Оборотная сторона подвига

Олоферн (Юллар Сааремяэ) и Безымянный (Маркус Трууп). Фото: Сийм Вахур

В церкви Св. Катарины, давно уже превращенной в театральный зал, идет спектакль по драме Антона Хансена Таммсааре «Юдифь», проект объединения R.A.A.A.M. Продюсер R.A.A.A.M. Мярт Меос пригласил на постановку режиссера из Башкортостана Айрата Абушахманова. (Это не первый такой опыт продюсера: дважды эстонскую классику – «Нового нечистого из Преисподней» Таммсааре и «Оборотня» А.Кицберга ставил режиссер из Якутии Сергей Потапов.)  Написанная сто лет назад  драма сегодня потребовала иного, значительно более динамичного, ритма, а трактовка ее скорректирована опытом времен, прошедших с премьеры.

Начало положил в конце позапрошлого века Оскар Уайльд своей «Саломеей». С тех пор мифы, с незапамятных времен живущие в человеческой памяти, драматурги переосмысляли не раз. Собственно говоря, это было возвращением к истокам, к древнегреческой трагедии: ее зрителей интересовали не мифы как таковые – их эллины знали вдоль и поперек – а интерпретация мифов; мотивы, которыми у Эсхила, Софокла и Еврипида руководствовались  герои.

Интеллектуальная драма ХХ века делала то же самое, с той лишь разницей, что она черпала материал не только из греческой мифологии, но и из Библии, и из событий, происходивших значительно позже (хотя бы история Жанны д’Apк), но обросших легендами, которые окутывали прошлое туманом и – в результате – развязывали руки авторам, предоставляя им свободу интерпретировать давние  события и людей, живших тогда, в зависимости от своего мироощущения и от настойчиво стучащихся в сознание проблем сегодняшнего дня.

Если попробовать отсечь то, что стучится в сознание сегодня, и ставить, как у автора написано, некогда жгуче актуальная драма превратится в музейный экспонат. Если попытаться  полностью подчинить ее сегодняшним вызовам, результат неясен: он будет зависеть от слишком многих факторов. Но иногда противоречивая, неровная, порою вырывающаяся из режиссерских рук постановка может оказаться очень ко времени.

Если искать эпиграфы к «Юдифи» Таммсааре/Абушахманова (так в афише; позже объясню, почему), то их будет три:

Ведь каждый, кто на свете жил,

 Любимых убивал,

 ……

 Коварным поцелуем - трус,

 А смелый - наповал.

(Оскар Уайльд. «Баллада Рэдингской тюрьмы»);

Не суждено, чтобы сильный с сильным

Соединились бы в мире сём.

(Марина Цветаева. «Двое»)

и:

Несчастна та страна, которая нуждается в героях.

(Бертольт Брехт. «Жизнь Галилея»)

Жители осажденного  ассирийскими войсками города Ветилуя в отчаянии: запасы еды и воды подошли к концу, кольцо блокады не прорвать.  Дети и женщины теряют от жажды сознание. Обессиленные люди лежат в  домах. Жители убеждены: все их беды оттого, что они грешны и Бог отвернулся от них. (Вообще-то, как сказал Фридрих Великий, Бог всегда на стороне больших батальонов,  но в те времена до такой простой и ясной истины люди еще не додумались.)

Спасти может только чудо, и раз никто из мужчин не способен совершить чуда, за дело берется женщина, молодая и красивая вдова Юдифь. Согласно ветхозаветной Книге Иудифи, она проникла в лагерь ассирийского полководца Олоферна, пленила его своей красотой, и когда он уснул, отрубила ему голову. Юдифь стала символом патриотизма и сопротивления многократно превосходящего военной мощью агрессору.

Юдифь (Рийна Майдре) – как на картине Джорджоне. Фото: Сийм Вахур

Меч и камень

Таммсааре придал подвигу Юдифи иной смысл: женщина влюбляется в победоносного генерала, уговаривает его свергнуть Навуходоносора и самому сесть на трон. Она мечтает о власти над миром, хочет стать той самой великой женщиной, которая стоит за каждым великим мужчиной, но Олоферна царская власть не интересует; он отвергает Юдифь, и оскорбленная женщина убивает его.

По Таммсааре  удел Юдифи – крах и одиночество. Но Таммсааре не знал, на что способен современный пиар. В постановке Абушахманова власти города Ветилуи превращают Юдифь в символ патриотизма. Она больше не принадлежит себе, она принадлежит государству. Страна нашла свою героиню, которая станет предметом поклонения современников и подражания будущих поколений.

