Видео: опальный генпрокурор ответила на критику (2)

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy

В последнее время под жесткий огонь критики попала генеральный прокурор Эстонии Лавли Перлинг, чьи полномочия в этой должности заканчиваются 30 октября, и которая выразила желание баллотироваться на новый срок.  Против этого протестуют как одна из правящих партий, - EKRE – так и пожелавшие сохранить анонимность адвокаты. В центре внимания и уголовное дело по факту возможного отмывания денег в Danske Bank, и так называемое дело Сависаара. Обо всем этом Перлинг рассказала в передаче "Otse Postimehest".

- Почему вы хотите сохранить за собой пост генерального прокурора еще на один срок?

- Потому что еще полно работы, а при назначении меня на должность я сформулировала два приоритета – это дети и экономика. Как лучше защитить потерпевших, как создать условия для обращения с детьми, как помочь экономической среде – идет ли речь о коррупции или организованной преступности, каким образом государство могло бы стать более эффективным в этих областях. Нужно продолжать работу по этим направлениям, да и что там скрывать, хотелось бы увидеть полностью дигитализированное уголовное производство в Эстонии.

- У вас было пять лет, так почему в течение этого времени вы не успели реализовать все задуманное?

- Многое было сделано, но работа не заканчивается, поскольку преступность не будет ликвидирована до тех пор,  пока человека будет оставаться таким, какой он есть, и всем этим нужно продолжать заниматься.

- Может быть, было бы лучше назначать генерального прокурора на один, но более длинный период, например, на семь лет?

- Вопрос – должны ли высокопоставленные чиновники вообще назначаться повторно, конечно, заслуживает обдумывания. Это обсуждалось – может ли 7-8-летний вариант быть лучше, но пусть это решают другие.

- Правда ли, что вы встречались с премьер-министром Юри Ратасом, который заверил вас в том, что вы получите эту должность?

- Неправда. Мы могли обсуждать это на бегу и, конечно, генеральный прокурор и премьер-министр общаются, но таких заверений не было.

- Вы встречались с министром внутренних дел Мартом Хельме?

- Да, я встречалась с Мартом Хельме, но эти встречи были на бегу и сосредоточены на деятельности, достижениях, вызовах прокуратуры, а не на моем пребывании в должности.

- Говорил ли он вам напрямую, что вы, например, политически небеспристрастны, или предъявлял какие-то иные претензии?

- Путь эти встречи с глазу на глаз останутся встречами с глазу на глаз. Все эти встречи были приятными, и на их основе мне некому предъявлять претензии.

- А как вы думаете, почему политики из EKRE с таким усердием работают против вас?

- Знаете, это политическое решение, и я не хотела бы его комментировать, поскольку в демократической стране так и должно быть, что правительство обязано принять решение. Вот и пусть оно это сделают спокойно, без моих комментариев.

- В последнем Eesti Ekspress Сийм Каллас писал, что если EKRE сможет заблокировать ваше назначение, то новый генеральный прокурор будет в долгу перед этой партией, и подчеркнул, что, как известно, долги нужно отдавать. Не является ли это опасным ходом мысли?

- В Эстонии прокуратура независима, мне это очень приятно, и я надеюсь, что вне зависимости оттого, кто станет новым генеральным прокурором, прокуратура останется независимой и имеющей смелость идти в суд с важнейшими для общества делами.

- Но если идти дальше по пути размышлений Сийма Калласа, то возникает вопрос: неужели предыдущие правящие партии ожидали какой-то оплаты долга после назначения вас на пост генерального прокурора пять лет назад?

- Никто никому из генеральных прокуроров в долг не давал, поскольку прокуратура независима, и если посмотреть на принятые решения, то за каждым из них стоит взвешенное с правовой точки зрения решение. И никакой политики. Но это очень интересная тема, поскольку о независимости прокуратуры и оказании на нее влияния достаточно много говорят на международном уровне – это не особенность Эстонии. В каждой стране есть своя история о внутренней политике, но и СМИ оказывают влияние на расследование дел о коррупции в высших эшелонах власти.

- За эти годы вы ощущали на себе политическое давление?

- Нет, я являются прокурором больше 20 лет, и могу заверить, что никакого телефонного права, когда кто-то звонит и давит или говорит, какое решение нужно принять, не существует. Сейчас нет ничего такого, чем можно было бы оказывать влияние на прокуратуру – в том смысле, что кто-то звонит и давит политически, но прокуратура и возможности следственных органов все больше зависят от законодательства и от того, как много им выделяется ресурсов. И от этого зависимость все больше.

- Можно ли сегодня сказать, что, например, в расследовании отмывания денег вам не хватило сил?

- Мне приятно, что на сегодняшний день политики очень хорошо осведомлены о том, что это  серьезная тема, что для борьбы с международной теневой преступностью нужны ресурсы. Как прокурор я говорю об этом с конца 2014 года, когда я вступила в эту должность. Могу заверить, что это была важная сфера деятельности. Но я работала и ведущим прокурором, а поэтому могу сказать, что для прокуратуры этот вопрос являлся важным уже в 2008-м и 2009 годах, когда арестовывали первые крупные суммы, начинались первые крупные международные расследования по поводу отмывания денег.

