Сплавить воедино веселые похождения плутов, втершихся в благородное семейство, едкую социальную сатиру и хоррор с таинственными существами, обитающими в подвале, перебить всё это кровавым триллером и в заключение поманить роскошной иллюзией и тут же дать понять, насколько она несбыточна – способно ли на такое искусство? Нет, на такое способна только сама жизнь, которая давно уже умеет смешивать несовместимые жанры. И… (южно)корейский режиссер Пон Джун-хо, который своим фильмом «Паразиты» заставил видавшую виды публику Каннского фестиваля по окончании сеанса встать и аплодировать целую четверть часа. А жюри – присудить картине Гран-при: Золотую пальмовую ветвь.
Запах подвала ничем не перешибешь
«Паразиты» - тот самый случай, когда картина приводит в восторг и простого зрителя, приходящего в зал посмеяться и попереживать, и эстета-киномана, для которого главное - как это сделано. А если режиссер к тому же дает ему повод блеснуть эрудицией и сообщить собеседнику, какие постмодернистски переработанные цитаты и параллели он уловил – для киномана вообще именины сердца!
Восхищает и метод безотходного производства, которым пользуется режиссер. В картине нет случайных деталей и проваливающихся в никуда сюжетных ходов. Если действие переносится в изысканно красивый дом, который построил для себя знаменитый архитектор, но теперь в нем живет другая семья, то непременно обнаружится, что в доме есть некая тайна, неведомая новым хозяевам. Если в самом начале фильма дальний родственник отправит в подарок семейству Ки коллекционный камень (по цвету и форме скола что-то вроде уральского змеевика, по весу – тяжелый булыжник), то ближе к финалу этот камень сыграет роковую роль. Собственно говоря, все это отвечает известному афоризму Чехова о ружье, которое повешено на стену в первом акте, но сегодня очень немногие авторы умеют сделать так, чтобы в нужный момент ружье выстрелило. Пон Джун-хо - умеет.
Показывая быт семейства Ки, режиссер заставляет вспомнить славные традиции итальянского неореализма, трогательно сочувствовавшего неунывающим нищим, ютящимся в трущобах. Унитаз у них находится в оконной нише, а непосредственно перед окном прохожие по дороге из пивной справляют малую нужду. Правда, сегодняшняя нищета не расстается с мобильными телефонами, младшее поколение Ки навострилось ловить халявный вай-фай.
Однако Пон Джун-хо расставляет зрителю ловушки – тот уже готов сочувствовать нищему семейству Ки, обитающему в тесном и кишащем щитниками (разновидность клопов) подвале, но по ходу событий становится ясно, что это та еще семейка! Так может, пожалеть состоятельное семейство Пак, которому все Ки (отец, мать и юные брат и сестра) бессовестно морочат головы? Но и тут облом! И остается гадать, кто же здесь паразиты - щитники, пройдошистые Ки или Паки: старшее поколение - снобы, причем миссис Пак – утонченная до идиотизма современная южнокорейская версия уайльдовских поздневикторианских светских дам; дочь-подросток – несколько заторможенная полусонная девица, зато маленький сын – настоящий Вождь краснокожих, с той лишь разницей, что рыжий парнишка из рассказа О'Генри не имел таких возможностей и никто не собирался удовлетворять каждую его прихоть.
Операция «Внедрение»
Жизнь семейства резко меняется, когда друг сына предлагает ему место репетитора по английскому языку для дочери богатых родителей Пак Да-хэ. Ки-ву (артист Чой Ву-шик) согласен, а необходимый для репетитора университетский диплом ему изготовляет на компьютере в интернет-кафе сестренка Ки-чжун (Пак Со-дам), девушка чрезвычайно изобретательная, настоящий мозговой центр семейства.
Первый этап операции «Внедрение» проходит безукоризненно. Мать, госпожа Пак (Чо Ё-джон) в восторге от репетитора, еще более наивная, чем мать, Да-хэ (ЧонДжи-со) застенчиво влюбляется в Ки-ву, а тут еще выясняется, что маленькому сорванцу Да-сону (Чон Хён-джун) требуется учитель рисования. Ребенок талантлив (по крайней мере, мать свято верит в это), но прежние учителя никак не справлялись с гиперактивным мальчиком.
«Нет ли у вас знакомого преподавателя?» - спрашивает г-жа Пак у Ки-ву. Естественно, такой находится: «Кузина моего приятеля недавно вернулась из Америки, там у нее были выставки», - отвечает «репетитор». Надо ли объяснять, что за эту самую кузину он выдаст родную сестру?
(Тут есть один нюанс, предназначенный для корейского зрителя, но и мы его улавливаем. В приличном обществе там, очевидно, принято американизировать свои имена. Господин Пак в дипломе, украшающем собой гостиную, именуется «мистер Натаниэль Пак». Ки-ву представляется нанимателям Кевином, а его сестра – Джессикой. Американское имя - уже само по себе рекомендация.)
Режиссер в очередной раз отправляет зрителя по ложному пути. Симметрия двух семей (отец, мать, сын, дочь) при вопиющем социальном неравенстве; откровенное противопоставление подвального жилья Ки - великолепному дому Паков с огромным окном, выходящим на лужайку, наводит на мысль, что сейчас начнется мелодраматическая история о богатых и бедных. Ки-ву и Да-хэ полюбят друг друга, но родители девушки категорически воспротивятся их роману (при том, что г-н Пак предпримет грубую попытку соблазнить хорошенькую Ки-чжун),
Но ведь Золотую пальмовую ветвь не дают за банальности!
