Ударим разгильдяйством по антарктическому бездорожью!

Сергей Воробьев повидал практически все страны мира за редким исключением. Фото: Олеся Лагашина

Трудно ли фотографировать в Антарктиде, даже если находишься в полярном оазисе; как иногда спасает полярников обыкновенное человеческое разгильдяйство и много ли вымысла в антарктических мемуарах? Об этом мы поговорили на борту идущего в южные моря «Адмирала Беллинсгаузена» с одним из авторов выставки полярных фотографий, только что открытой участниками экспедиции в Калининграде, писателем Сергеем Воробьевым.

- Как вы оказались на этом прекрасном паруснике?

- Совершенно случайно. В жизни столько обстоятельств, что не знаешь, когда они закончатся. Все началось с того, что мы с Энном Бруновичем Каупом решили сделать выставку, посвященную Антарктиде, поскольку у нас накопилось множество фоторабот. И мы это осуществили в 2015 году в Русском доме Риги. Мы смогли распечатать с наших старых слайдов, которые были сделаны в 1970-80-е годы порядка сорока фотографий. Выставка просуществовала довольно долго, около четырех месяцев. В 2017 году мы повторили ее в Таллинне в ЦРК, а потом мы ее повезли в Петербург, где к нему проявил интерес Дом национальностей на Моховой. Оттуда она практически сразу переселилась в концертный зал «Октябрьский», а через три месяца переехала на музей на ледоколе «Красин». И поскольку этот ледокол является филиалом Музея мирового океана в Калининграде, о ней прослышали. Часть выставки перешла в Музей Арктики и Антарктики в Петербурге, где стала частью постоянной экспозиции. Руководитель экспедиции Тийт Пруули увидел их там и, поскольку он хорошо знал Энна, он предложил ему поучаствовать в этом рейсе.

- Трудно фотографировать в полярных условиях?

- Там есть технические нюансы, так скажем. Техника при низких температурах, особенно та, которая была у нас в советское время, – хотя эти аппараты и были очень надежными и качественными – иногда отказывает. Там есть такое свойство – замерзание смазки. Опытные фотографы, как правило, разбирают фотоаппараты и вымывают эту смазку спиртом, тогда аппаратура начинает работать и при низких температурах.

Мы этого не делали, пользовались простым способом, т.е. фотоаппараты находились у нас за пазухой, отогревались, а мы фотографировали все, что попадалось нам на глаза - моменты из жизни станции, из полярной жизни, пейзажи, которые постоянно меняются в зависимости от времени суток и года. Хотя зимой там, конечно, особо ничего не сфотографируешь. -80 градусов бывает, конечно, не на всех станциях – скорее всего, только на станции «Восток», на нашей станции «Новолазаревская» таких температур не было, но все-таки и там очень холодно. Хотя сами полярники называют ее между собой антарктическим Сочи. Для Антарктиды там курортные условия, особенно летом, поскольку станция находится в таком каменном оазисе, в предгорьях больших гор под названием Вальтат. Летом при нагревании температура каменной породы может достигать +28 градусов, начинается активное таяние, текут водопады, оттаивают реки и озера – просто красота.

- Какие пути привели вас в Антарктиду, сколько раз вы там были?

- В общей сложности четыре раза. Три раза я участвовал в экспедициях в качестве члена экипажа на обеспечивающих судах. Я бывал на разных станциях, топтал антарктические льды, иногда удавалось уговорить летчиков, чтобы слетать на другую станцию. В итоге у меня возникло желание там остаться. Я пришел в институте в отдел экспедиций и попросился. И меня взяли как специалиста – я зимовал и жил в течение года на «Новолазаревской» в качестве электромеханика, помогал Энну в гидрологических работах. Был благодарен ему за то, что он меня вывез, а он был благодарен мне, потому что будни на станции все-таки очень монотонные…

- Что там раздражает больше всего? Когда кругом все белое, а рядом постоянно одни и те же люди, они не начинают в какой-то момент друг друга бесить?

-  Честно говоря, полярников ничего не раздражает. Там подбираются люди, которые готовы нести это бремя. Мы были морально готовы и раздражаться было не на что и не на кого. Хотя случалось всякое. Бытовые удобства там такие же, как у нас на большой земле, т.е. тепло и свет. Кормили нас хорошо, продукты были отборные, повар был замечательный, каждый день крутили новое кино. Но это на самой станции, а людям, которые выезжали за ее пределы, буровому отряду, который выезжал за сорок километров бурить шельфовый ледник, приходилось сложнее.

- У вас вышло много книг об Антарктиде, читая их, я думала, что такая замкнутая обстановка, где пространство и количество персонажей ограничено, - это прекрасные условия для классического детектива. Вы никогда не думали писать в этом жанре?

- Честно говоря, я детективы не очень люблю, за исключением Конан Дойля. Детективных моментов там практически не было, хотя экстремальные ситуации случались. Причем самое интересное, мне доверяли опубликовать то, что обычно нельзя было афишировать. В моих книгах описаны эпизоды, как тот же Витя Боярский со своим коллегой могли спокойно пропасть в Антарктиде, потому что они вышли в пургу и прошли мимо своего балка. Балок - это такой небольшой домик, если ты мимо него пройдешь, можно уйти в бесконечность. Ситуация была патовая, но выручило наше разгильдяйство. В свое время они бросили по пути бухту коаксиального кабеля, и Виктор еще говорил своему напарнику, что надо убрать этот кабель, он мешает. Тот его не убрал, и он их спас. Они наткнулись на кабель, когда были уже совсем обессилены.

