Российский кинорежиссер Оксана Карас, три года назад успешно дебютировавшая фильмом «Хороший мальчик», в своей новой картине «Выше неба» рассказывает о не очень хороших девочках и пытается соединить женский взгляд на распад семьи и эротическое томление юных девиц с чем-то вроде детектива, который, однако, настоящим детективом не становится.
Лучшее в фильме «Выше неба» - изумительно снятые оператором Сергеем Мачильским летние пейзажи Подмосковья (фильм снимался в окрестностях элитарного санатория на Николиной горе). Физически ощущается разлитое в воздухе dolce far niente – сладкое ничегонеделание; все действие проникнуто неторопливой ленивой расслабленностью, персонажи вырваны из привычного суматошного ритма московской деловой жизни – и чувствам здесь раздолье.
Течение реки – неторопливое и плавное – приносит под веранду санатория, на которой персонажи картины предаются ленивому кайфу, попутно ловя ласковое солнце, труп мужчины в полной амуниции. Явление утопленника вызывает у отдыхающих некоторый интерес – как же, сенсация, нарушившая привычное течение жизни, в которой ничего не происходит! Но и этот интерес – ленивый; атмосфера блаженного отдыха, так точно и смоделированная авторами картины, умеет смикшировать любое резкое вмешательство в свое дремотное существование.
Вот только мать, решительная женщина бальзаковского возраста со следами былой красоты на волевом лице, заставляет юную дочь отвернуться от зрелища: «Не смотри туда, тебе нельзя!».
Главная героиня Саша (почему-то в ряде источников она названа Вася, т.е. Василиса; вероятно, так было в сценарии Екатерины Мавроматис, а рецензенты писали, заглядывая в сценарий, но в фильме она Саша!) страдает пороком сердца. С младенчества и до трехлетного возраста она перенесла три операции и с тех пор находится под наблюдением пожилой дамы-врача, старого друга семьи. Мать постоянно и назойливо опекает девушку, лишая ее всего того, что составляет прелесть девичьих тайн ее ровесниц.
Сашу играет Таисия Вилкова, ее сестру-погодка Нину – Полина Виторган, их подругу Риту – Дарья Жовнер. К сожалению, из трех героинь яркой индивидуальностью наделена только Рита – огонь-девка, давно уже пробудившаяся чувственность которой заставляет ее безоглядно бросаться в любые авантюры. («Я знаю, что он недостоин меня, - признается она, говоря о своем ухажере, - но он для меня словно вода; я сохну без него, как в пустыне». Ее яркая красота и (мнимая) доступность неотразимы; от них без ума и отец Саши (его играет Алексей Агранович, запомнившийся блистательным исполнением заглавной роли в «Юмористе»).
Нина вообще малозаметна, а что касается Саши, то ее прелестные черты не обезображены интеллектом, и поверить в то, что эта девушка учится на отделении английской лингвистики в каком-то очень престижном университете (и сочиняет песни на английском языке), очень трудно. Обычно если человек из-за врожденной болезни вынужден много времени проводить за рабочим столом, в обществе книг, это заметно. Здесь же нам приходится верить режиссеру и сценаристу на слово!
Так что центральной героиней картины – вопреки замыслу режиссера и сценариста – становится мать, сыгранная одной из самых выдающихся сегодня российских актрис Викторией Толстогановой.
Почему-то едва ли не во всех рецензиях, появившихся в российских СМИ, героиню Толстогановой называют токсичной матерью. Какое содержание вкладывается в это выразительное словцо, сказать трудно. На самом деле Толстоганова сыграла куда больше, чем режиссер и сценарист вложили в образ матери. Ее героиня своей опекой становится проклятием для дочери, лишая девушку, во-первых, самой малой самостоятельности (в свои 20 лет Саша инфантильнее 14-летнего подростка), а во-вторых, всего того, что составляет содержание жизни юной девицы (трепета пробудившейся плоти, первых влюбленностей и первых разочарований, иными словами – необходимого жизненного опыта).