Семейство Ки внедряется в дом Паков, как клопы. Коварная Ки-чжун сначала выживает из дома хозяйского водителя и устраивает так, что на его место берут безработного шофера Ки-тэ (Сон Кан-хо). А затем точно так же добивается увольнения домработницы Мун-гван (Ли Джон-ын), которая служила в этом доме верой и правдой еще прежним хозяевам. Ее место занимает Ки Чан-сук (Чан Хе-джин). Операция «Внедрение» удалась: вся семейка пристроена!
Крушение мифа о добрых бедняках и злых богачах
Всё вроде бы на мази, но чуткий ребенок Да-сон вдруг замечает, что вся прислуга (а ведь номинально они – чужие друг другу) пахнет совершенно одинаково. Да и господин Пак с заднего сиденья своего «мерседеса» улавливает какой-то запашок, исходящий от водителя. (Прежний шофер не раздражал обоняние своего работодателя!). Это запах подвала. Запах бедности. Но не только. Если попробовать понять ход мысли автора, то запах подвала – метафора определенной ментальности. Вовсе не симпатичной.
Зрители постарше, возможно, помнят стихи Джанни Родари «Чем пахнут ремёсла», в котором утверждалось, что люди трудящиеся (и, соответственно, небогатые) пахнут хорошо, а богачи – наоборот. Думаю, что поэт верил – как и мы с вами, что люди бедные нравственны и солидарны друг с другом, готовы прийти на помощь в беде и т.д. А богачи подлы, эгоистичны и думают лишь о наживе.
Последние три десятка лет такое мнение о богачах, в общем, не поколебали. Есть, конечно, исключения, но по крайней мере те, кто в свое время сумел прихватизировать по цене бутерброда терминалы в порту и подвижные составы, возможно, даже еще хуже, чем когда-то мы представляли себе. Но вот бедняки…
Тут смешалось всё: обида, безумие, растерянность - и неожиданно проснувшаяся в отце Ки классовая ненависть, столь же беспощадная, сколь и бессмысленная.
Путь, ведущий к трогательной мелодраме о неравенстве, обрывается на трудоустройстве «Кевина» и «Джессики». Они, конечно, обманщики, но от их аферы никому не стало хуже. Но отец и мать лишают работы – и, следовательно, средств к существованию – других людей. И делают это с помощью коварных интриг, задуманных умницей Ки-чжун.
Не знаю, как у вас, а у меня здесь возникла параллель с романом Андруса Кивиряхка «Ноябрь, или Гуменщик». Прозаик изящно поставил с ног на голову распространенный миф о помещиках-остзейцах, нещадно эксплуатировавших крестьян, и эстонцах-хуторянах, которые с достоинством несли это тяжкое иго, мечтая о свободе. Помещики в романе – лохи, каких мало: крестьяне нещадно обворовывают их.
Богатые Паки в фильме – тоже абсолютные лохи, не видят, что творится у них под носом. Отца ничего не интересует, кроме его фирмы, а мать с головой ушла в светскую жизнь. Обманывать таких – сам бог велел.
Кульминацией сладкой жизни семейства Ки становится вечер, когда все Паки уезжают «в поход» - отпраздновать на природе день рождения мальчика. Маленький Да-сон боится отмечать праздник дома: как-то именно в этот день его до смерти напугал появившийся из подвала призрак. Оккупировав хозяйский дом, они нажираются, напиваются, свинячат: кот из дому – мыши в пляс! Но тут-то сюжет делает резкий поворот.
Призрак в ночь наводнения
Ливень, переходящий в наводнение, срывает веселую вечеринку. Уволенная домработница Мун-гван умоляет ее впустить: уходя, она забыла в подвале что-то очень важное. Этим «очень важным» оказывается прячущийся в подвале ее муж. Прежний владелец, архитектор оборудовал в доме глубокое убежище. На случай, если Северная Корея нападет. (Очевидно, тогда кто-то облеченный властью ляпнул, что нужно быть загодя готовыми к ситуациям, которые маловероятны. Если начать готовиться тогда, когда беда уже у ворот, будет слишком поздно.) Или если нагрянут кредиторы. От них-то и прячется уже не один год муж домработницы.
Начиная с этого момента картина переходит в триллер, происходящий на фоне стихийного бедствия. Напряжение не ослабевает: после того, как вода схлынула и выглянуло солнце, великосветская party, которую г-жа Пак устраивает на лужайке в честь дня рождения сына, оборачивается кровавой резней, которую начинает окончательно свихнувшийся узник подвала (он-то и был привидением, когда-то напугавшим малыша). Тут смешалось всё: обида, безумие, растерянность - и неожиданно проснувшаяся в отце Ки классовая ненависть, столь же беспощадная, сколь и бессмысленная.
Режиссер никого не осуждает. Он рассказывает историю. Совершенно фантастическую – и тем более поразительную, что действуют в ней обычные, можно даже сказать, заурядные люди. Типичные представители своих классов, как писалось в советских школьных учебниках. Пон Джун-хо только предупреждает о том, что сегодняшний человек, растерявшийся от изнуряющего ритма жизни, неуверенный в завтрашнем дне, боящийся оказаться на самом дне, слишком часто в борьбе за существование плюет на этику и на других людей, видя в них только конкурентов. И мы не знаем, что у этого человека внутри, какое там подполье и что в нем спрятано.
Режиссер настолько снисходителен к своим персонажам, что позволяет Ки-ву утешиться иллюзией: мол, он окончит университет, найдет хорошую работу и когда-нибудь купит тот дом, который после кровавого праздника ищет новых владельцев. Только эта иллюзия – вроде морковки, подвешенной перед носом ослика. Наивное животное верит, что еще шаг – и оно ухватит эту морковку и съест, но с каждым шагом расстояние до нее остается всё тем же.