ты хорошенько подумай! У кого не бывает споров и недопонимания?"

В гневе Ренарс всегда кричал, чтобы Лаура убиралась из его дома, а дети останутся здесь. "Сейчас, беседуя с психологом, я спросила, что именно он этим хотел сказать. Она ответила: это была только манипуляция, чтобы можно было продолжать тебя контролировать".

Угрозы выгнать из дома, который обычно зарегистрирован на имя мужчины, и отнять детей являются обычными аргументами для запугивания, но в случае Лиги они достигли противоположного эффекта. "Каждый раз, когда он мне говорил – убирайся вон из моего дома, я понимала, что у меня внутри этот сигнал все сильнее и сильнее", – говорит она.

Она отчетливо помнит тот осенний день, когда осознала: "Во мне все умерло. В декабре я сказала, что хочу развода".

Kак я одна с детьми справлюсь?

Уходить тяжело, очень тяжело. Давит стыд, что допустила такое обращение с собой. Особенно, если есть хорошее образование и работа, идя на которую, очередной синяк женщина прячет под слоем тонального крема – как со мной, умной, успешной, могло такое случиться? И страх – как я одна с детьми справлюсь? Не отнимут ли их у меня?

Илона первый раз попала в кризисный центр, когда дочке исполнилось лишь два месяца. Сын был в школе, мать гражданского мужа – "надсмотрщица" – опаздывала. "Накинула то, что в коридоре под руку попалось, положила малышку в коляску – и сбежала! Калитку не закрыла, просто убежала". Плутала между многоэтажными домами в Плявниеках в поисках социальной службы.

"Пожалуйста, помогите мне сбежать от мужа", – это были ее первые слова, сказанные социальной сотруднице.

По счастливому совпадению, именно в тот день из кризисного центра в Плявниеках выселилась семья и освободилась комната. "Незамедлительно назначили реабилитацию, встречу с психологом, консультации. Но радость была недолгой". Через три недели Илона поверила, что ее гражданский муж изменится, и вернулась.

Художница Лаура сбежала в кризисный центр в Пардаугаве (сейчас закрыт – ред.). "Но там, правда, было немного хреновато. Сами социальные сотрудники не заметили, как там создался тюремный режим", – рассказывает Лаура. Психологическую и юридическую помощь она получила в Центре Марта. "Со всем уважением к ним отношусь, очень хорошо они работают! Независимо от социального статуса и предыдущего опыта".

Сотрудники центра советуют клиенткам готовиться к уходу от насильников постепенно. Заблаговременно сделать и спрятать копии документов, попытаться скопить денег, найти хотя бы одну подругу, которой в момент кризиса можно подать знак – заранее оговоренную фразу, которая означает "приезжай на помощь".

Сильной мотивацией для того, чтобы уйти, являются и дети. "Я так выросла, они так вырастут. Как долго мы будем продолжать эту игру?" – рассуждает вслух Лаура. Лига тоже однажды с ужасом заметила, что дочка поднималась по лестнице и начала кричать "точно так же, как он".

Психотерапевт Мария Абелтиня, которая много работала с клиентками, пострадавшими от насилия, ссылается на проведенные в США исследования, показывающие: для мальчиков, которые в детстве видели, как унижают их мать, риск того, что они так же будут относиться к своей партнерше, в десять раз больше. В свою очередь для девочек – в шесть раз больше риск того, что они сами станут жертвой сексуального насилия, так как не умеют своевременно распознавать сигналы опасности.

Лига в Швеции нашла номер кризисного центра. Когда во время очередной тирады муж угрожал сжечь дом, Лига посадила детей в машину и на полдороге дозвонилась до центра. Через час она уже была в социальной квартире: "Когда туда добрались, сын меня обнял и сказал: "Мама, теперь уже самое страшное сделано"."

Счастливый конец (не обязательно)

Уход не означает счастливого конца. Женщины годами залечивают психологические травмы и зачастую снова оказываются в роли жертвы, сталкиваясь с негативным отношением со стороны государственных и муниципальных учреждений.