И всё это, конечно, есть. Но благодаря изумительной, очень глубокой и беспощадной по отношению к своей героине игре Толстогановой возникает возможность довольно неожиданного, но все же приникшего в картину, обобщения.
Где-то в 70-х годах в неофициальной литературе – той, которая все-таки не резала правду-матку в глаза открытым текстом, а прибегала в эзопову языку – сложился образ Софьи (или Серафимы) Власьевны – суровой матери, которая неустанно и бессонно пасет своих детей, держа их в ежовых руковицах и пресекая малейшую попытку взбрыкнуть. Шаг вправо, шаг влево – сами знаете, что за это полагается!
Софья Власьевна – сов. власть. Так преломился образ Родины-матери. (Если вам это кажется кощунственным, вспомните предсмертные слова Александра Блока: «"Слопала-таки меня родимая матушка-Россия, как глупая чушка своего поросенка". Правда, в отличие от чушки неглупая матушка съедала своих детей не физически, а духовно, свято веря, что заботится и опекает неразумных поросят.)
Теперь параллели. Мать превращает семью в осажденную крепость, ссылаясь на болезнь дочери. Ограждает (не только Сашу, но и Нину, и мужа) от посторонних воздействий. Выбирает для дочери врача, а для себя, в подруги семьи - востроносую Зинаиду (Ирина Денисова), невпопад сующую свой нос куда не надо, но, в принципе, сносную в качестве доверенного лица. Ничего не напоминает?
Я не пытаюсь доказать, что Толстоганова с заранее обдуманными намерениями вышла на такой масштаб социальных обобщений. Более того, я убежден, что у нее и в мыслях такого не было. Но гениальная (иначе не скажешь!) актерская работа всегда несет в себе куда больше, чем вкладывалось в роль на стадии замысла.
При этом втором плане, который вы вольны не принять, ссылаясь на то, что каждый понимает в меру своей испорченности, совершенно великолепен и первый план: драма женщины, которая чуть ли не с первого (точнее, с третьего – мать признается в этом дочери) года брака боролась за сохранение семьи, твердо зная, что высокая цель оправдывает средства.
И тут на первый план выходят тема распада семьи и драма женщины, которая тащит на себе бремя лидера этой семьи, все скрепы, которой (мнимые!) давно расползлись. Героиня Толстогановой по-настоящему трагична, когда убеждается, что ее муж (кстати, талантливый постановщик анимационных фильмов, номинант на «Оскара») всерьез увлечен убойной сексуальностью Риты.
Почему-то практически все рецензенты увидели в этой сюжетной линии заимствование «Красоты по-американски». Окститесь, ребята! И девчата – тоже! Неужели все, что сценаристы волокут в российские фильмы, порождено лишь тем, что они внимательно смотрели импортную кинопродукцию? «Седина в бороду – бес в ребро», между прочим, пословица исконно русская. Разве редко мужчины, испытывающие кризис среднего возраста, засматриваются на хорошеньких и нестрогих юных чаровниц? Герой Аграновича – человек творческий, ему необходимо чем-то вдохновляться, да и Рита влюблена во взрослого, умного и нездешнего мужчину.
В фильме есть такой эпизод. Отец Саши подсаживает в свою машину Риту с ее парнем. Половозрелый идиот не находит ничего лучшего, чем лапать подругу в присутствии посторонних. Герой Аграновича высаживает его из машины, а Рита, к удивлению, парня, остается. Она-то знает цену обоим!
…Лучший эпизод картины - день рождения отца. Три девушки исполняют в его честь что-то попсовое. Солирует Рита. Мать, не стерпев, поднимается на эстраду и, страдая на всю катушку, поет (с явным подтекстом!): «Всегда быть рядом не могут люди». Выглядит это жалко и неловко, героиня Толстогановой изо всех сил старается не сорваться в открытую истерику – и вся ее жизнь, все пережитое ею (и жертвами ее домашнего тиранства) – как на ладони.
С таким же надрывом актриса проводит сцену «соблазнения» мужа. Эрос уже давно покинул их спальню, и женщина неумело пытается чаровать, сначала униженно выпрашивая супружескую ласку, а после буквально насилуя мужчину.
