/nginx/o/2019/03/12/11861753t1h64ea.jpg)
Сегодня исполняется 35 лет со дня акции Балтийский путь и 85 лет со дня заключения пакта Молотова-Риббентропа. Доктор истории Каарел Пийримяэ пишет, что обнародование правды о Пакте Молотова-Риббентропа означало разрушение исторического мифа, лежавшего в основе верховенства СССР и государственной идентичности.
Восстановление независимости Эстонии в начале последнего десятилетия XX века стало возможным благодаря четырем параллельным (но не совсем синхронным) процессам: (1) затяжной глобальный кризис коммунистической идеологии, (2) попытка перестройки Советского союза, которая дестабилизировала систему больше, чем предполагалось, (3) прекращение противостояния периода «холодной войны», ставшее возможным за счет укоренения «нового мышления» в международной политике советского руководства, и (4) ускорение в конце 1980-х годов европейской экономической и политической интеграции, действовавшей как магнит на стагнировавшую систему Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) восточного блока. В результате этих процессов к началу 1990-х годов произошел распад федеративных государств: Югославии, Советского Союза и Чехословакии.
Следует также иметь в виду, что после «нефтяного шока» второй половины 1970-х годов цены на ископаемое топливо в начале 1980-х годов начали стремительно падать, что привело к дефициту государственного бюджета СССР. Поскольку Москва поддерживала находящиеся в состоянии кризиса экономики своих союзников на плаву, снабжая их дешевым топливом, СЭВ становился все более дорогостоящим предприятием.
Тем не менее, у пришедшего в 1985 году к власти в Советском Союзе молодого поколения партийцев не было планов ставить крест на социалистическом лагере. Скорее, они были идеалистами и преданными коммунистами, которые стремились реформировать «реальный социализм», сделав его привлекательной модернистской моделью наряду с капитализмом. Горбачеву представлялось, что капиталистическая и социалистическая системы в будущем должны сблизиться, не сливаясь, однако, полностью.
Большинству западных интеллектуалов национализм представлялся чем-то устрашающим, и, конечно, такое отношение также выражало ревниво замаскированный великодержавный шовинизм.
Новая волна глобализации в 1980-х годах привела не только к торжеству рыночной экономики, но и к тому, что мир в результате информационной революции стал гораздо более «тесным». Последние остатки железного занавеса, через которые еще не проникали радиоволны, рухнули благодаря факсу и спутниковой связи (телевидение и телефон). Для балтийских национальных движений это облегчало доступ к информации, но также способствовало тому, что местные события, такие как Балтийская цепь, стали освещаться в международных СМИ.
Это еще не означало неизбежность независимости, но стало факторами, способствующими ее достижению. Были и препятствия. Теневой стороной глобализации и интеграции было то, что национализм, казалось, умер. После смерти генерала Франко и принятия новой демократической конституции Испании в 1978 году вопрос о независимости как Каталонии, так и Страны Басков был в публичной политике положен под сукно. Движение за независимость Шотландии в 1980-х годах пошло вспять. В 1979 году Шотландская национальная партия помогла свергнуть правительство лейбористов – хотя социалисты поддержали как шотландскую, так и валлийскую автономию, – однако последующее длительное правление консерваторов оказалось крайне неблагоприятным. Самоопределение наций как право на отделение от государства стало пониматься как черта исключительно постколониального мира. Большинству западных интеллектуалов национализм представлялся чем-то устрашающим, и, конечно, такое отношение также выражало ревниво замаскированный великодержавный шовинизм.
Балтийским национальным движениям казалось очевидным, что на лозунге права на самоопределение далеко не уедешь. В течение десятилетий активисты-эмигранты из стран Балтии пытались связать балтийский вопрос с нормой колониализма и самоопределения – без какого-либо результата. Более плодотворными оказались понятия исторической справедливости и международного права. Составленное к 40-летию пакта Молотова-Риббентропа (ПМР) в 1979 году балтийскими диссидентами, в том числе четырьмя борцами за свободу Эстонии (Мартом Никлусом, Энделем Ратасом, Энном Тарто и Эриком Удамом), Балтийское воззвание нашло широкий отклик на Западе. Его полный текст 25 апреля 1979 года опубликовала New York Times. Воззвание легло в основу принятой в 1983 году Европейским парламентом резолюции, в которой осуждалась продолжающаяся незаконная оккупация стран Балтии вследствие ПМР и было сделано в числе прочего предложение обратиться с балтийским вопросом в подкомитет ООН по деколонизации (так что связь с колониализмом по крайней мере в этом заявлении просматривается).