Режиссер сократил пьесу, по возможности избавил ее от многословия,  кое-что дописал и избавился от нескольких персонажей многонаселенной пьесы, обойдясь шестью актерами: Юдифь – Рийна Майдре, Олоферн – Юллар Сааремяэ, Сусанна, служанка Юдифи – Элина Рейнольд; трое актеров – Кристо Вийдинг, Маркус Трууп и Раймо Пасс  играют по две роли, мужчин в Ветилуе и в лагере Олоферна.

Первая картина, в Ветилуе, не получилась: все персонажи, кроме Юдифи, здесь согбенны (от горя и ужаса?), лица завешены, действие тянется вяло (один зритель рядом со мной, до начала спектакля бурно боровшийся за место – в зале Св.Катерины они не нумерованы, а тот господин почему-то решил, что именно эти места предназначены для него и  составлявших его компанию нескольких столь же шумных  женщин  – задремал и стал довольно громко посапывать носом). Оставалось гадать, почему у всех мужчин в руках камни.

Позже стало ясно, что сквозь пространство спектакля проходят два символа: камень и меч. Камень здесь  многозначен: он и знак скорби (как известно, согласно канонам иудаизма на могилы приносят камни, а не цветы), и орудие казни грешников.  В  пьесе дважды упоминается о том, как приговоренных побивают камнями. В первом акте – мужа и жену, торговцев хлебом и водой. Они назначали непомерные цены, и несчастные, которым нечего было заплатить, отдавали себя в кабалу этим спекулянтам. Народ возмутился, и  вскоре эти торговцы были убиты. Второе упоминание о казни – Юдифь вспоминает о юноше, в которого когда-то была влюблена; он сватался к ней, но Юдифь уже была предназначена в жены другому, которого не любила. Вскоре после ее свадьбы отвергнутый был обвинен в связи с чужой женой и прелюбодеев, согласно обычаю, побили камнями. Юдифь тоже бросила в них камень.

Камнями же Юдифь проводит границу между собой и Олоферном.

Меч, висящий на тонкой, невидимой в полумраке сцены, нити, в отличие от камня,  это меч и только. Оружие и символ Олоферна. Лагерь ассирийцев живет под знаком этого меча.

Здесь происходит действие почти всего спектакля. В отличие от первой картины сцены в лагере Олоферна темпераментны и выразительны. Для театра его воины – варвары: колоритные, необузданные, жестокие, простодушные и по гроб жизни преданные своему вождю. Их характеры выражаются в пляске, которая и страшит, и завораживает (хореографы Рене Ныммик и Тийна Олеск).

Конечно, это войско – не регулярная армия, а банда, скованная и сплоченная железной волей вождя. Да и Олоферн в исполнении Юллара Сааремяэ – типичный полевой командир,  вроде тех, кто возглавляет вооруженные формирования, задействованные во всевозможных кровопролитиях на Ближнем Востоке.

Вообще в спектакле только два ярко очерченных характера: Юдифь и Олоферн. Отчасти еще и Безымянный (Маркус Трууп), юноша, завидующий славе Олоферна и пришедший убить его. Но не убивший, а покоренный великодушием врага. Сааремяэ показывает, что для Олоферна Безымянный – прекрасный повод поразмяться,  показать свое искусство в бою на мечах: немолодой генерал снова убеждает всех, что его рука тверда.  И что воля и великодушие сильнее стали, и за это он благодарен Безымянному

Избранники судьбы

Характер Юдифи весь построен на гордыни. И на презрении к тем, кто стоит ниже ее, кто испытывает отчаяние, но фаталистически принимает несчастье, так как оно ниспослано Всевышним. Юдифь с самого начала ощущает себя избранницей, она убеждена: на нее возложена некая высокая миссия, но в чем эта миссия? До определенного момента Юдифь верит, что она должна либо умилостивить Олоферна, соблазнив его и уговорить снять осаду, либо убить.  (Хотя слово «убить» здесь не произнесено.) Рийна Майдре очень четко ведет линию роли: Юдифь – сильная и волевая женщина среди слабых, потерявших контроль над городом и над собой аристократов Ветилуи. Она – из их круга, но они уже ни на что не способны.