В 2014 году Сейм принял поправки к закону, введя две очень важные позиции для борьбы с насилием в семье. Первая – во время конфликта полиция с согласия женщины может запретить насильнику приближаться к месту жительства и к женщине на срок до восьми дней (перед этим мужа на пару часов увозят в полицейский участок). Вторая – пострадавший (в Латвии это в основном женщины) может обратиться в суд и просить установить запрет на приближение на целый месяц, даже если недвижимость принадлежит насильнику.

Суды такие просьбы рассматривают в течение суток и в основном удовлетворяют, но от женщины ожидается, что это время она будет использовать для того, чтобы изменить ситуацию. Обычно это означает подать на развод или на права опеки над детьми. Если необходимо, суд может продлить подобный запрет на приближение.

В 2018 году Государственная полиция в 788 случаях принимала решение об отлучении насильника, суды – почти в 900 случаях. В эту статистику входит и защита родителей от детей (в основном, сыновья бьют матерей), но в большинстве случаев речь идет о защите женщины от ее партнера.

Но изменения закона не означают, что автоматически изменилось и понимание работников правоохранительной  системы о семье и роли женщины в ней.

У интервьюируемых женщин был очень разный опыт контакта с полицией.

Когда после случая с удушением незадолго до Рождества 2014-го года Илона в Риге вызвала полицию, по ее словам, у нее отказались принять заявление, так как ее гражданский муж как бы невзначай показал удостоверение сотрудника Национальных вооруженных сил. (Государственная и Рижская муниципальная полиция Re:Baltica ответили, что такой вызов не зарегистрирован.)

Илона уехала подавать заявление в свой родной город Талси, где сразу же направилась в больницу, чтобы зафиксировать синяки на шее. Это очень важно, чтобы позже можно было доказать насилие.

Лаура тоже быстро поняла, что полицейские меняют свое отношение, если видят, что сама женщина полна решимости действовать. "А когда они видят женщину, которая снова и снова позволяет себя бить по лицу, относятся довольно скептически", – рассказывает Лаура. Она считает, что ей помогла случайно брошенная полицейским фраза: "Смотрю в окно, как моего друга уводят, а полицейский мне говорит: "Что же вы так? Ведь ясно видно, что он псих". Чужие слова причинили боль, но в то же время подтвердили ее собственные подозрения, потому что "ты один в своем непонимании. Хорошо, когда кто-то со стороны это скажет".

Случаи унижения бывают и в сиротских судах, и судах, особенно, если насильник состоятелен и умеет очаровывать. В организациях помощи пострадавшим от насилия называют таких "мужчины с кожаными портфелями".

В случае Лауры первая реакция Рижского сиротского суда, по ее словам, была такая: "Он же иностранец! Другим здесь так сложно жить, а вы еще и жалуетесь!" Когда Илона в суде Талси боролась за то, чтобы Юрию запретили встречаться с дочкой, судья упрекала: "Разве вам как матери не стоило бы способствовать и позитивно настраивать ребенка, чтобы он встречался с отцом?"

"В один момент мне стало казаться, что я отщепенка. Я подчеркивала, что никогда в жизни не запретила бы общение, если бы он пошел лечиться", – рассказывает Илона. Юрий этого не сделал, так как считает, что лечиться нужно Илоне, а не ему.

"Многие люди и официальные учреждения ожидают, что пострадавшая от насилия женщина будет себя вести адекватно. Но неадекватно ожидать от человека адекватной реакции в сумасшедшей ситуации, – объясняет сотрудник Центра Марта с двенадцатилетним стажем Юрис Дилба. – Зачастую эти женщины очень эмоциональны, даже истеричны. Могут многое наговорить в тех же самых сиротских судах. В момент отчаяния, бывает, нарушают чужие права -  например, право отца встречаться с детьми, пока еще нет решения суда, регулирующего контакты. К сожалению, в судебных процессах это играет против потерпевшей".

Опыт Лиги в Швеции был лучше. Когда после очередного скандала с угрозами сжечь дом и избиением маленькая дочка рассказала об этом в детском садике, оттуда сообщили в социальную службу, и вскоре Лиге оттуда позвонили. "Я не могла выразить, как я была счастлива. Сказала, что ждала их звонка, что сама звонила на Рождество, но никто не ответил".

Полезная информация, как распознать насилие и где искать помощь.