- Но вы признаете, что в действительности прокуратура проспала момент с Danske Bank?

- Борьба с отмыванием денег – это сотрудничество очень многих организаций и все начинается с заслона, выстроенного самим банком. Может быть, нужно было больше сотрудничества, может быть, снижение рисков должно было происходить интенсивнее. Прокуратура является последним звеном в цепочке правоохранительной системы, которая может принимать решения, если у нее есть качественный анализ, то есть можно решить, что делать с уголовным делом.

- То есть это Бюро данных по отмыванию денег оказалось не на высоте?

- Я ни на кого не хочу показывать пальцем, скорее нужно подумать о том, что это было за время, и это очень много обсуждалось.

- Является ли это достаточным объяснением происходившего то, что все происходило так давно? Вопрос в подозрительных 200 миллиардах, которые в период 2007-2015 годов прошли через Danske Bank, но никто даже не обратил на это внимания, не было возбуждено ни одного уголовного дела.

- Уголовное дело было возбуждено, но проблема заключался в том, что законодательная база была иной, возможностей было меньше. Уголовное дело было возбуждено, и по заявлению Браудера было возбуждено дело.

- Производство по которому, правда, прекратили.

- Да, это явный пример того, что если не поддерживать законодательную базу и не иметь достаточно сил для ведения следствия, то в суд дела не передать. Но прокуратура сделала все, что могла.

- В каком-то смысле после проигрыша в Госсуде по делу об отмывании 100 миллионов евро Ateka Resouc и Антона Гера прокуратура махнула рукой: мол, предварительное преступление в России так и так не доказать, а значит, темами отмывания денег нет смысла заниматься...

- Никто рукой не махал. Мы постоянно старались бороться, но при нынешнем законодательстве это можно делать эффективнее.

- В действительности отмыванию денег в Danske Bank положила конец Финансовая инспекция, а не прокуратура.

- И это – вопрос сотрудничества, я считаю, что в одиночку никто ничего не добьется, это – целостное решение.

- На прошлой неделе заместитель председателя EKRE и министр финансов Мартин Хельме сказал, что именно безразличие прокуратуры и неэффективная деятельность в направлении воспрепятствования отмыванию денег являются одной из причин, по которой они не хотят видеть вас в должности генерального прокурора.

- Я думаю, что эти аргументы можно излагать друг другу, а не через СМИ.

- EKRE выбрала путь СМИ.

- Я описала многое из того, что мы сделали. Это был период времени, которого касался запрос Министерства финансов – 2007-2014 годов, и стоит спросить и  других прокуроров, поскольку, что тут скрывать, я в то время вообще в течение трех с половиной лет находилась дома (в отпуске по уходу за ребенкомред.). Чтобы быть корректными в фактах, нужно указать и это.

- В качестве оружия против вас используется ваш брак с высокопоставленным чиновником Полиции безопасности Мартином Перлингом, говорят о конфликте интересов. Конечно, это предмет споров многолетней давности.

- Именно, это – давно пройденная тема. У нас нет пересечений по работе, но из-за небольших размеров Эстонии определенные пересечения неизбежны. Мы же не думаем, что если отец судья, а сын – адвокат, то существует угроза для тайны совещательной комнаты. Угрозы нет, поскольку мы предполагаем соблюдение профессиональных ценностей, этики и морали. Это не та тема, которую нужно слишком долго обсуждать.

- Адвокаты, которые обращались в правовую комиссию, говорят, что вы не соответствуете должности генерального прокурора, приводя в пример тот факт, что в прокуратуре испортился внутренний климат и что хорошие специалисты больше не хотят идти в прокуратуру, поскольку там все подчиняется диктатуре Лавли Перлинг. Что вы ответите?

- Это, конечно, интересно, что адвокаты так хорошо знакомы с внутренней жизнью прокуратуры, но пусть они узнают, что у каждого есть право на собственное мнение. Конечно, ряд изменений в прокуратуре произошел, поскольку производство нужно было сделать более быстрым, качество работы нужно было поднять. А такие изменения неизбежно тянут за собой определенное недовольство. Я верю, что если вы спросите прокуроров, как им работается в прокуратуре, то они скажут то же, что показывают наши конкурсы – в прокуратуре работать хорошо.

- Опрос удовлетворенности, проведенный в 2018 году среди прокуроров, показал, что за пять лет удовлетворенность снизилась, прокуроры хуже относятся к высокому начальству и считают, что в первую очередь нужно заниматься вопросом уважения со стороны руководства и справедливым отношением к деятельности сотрудников. Что вы на это ответите?