А когда выясняется, что болезнь Саши – блеф (новый врач санатория устанавливает, что девушка здорова, а лекарства, прописанные ей, - нейтральные витамины для сердца), и что мать 17 лет спекулировала на несуществующей болезни дочери, героине Тостогановой остается только одно: крах и одиночество.
История Саши, хотя ей положено занимать в сюжете центральное место, сделана куда слабее. И откровенно вторична. А кадр, в котором героиня появляется с венком на голове, тут же заставляет вспомнить Татьяну Друбич в таком же венке («Сто дней после детства» Сергея Соловьева). И хотя нынче кинематограф имеет право на откровенность, раннему Соловьеву и не снившуюся), девичьи игры со сбором приворотной травы и роман Саши с хорошим мальчиком Мишей (Филипп Авдеев) приятны для глаза, однако смысловой ряд заметно уступает визуальному!
Не рискну утверждать, что сценарист и режиссер черпали мотивы из прозы Серебряного века – скажем, из «Творимой легенды» Федора Сологуба или из романов Михаила Арцыбашева. (Последний недавно вновь вошел в обращение: бывший худрук Русского театра Игорь Лысов, ныне работающий в Астрахани, поставил – под названием «Любить» - собственную инсценировку романа Арцыбашева «Враги». Вероятно, дойдет очередь и до знаменитого «Санина».)
Во всяком случае, мотивы пробуждения весны, безоглядного броска в эротику, были очень характерны для Серебряного века, особенно – для произведений из его второго ряда. И если выбирать между такой очень напряженной и откровенной чувственностью, которая становится для юных героев открытием неведомой области отношений, и балансированием на грани порнухи, пришедшим в российский кинематограф в 90-е годы, когда всё стало дозволено, то я – за эпигонов Серебряного века. У них если и присутствует пошлость, то изысканная. (Под пошлостью я понимаю не откровенные эротические сцены, они-то как раз не имеют с пошлостью ничего общего, а банальность авторского мышления, готовность хвататься за лежащие на самой поверхности ходы и неизбежную слащавость, которая контрабандой проникает в картину ближе к финалу.)
Романтические отношения Саши и Миши не выдерживают той смысловой нагрузки, которую взвалили на них г-жи Мавродатис и Карас. Во-первых, им положено вести лирическую линию картины, причем Мише выпала роль загадочного героя, который летает на параплане, живет в лесной избушке и страдает от тяжелого нрава и тяжелых кулаков отца. Во-вторых, Миша должен малость эпатировать суровую Сашину мать (что не вяжется с его деликатной и застенчивой натурой). Наконец, Мише приходится отвечать за квазидетективную линию фильма: утопленник, переполошивший отдыхающих в начале картины, – его отец.
В сцене опознания трупа Миша проявляет удивительное хладнокровие, после чего наиболее простодушная часть зала должна прийти к выводу, что милый мальчик – отцеубийца. Не стану раскрывать тайну, намекну, однако, что дамы, сочинившие эту историю, щадят нервы публики.
Екатерина Маврокордатис и Оксана Карас попытались втиснуть в свою картину разом семейную сагу с печальным концом, любовную историю со счастливыми и донельзя слащавыми финальными кадрами и неполноценный эрзац-детектив (могли бы и не тащить мертвеца, он тут лишний). И попутно соединить откровенно дамское рукоделие, которое принято причислять к артхаузу, с массовым кино.
Могло бы получиться, если бы не явный перекос с кастингом. Блестящая работа Толстогановой и очень сильная Аграновича, яркое солнечное пятно - героиня Жовнер, очень выразительные эпизодические роли врача (Григорий Чабан) и сторожа (Валентин Самохин), которые, ненадолго появляясь на экране, все же заметно двигают сюжет… И очень уж невнятная лирическая пара. (Хотя Филипп Авдеев – талантливый актер, если вы видели снятый года три-четыре назад «Класс коррекции», то согласитесь со мной, тут уж претензии к слабо выписанной роли и к режиссеру, не спасшему ее.). Что касается Таисии Вилковой, то на ее героиню приятно смотреть… и всё!