Местный предводитель Осия (Кристо Вийдинг) признается: «Может случиться, что народ вскоре перестанет считаться с нами: вопреки нашему приказу откроет городские ворота и спустится к шатрам Олоферна просить куска хлеба и глотка воды. Народ бродит как подыхающий с голоду пес. Ищет другого хозяина. У которого есть вода и хлеб».  Для Юдифи такое поведение  народа и такое признание старейшины – низость. Все вокруг – ниже ее, и миссия, которую она возлагает на себя, еще одна возможность убедиться, что она - над всеми, и равного ей нет.

Встреча с Олоферном переформатировала ее душу. Теперь героиня убеждена, что ее миссия – возвести этого мужчину, первого настоящего мужчину на ее пути, на трон, сделать его царем царей и разделить с ним власть. Но Олоферна не прельщают эти игрушки.

Когда-то Сааремяэ сыграл Макбета в спектакле, поставленном  в руинах Раквереского замка. Его герой был там человеком, рожденным для войны и находящим себе самовыражение на поле битвы. Стать королем? Почему бы и нет, Макбет честолюбив, но это для него не было целью жизни. Просто воля женщины оказалась слишком сильна, Макбет уступил горячо любимой жене, а дальше уже все шло именно тем путем, который проложил Шекспир. Иногда мне казалось, что в роли Олоферна актер помнит о своем Макбете – и горький опыт шотландского тана предостерегает ассирийского полководца от повторения тех ошибок.

Айрат Абушахманов откровенно симпатизирует Олоферну.  Более того, он дописывает предысторию Олоферна: в его трактовке полководец происходит из очень  бедной семьи; родители отдали сына, которому было тогда 11 лет, царским вербовщикам, которые щедро платили семьям, отдававшим здоровых и крепких мальчиков в отряды воинов, предназначавшихся для особой цели. (Древний спецназ, что-то вроде янычаров; естественно, что человек, прошедший такую подготовку, умеет только воевать, но зато делает это лучше всех.)

В уста Олоферна вложены слова, прекрасно характеризующие его: «Я побеждаю лишь потому, что не боюсь поражений. И слава мне сопутствует потому, что я занялся военным ремеслом не ради славы…» Профессионал до мозга костей, он презирает полководцев, которые «не находят удовольствия в самом военном деле, в искусстве подготовки и обучения воинов, в подготовке армии к походу, в умении сломить неприятеля, сохранив жизни своих солдат, а думают прежде всего о своем тщеславии.»

Ключевое место в спектакле занимает такой диалог:

Юдифь: Олоферн, почему ты не скинешь Навуходоносора с трона, чтобы сесть на него самому?

Олоферн:  Троны обволакивают обман, их оплетает набожное мошенничество. Они стоят на крови. Разве я мошенник или убийца, чтобы сидеть на троне?

Юдифь:  А я считаю тебя императором, Олоферн!

Олоферн:  Императором? Я слуга  Навуходоносора.

Юдифь: Неужели Олоферн должен быть слугой?  Неужели Олоферн боится Нвуходоносора?

Олоферн: Я  не боюсь никого, тем более Навуходоносора. Он прославлен  моими делами.

Юдифь: Тогда мир у твоих ног!

Олоферн:  Императоры надеются на богов и сплетают из них подножье тронов. Ведь бог - гибкая лоза для устрашения рабов. Но я не люблю рабов. До сих пор меня хотели сделать императором мужчины, теперь даже  женщины. Время мое прошло.

Сегодня мы знаем: мечты о мировом господстве – для ничтожеств, страдающих комплексом неполноценности. Олоферну ничего этого не нужно. (Правда, тут возникает неприятный вопрос: если он презирает своего царя, то почему исполняет его преступные (геноцид?!) приказы? Но в момент написания пьесы до Нюрнбергского трибунала было еще далеко.)

После этого разочарованной в лучших своих намерениях Юдифи остается только одно: убить полководца, в котором, оказывается, не нашлось властолюбия.

Последняя картина иронична. Вернувшаяся в родной город избавительница водружает голову Олоферна на шест, а радостные жители Ветилуи танцуют вокруг (как в «Саломее»!). Затем героиня принимает позу с известной картины Джорджоне  (вспоминается финал «Жаворонка» Жана Ануя – Жанна там принимает позу своего памятника). Сусанне дают деньги на обзаведение домом и хозяйством и отправляют в далекую деревню, чтобы держала язык за зубами, а Юдифь предписано оставаться национальной героиней, которой положено преклоняться. Всем спасибо!