- Это все тот же вопрос перемен, которые вызывают определенный резонанс. Сделали ли мы что-то такое, чтобы люди почувствовали себя в учреждении лучше? Да, сделали. Связано это с большей гибкостью по времени работы, или с нашей мотивационной-ротационной системой, или моментами, касающимися признания - как сказать исполнителю работы спасибо и поклониться ему. Я была бы более осторожна по отношению к такому учреждению, где нет критики. Я считаю, что критика в отношении руководства показывает и открытость организации, и смелость критиковать руководство. Я верю, что делается ежедневная работа в плане благополучия прокуроров.

- Поговорим о так называемом деле Сависаара. На позапрошлой неделе прокуратура одержала  крупную победу, когда предприниматель Хиллар Тедер признался, что дал взятку Центристской партии. В то же время согласительное производство принесло с собой и стрелы критики. Возникло ощущение, что если у тебя есть деньги, то ты можешь откупиться от уголовного дела. Тедер заплатит 200 000 евро и выйдет из зала суда.

- В случае людей, которые в зале суда встают, признают свою вину, раскаиваются, а адвокат предлагает подумать о компромиссе, прокуратура на это идет. Для прокуратуры было важно довести дело Сависаара до суда, чтобы суд смог вершить правосудие, люди получили ответы на вопросы о том, что происходило в Таллиннской городской управе, была там коррупция или нет. Думаю, что этой цели мы достигли: дело было передано в суд. А потом настал момент, когда суд решил прекратить производство в отношении Сависаара из-за состояние его здоровья. И теперь любой ценой, несмотря на то, что говорят адвокаты о компромиссе, прокуратура должна была сказать – нет? Хиллар Тедер встал, признал свою вину, раскаялся, дал показания против Эдгара Сависаара – результатом стал оппортунитет, поскольку раньше Тедер судимостей не имел. В плане Центристской партии дело выделено в отдельное производство, и мы пошли по пути договора.

- Интересно, что ценник Центристской партии оказался дешевле – 25 000 евро?

- Мы открыто об этом не говорили, мы сказали, что эти 25 000 евро, которые указывали в СМИ, не являются окончательной договоренностью, но мы считаем очень важным тот принцип, что, прежде всего, мы дойдем с этой договоренностью до суда, и когда мы придем в суд, то сможем открыто комментировать решение.

- Когда этот договор будет заключен в суде?

- Это зависит от суда. Я думаю, что скоро, как только суд найдет время.

- В последнее время в связи с Марти Куузиком, вопрос насилия в близких отношениях снова оказался в центре внимания. И хотя министр внутренних дел Март Хельме сообщил с трибуны Рийгикогу, что дело Куузика никогда не попадет в суд, получилось иначе: прокуратура доведет дело до суда. В чем заключается обвинение?

- Как генеральный прокурор я никогда не считала правильным комментировать отдельное уголовное дело, поскольку я могу ошибиться в деталях. Мы открыто сказали, что его подозревают в насилии в близких отношениях.

Это очень сложный вопрос, поскольку в данном случае и потерпевшая работает против прокуратуры, она не хочет этого расследования. В то же время, если есть подозрение, что насилие в близких отношениях имело место, нужно вмешаться, чтобы не позволить семейному насилию происходить и в дальнейшем.

Если оставить случай Марти Куузика в стороне, сам по себе вопрос насилия в близких отношениях очень серьезный и сложный. Иногда очень трудно защитить потерпевшего, если он сам не признает себя таковым, но задача прокуратуры – оценить все обстоятельства и попытаться максимально четко сотрудничать с помощью жертвам и специалистами соответствующего профиля, и если преступление в отношении потерпевшего совершено, то убедить его  дать нам разрешение. Никто не должен терпеть насилие, никто не должен жить в доме, где царит насилие. Что тут скрывать: иногда мы вынуждены убеждать потерпевших в том, что они являются потерпевшими.

- Вы никогда не говорили с Мартом Хельме о Марти Куузике?

- Разговоров с глазу на глаз с Мартим Хельме о Марти Куузике у меня не было.

- Как влияют на вас эти личностные нападения, которые возникли в последние недели?

- Прокуратура сформулировала для себя три основные ценности, из которых мы исходим. Это – профессиональность, сосредоточенность на человеке и смелость. Из этих ценностей исхожу и я, насколько бы сложной ни была ситуация.

- Например, невозможно бороться с утверждениями, что вы являетесь политически небеспристрастной, или что вы является представителем так называемого теневого государства?

- Но это вопрос не только к кандидату на пост генерального прокурора, это вопрос к каждому человеку. Если ты с душой делаешь свою работу, честно, веря в то, во что верю я. Я люблю рассказывать молодым прокурорам историю о мальчике, который собирает на берегу моря морских звезд – их там миллионы. Мимо проходит мужчина и спрашивает: «Зачем ты это делаешь, их же миллионы и они все равно умрут?» Мальчик отвечает: «Те, которым я помогу вернуться в море, останутся в живых». Это – работа, миссия, вера в то, что я вношу свой вклад в то, чтобы мир стал лучше.

- Что будет, если из-за политических интриг вы не останетесь генеральным прокурором? Какие должности вам еще нравятся?

- Мы будем делать шаг за шагом и посмотрим, что принесет будущее.

Наверх