Еще один эпизод рассказал мне наш доктор, который попал в не менее драматичную ситуацию, и взял с меня слово, что я никому не скажу. Я ему пообещал, что опубликую только через десять лет, опубликовал в итоге через пятнадцать, для полярников это была новость. Почему-то мне все всё рассказывали. Я дежурил на электростанции, там была очень уютная обстановка – баня, прачечная, можно было просто посидеть, отдохнуть. Приходили люди, которым надо было вылить то, что накопилось. В итоге я был своего рода исповедником, слушателем интересных историй, которых почти никто не знал.

Выставка сейчас находится в Музее мирового океана в Калининграде. Фото: Олеся Лагашина

- Какая самая интересная история вам сейчас вспоминается?

- Однажды у нс вышел тяжелый тягач на буровую, привез туда топливо и возвращался назад. В Антарктиде вообще в одиночку нельзя выходить, на большие расстояния это просто запрещено. Они были вдвоем, механик-водитель и наш доктор. Началась пурга, они потеряли след, дорог там нет – в основном идут по вехам и по старому следу. Его стало заносить, они пропустили какую-то веху, ушли в бесконечность, а потом у них заглох двигатель. Выбраться из безвыходной ситуации им опять-таки помог случай или разгильдяйство: в кузове этого тягача оказалось полбочки с топливом, о котором не подозревал даже водитель. Просто кто-то что-то случайно оставил. Топливо закачали и с божьей помощью вернулись на станцию.

- Разгильдяйство – это у вас такой сквозной мотив… Оно часто помогает полярникам?

- Я бы не сказал, что его было много, но без него не обходится. В этих двух случаях оно действительно вывело на нужную дорогу.

- Рисковать полярнику часто приходится? Особенно фотографу, который в погоне за красивым кадром способен забыть все на свете.

- Я не думаю, что полярник сильно рискует каждый день, хотя риск, конечно, присутствует. Это, например, моменты разгрузок, для которых берег не приспособлен. Приходится останавливаться у крепкого припаянного льда, т.е. такого, который находится на поверхности океана и припаян к материку. На таком относительно крепком льду можно разгружаться, а потом доставлять грузы при помощи тракторов, тягачей, саней. На пути этих тягачей могут возникать трещины, в которые можно запросто провалиться. Все полярники учатся на трагических ошибках прошлых экспедиций. В прошлом буквально каждая экспедиция оставляла в лучшем случае одного человека на берегах Антарктиды.

- Классические полярные экспедиции у вас, наверное, изучены от корки до корки? Я наблюдала сейчас, как вы обсуждали во всех подробностях ошибки экспедиции Скотта…

- Вообще человечество должно знать о подвигах людей, которые совершали немыслимые вещи. Много полярников пожертвовали всем ради достижения своих целей, и некоторые их не достигли. Если говорить о нашем времени, то, конечно, героический пример – это Федор Конюхов. Он совершает совершенно невозможное – ходит, например, вокруг земного шара на весельной лодке в одиночку...

- Причем он же еще очень разнообразно это делает. У вас не было искушения заняться чем-то подобным и пойти в экстремальную экспедицию не на полюс?

- Это не каждому дано. Надо иметь призвание к этому и сильное стремление. Я удовлетворил свои желания и потребность путешествовать тем, что я тридцать лет отходил в море и повидал практически все страны, за редким исключением. На основе этих впечатлений я вел дневники, выходили книги. В кругосветку не ходил, но в итоге обошел земной шар по количеству пройденных миль.

- Сколько книг у вас уже вышло?

- Семь в общей сложности: четыре книги на морскую тему и три – своего рода отдельный жанр, о полярниках.

- В ваших книгах даже такие бытовые подробности, как пользование туалетом, становятся предметом иронично-философских обобщений о свободе и культуре. Жизнь в полярных условиях располагает к философствованию?

- В принципе, да. Где еще философствовать, если не в таких длительных путешествиях, вдалеке от мира, когда на него можно поглядеть со стороны? Это все зависит, конечно, от склада ума. Писание книг тоже ведь не каждому дано. Есть очень хорошие рассказчики, но, чтобы вылить это все на бумагу, нужно что-то большее.

- Ваши книги написаны на биографическом материале, а сколько в них вымысла?

- Жизнь без вымысла вообще скучна. Я старался этим особенно не грешить, просто, может быть, добавлял свое видение какой-то ситуации, переосмысляя ее. Каждый ведь пропускает ситуации через себя, видит их по-своему.

- Кого вы сами любите читать?

- Зависит от возраста, конечно. Я был привержен фантастике, а потом все-таки перешел на классику и считаю, что русская классическая литература – это то, что особенно необходимо русскому человеку и не только. Она вбирает в себя такие смыслы, которые вечны. Это Достоевский, Толстой, Лесков. Из западных я, конечно, очень любил Хемингуэя. Одна из главных целей человека – уметь читать, уметь вчитываться, понимать смыслы, но круг чтения при этом должен быть ограничен, потому что прочитать все невозможно.  Есть, конечно, хорошие чтецы, осваивающие по восемьсот страниц в день, но мне это недоступно.

- Чему нас учат путешествия?

- Они хороши в любом возрасте, потому что учат нас познанию мира. Не берусь точно воспроизвести слова Пржевальского, но что-то в этом роде: еще жизнь интересна потому, что можно путешествовать. Этим много сказано.