Борьба народов Балтии во имя своего будущего была одновременно борьбой за свое прошлое. Сведение личных, семейных и общественных воспоминаний в единый исторический нарратив стало важной частью борьбы за свободу. Понятно, что обнародование правды о ПМР означало разрушение исторического мифа, лежавшего в основе верховенства СССР и государственной идентичности, что было очевидно для всех – как для консерваторов, так и для реформаторов. (Этот миф состоял в упрощенном утверждении, будто ПМР был, может, и циничным, но необходимым прагматическим шагом, позволившим СССР оттянуть начало войны на два года). Неудивительно, что власти СССР столь болезненно реагировали на требование раскрыть реальную историю ПМР. Когда балтийские народные фронты в августе 1988 года опубликовали в крупнейших газетах секретные протоколы к ПМР, бывший руководитель латвийского КГБ и будущий путчист сетовал, что это «уничтожило Советскую Латвию».
В то же время ПМР оказался в фокусе противоречивых интересов в исторической политике.
В связи с ПМР и Балтийской цепью стоило бы особо отметить двух людей. Первый – это Эндель Липпмаа, возглавивший устремления прибалтийских союзных республик обнародовать ПМР на съезде народных депутатов СССР и затем признать его неправомочным. Именно по его предложению Горбачев позволил сформировать соответствующую комиссию (под руководством А. Яковлева), что внешне было в духе политики гласности и общего внутреннего курса страны на обновление. В то же время Горбачев прятал секретные протоколы к ПМР в кремлевском архиве, утверждая, будто они не найдены, и, очевидно, надеясь, что комиссии удастся замять этот вопрос. Второй человек – это Эдгар Сависаар, предложивший 14 июля 1989 года руководителям латвийского и литовского народных фронтов провести в ознаменование годовщины ПМР небывалую демонстрацию, связав столицы стран Балтии живой цепью, образованной взявшимися за руки людьми. Целью этой акции было оказание давления на Москву с тем, чтобы она как можно быстрее признала наличие секретных протоколов.
В то же время ПМР оказался в фокусе противоречивых интересов в исторической политике. Эстонский народный фронт поначалу требовал в комиссии Яковлева перевести проблему ПМР в международный контекст, но был вынужден отступить. Украина и Белоруссия, которые больше всех выиграли от ПМР, выступали категорически против новой интерпретации пакта. Литва, независимость которой внешне зависела от ПМР, также не была заинтересована во всестороннем раскрытии этой проблемы, поскольку территориальные аспекты секретного соглашения открыли бы для Вильнюса ящик Пандоры.
Польская коммунистическая верхушка в течение многих лет пыталась обсудить с Москвой разные аспекты прошлого, особенно в связи с массовым расстрелом в Катыни, но, к счастью для литовцев, вопрос о Вильнюсе не поднимался. Подобное требование только лило бы воду на мельницу реакционных сил в Советском союзе. По этим причинам Сависаар пообещал в Комиссии по ПМР, что осуждение ПМР не связано с отделением той или иной советской республики от СССР или с изменением границ.
На самом деле это обещание и гроша ломаного не стоило. Балтийские национальные движения интерпретировали решение съезда народных депутатов от 24 декабря объявить ПМР неправомерным как оценку того, что аннексия стран Балтии была незаконной. И это несмотря на то, что между ПМР и аннексией 1940 года не было непосредственной связи (можно ведь представить ситуацию, когда за соглашением о разделе сфер интересов последует законная аннексия, к тому же секретный протокол к ПМР не определял, каким образом Советский Союз реализует свои интересы в своей сфере – по правде говоря, немецкая сторона была даже обеспокоена советской интерпретацией, что проявилось в июне-августе 1940 года). Но в вихре острой политической борьбы детали никого не интересовали.
В конечном итоге Балтийская цепь состоялась с огромным успехом, выведя дискурс балтийских национальных движений на первые полосы мировых газет и телевизионных новостей. Балтийская цепь подтвердила позицию большинства западных стран о том, что Эстония, Латвия и Литва были незаконно аннексированы. Следует признать, что косвенно ПМР и непризнание были связаны, потому что, если бы в 1940 году Советский союз не оказался в одной компании с Германией, политика непризнания в таком виде, вероятно, не сформировалась бы. Поэтому во всех отношениях правильно напомнить, что Сталин – «спаситель» западной демократии и победитель в войне, – был в 1939-1941 годах сообщником преступлений Гитлера.
Впервые статья была опубликована 23 августа 2019 года.
Историк Каарел Пийримяэ получил образование в Тартуском университете, Геттингенском университете и Кембриджском университете (докторантура). Он работал научным сотрудником и доцентом Тартуского университета. Пийримяэ снискал многочисленные государственные и международные знаки академического признания и является автором ряда академических трудов преимущественно в следующих областях: международная история стран Балтии в 20 веке; сталинизм в Восточной Европе и странах Балтии; новейшая история (с 1914 года).