Мясо! Мы рады вам! (2)

Елена Скульская
Copy
Елена Скульская.
Елена Скульская. Фото: архив Елены Скульской

Знаете ли вы, кто такой панкач? То-то. И никто не знает, кроме литературоведа Романа Тименчика, который, кстати, теснейшим образом с 1968 года связан с Тарту, с университетом, где не раз выступал, защищал диссертацию, печатался, хотя сам учился на филфаке в Риге.

Впрочем, и Рига совершенно не чужой нам город – там много лет возглавлял ТЮЗ Адольф Шапиро, который на долгие годы приютил Тименчика в театре и дал ему спокойно заниматься своими уникальными исследованиями Серебряного века, а попутно придумывать забавные театральные программки в качестве заведующего литературной частью; сейчас Адольф Шапиро один из самых любимых режиссеров, сотрудничающих с Таллиннским Городским театром.

Словом, в двухтомнике Романа Тименчика «Последний поэт. Анна Ахматова в 60-е годы» я наткнулась на совершенно замечательное слово – «панкач». Оказывается, в начале 50-х годов минувшего века в советских магазинах тоже, как и у нас сейчас, по сниженной цене продавались просроченные продукты. Торговые точки обязаны были сообщать покупателю о некотором риске дешевой покупки.

Появилась обязательная табличка, прилагаемая к подгнившему, например, луку: «Товар пАниженного качества». Именно «паниженного», поскольку грамотность работников, отвечающих за текстовые сообщения, была как раз на том же уровне, что и сегодня. Когда покупатели привыкли к табличке, обозначение сократили до «пан.кач». Литераторы моментально воспользовались сокращенным вариантом и пустили в оборот этот символ грамматической убогости и беззастенчивости. Бездарных писателей стали называть за глаза «панкачами».

К сожалению, чудесное это слово довольно быстро вышло из употребления, но и сегодня, мне кажется, в нем кроется какая-то особенная прелесть, характеризующая нашу жизнь на русском языке.

Несколько свежих примеров. На въезде в Петербург автобус из Таллинна притормаживает, вписываясь в довольно крутой поворот. Крупно: мрачный деревянный одноэтажный дом с занавешенными окнами. К стене прибита огромная деревянная же панель: «Мясо! Здравствуйте, мы рады вам!» То есть если попросить водителя притормозить, выйти и откликнуться на приветствие, то можно сдать себя на мясо… Еще прелестная надпись на фургонах для грузовых перевозок: «Впихиваем невпихуемое!» (Я специально сослалась на питерскую рекламу, поскольку из наших местных нелепых текстов на русском языке можно составить огромный и пухлый том, места на портале не хватит).

Справки из интернета

В Греции (как в Интернете) есть всё, на этом настаивал персонаж А.П. Чехова. А вот в Италии дела обстоят куда хуже: «Откуда в Италии мята?!» – восклицала героиня фильма Марка Захарова «Формула любви». И вот как читателю-зрителю понять, где шутка, а где констатация факта?

Я недавно прочла в Интернете со ссылками и сносками на популярном портале, призывающем читателя высоко оценить статью, что Марина Цветаева до последних дней, вернувшись из Франции, прожила в Болшеве под Москвой. Прилагается и фотография кабинета - вполне музейного опрятного вида – с Мариной Ивановной, раскинувшейся вдохновенно в креслах. То, что Цветаева покончила с собой в Елабуге в 1941 году, не сообщается. Этого как будто и не было. Писала себе спокойненько за столом, обитом зеленым сукном, и горя не знала! И множество лайков и благодарностей за просветительскую работу.

А рядом статья о том, что Сталин обладал большим чувством юмора. «Панкач» Дымшиц, которому поручили собрать стихи Мандельштама для «Большой серии поэта», тоже ни словом не упомянул о том, как погиб великий сочинитель. Но это было полвека назад и упоминание о лагере, возможно, отменило бы вовсе издание сборника, сегодня же правда уже не под запретом, но очень часто всё равно под замком малограмотности.

Каждый год я задаю студентам вопрос: «С чем у вас ассоциируется словосочетание «Вишневый сад»? И каждый год получаю один и тот же ответ с некоторыми вариациями: «утраченная красота», «разоренная красота», «погубленная красота»… И вдруг в нынешнем году мне ответили: «Вишневый сад ассоциируется с дачными участками». И правда: Лопахин хотел разбить сад на дачные участки, толковый придумал бизнес-план. Что всё грустить-то об утраченной, видите ли, красоте, когда дачные участки на ее месте процветают, грядки изобилуют капустой, а крыжовник исправно плодоносит?!

То есть, в конце концов, прагматичная правда Лопахина побеждает, уничтожая пьесу Чехова. Как Интернет очень часть искореняет в людях тягу к знаниям.

И вот к какому выводу я прихожу, сама постоянно пользуясь Интернетом: он нужен только тем, кто и без него знает ответы на интересующие вопросы и хочет лишь уточнить некоторые детали или даты. Считать же ознакомительные статьи в Интернете источником знаний — напрасное занятие: там появляются убогие вирши под именами великих поэтов, молодые люди заучивают их наизусть, читают потом на конкурсах, и им очень трудно объяснить, что их обманули. Как и настаивать на том, что Цветаева была гениальным поэтом, а не только «плохой матерью», что ежедневно и неустанно муссируется в сетях.

Жалеть или лечить?

Недавно один эстонский театр решил выпустить версию одного своего спектакля на русском языке (мне не хочется называть конкретную постановку, поскольку далее речь пойдет о людях, которые мне не безразличны, да и суть проблемы не только в них). Так вот, на премьере я с большим удивлением слышу, что главного героя, по его словам, «рвало желчным соком», – актер не оговорился, а настаивал на этом словосочетании, и прозвучало оно в спектакле аж четыре раза. Далее персонаж сообщил зрителю, что он «изгой общества» и тоже повторил это несколько раз.

Элементарное бытовое чувство русского языка подскажет вам, что рвет желчью, а сок – желудочный, что изгой – это и есть человек, выброшенный из своей социальной среды, а изгой общества – смешное масло масляное.

Но поразил меня, в конце концов, даже не сам казус. А отклики на спектакль специалистов, которые настаивали на терминах –  филигранная постановка, утонченный стиль и виртуозная работа со словом.

Как же так? С какой взволнованностью и гневом мы пишем (и правильно делаем!) о казусах и нелепостях в публичных речах политиков, но не дай бог тронуть малограмотное и оскорбляющее русский язык и русскую культуру выступление деятеля искусства. Тут же становишься именно что «изгоем общества», гонителем родимой речи, врагом просвещения. Критика перестала быть не только совестью искусства, но и вообще уважаемой особой, поскольку можно только хвалить, хвалить, хвалить, носить на руках, восхищаться, чтобы ни при каких обстоятельствах не задеть ранимую душу художника (желательно с большой буквы).

Моя подруга, известный петербургский психолог, спрашивает на конференциях у коллег: «Чего вы хотите: жалеть пациентов или их лечить? Надо выбирать!»

Защитить, сохранить, взрастить в следующих поколениях полноценный русский язык и русскую культуру можно только в том случае, если лечить тяжелые болезни. И, кстати, пенициллин в виде толковых словарей, опытных редакторов, педагогов, просто грамотных людей существует. Можно совершенно не волноваться за русский язык в Питере или Москве – там океан, который всех переспорит и утвердит нужную норму. А в нашем крошечном озерце надо действовать самим! Чем бы это ни грозило! Далее — смайлик.

Комментарии (2)
Copy

Ключевые слова

Наверх