«Одесса»: золотая середина кинематографа

Одесское семейство смотрит на похороны: Григорий Иосифович (Леонид Ярмольник), Раиса Ировна (Ирина Розанова), Валерик (Степан Середа), Борис (Евгений Цыганов), Женька (Диана Манукян), Володя (Сергей Муравьев). Фото: Кадр из фильма

Новый фильм Валерия Тодоровского, идущий сейчас в Эстонии, – в определенном смысле продолжение телесериала «Оттепель», да и просто очень хорошее кино.

Есть прекрасные фильмы, которые словно проваливаются в щель между коммерцией и артхаузом. Заточенный под блокбастеры кинопрокат их почти не замечает – эпоха, когда такое умное, трагикомическое, ничуть не скандальное кино для семейного просмотра собирало залы, прошла; на телевидении их место занял его величество телесериал (и когда, редко-редко, появляются сериалы такого же уровня, вроде «Оттепели» Тодоровского, они моментально обретают всенародную известность). Остается Интернет, сарафанное радио соцсетей да не приносящие режиссерам ни копейки, ни цента торренты.

Борис (Евгений Цыганов) доказывает свояченице Мире (Евгений Брик), что их с мужем Ариком (Владимир Кошевой) в Израиле ничего хорошего не ждет. Фото: Кадр из фильма

«Два дня», «Пока ночь не разлучит», «Кококо», «Заповедник», «Звезда», «История одного назначения», даже и «Аритмия»: эти российские ленты последнего десятилетия по коммерческому успеху и известности не дотянули до «Стиляг» и «Дня выборов», но и к сугубо фестивальному артхаузу их никак не отнесешь. Проще всего назвать их нормальным хорошим кино. «Одесса» – именно такое нормальное хорошее кино, и лучше не упускать возможности посмотреть его на большом экране, пока у нас эта возможность есть.

Любовь во время холеры

Большинство тех, кто видел телесериал Валерия Тодоровского «Оттепель», желало бы продолжения – и ходят слухи, что оно все эти годы находится в работе, хотя точно никто ничего не знает. Но «Одесса» на каком-то уровне – именно продолжение «Оттепели», которая как раз заканчивается тем, что герой, которого играет Евгений Цыганов, уезжает к другу в Одессу. А «Одесса» начинается с того, что герой Евгения Цыганова в Одессу приезжает. Это, да, другой год, 1970-й, а не начало 1960-х, и зовут героя по-другому - Борис, а не Виктор, и профессия у него другая - журналист, а не кинооператор, однако проблемы с женщинами очень похожи.

Итак, Одесса, 1970 год, печально известная эпидемия холеры; власти закрывают Привоз, отменяют все самолеты и поезда, устанавливают карантин... Честно сказать, в начале кажется, что перед нами фильм-катастрофа – но, слава богу, это не он. Просто карантин, благодаря которому Виктор и его сын Валерик (Степан Середа; судя по имени и возрасту, его прототипом стал сам Валерий Тодоровский, родившийся, кстати, в Одессе) застревают в городе, а жена Виктора, к родителям которой он и приехал, вынуждена остаться в Москве, – этот карантин делает особенное, замкнутое на себе пространство уютных одесских двориков еще особеннее и уютнее. Отрезанный от большого мира город будто ничего и не замечает; что одесситам мир, когда есть Одесса? (Странно и ужасно, что фильм снимался вовсе не в Одессе – как оказалось, Ярмольник на Украину невъездной, и режиссер, испугавшись, что киносъемки в любой момент могут закрыть, решил воссоздавать город своего детства в Сочи и Таганроге.)

Виктор с сыном приехали именно в такой тихий уютный дворик, в дом Григория Иосифовича (Леонид Ярмольник) и Раисы Ировны (Ирина Розанова). Григорий Иосифович – уважаемый человек, судя по тому, как продавщицы на Привозе предлагают ему лучшие куски; Раиса Ировна, перемежающая в речи русский и идиш, – «еврейская мама», которая явно души не чает в трех своих дочерях. Из них одна – жена Виктора и мать Валерика – в фильме появляется только голосом в телефонной трубке.

Сионисты у него в семье! Что значит «там наша родина»? Наша родина – Советский Союз! Мира в истерике: папа, ты что, не еврей?

Зато две другие – здесь же, под той же крышей: Лора (Ксения Раппопорт) с дочкой и мужем-неудачником, запойным композитором Володей (Сергей Муравьев), который получил наконец-то государственный заказ на целую оперу, но не может работать: «Без фортепиано? Исключено!..» – и Мира (Евгения Брик) с собственным мужем-неудачником, торгующим значками Ариком (Владимир Кошевой). В соседнем доме, куда селят Бориса и Валерика, – свои драмы: выживший из ума, мычащий что-то дедушка в каталке, его сын, от которого сбежала жена-гречанка, и еще внук и внучка. Внучке Ирке (Вероника Устимова) 15 лет, и она – стройная, голоногая, веселая – сводит Бориса с ума.

Актерский состав очевидно великолепный – но этого мало: Ярмольник и Розанова играют как боги, их по временам почти невозможно узнать, их перевоплощение абсолютно. Логично, что именно в «Одессе» и ей подобном кино, а не в блокбастерах и не в артхаузе, актерские таланты находят себя сегодня. Обе крайности сходятся в том, что фон в них замещает людей; жаль только, что золотой середины кинематографа ныне так мало.

«Замолчи этого идиота!»

Жизнь трех поколений большой семьи, почти в полном составе застигнутой карантином, протекает на фоне холеры, буквально «во время чумы»; хуже того, одно из первых одесских впечатлений Валерика – похоронная процессия с оркестром, неспешно шагающая по улице. Но Одессе все нипочем, а семейные дела здесь всяко важнее других. Под траурный марш Мендельсона родственники начинают рассуждать о том, кто из них когда умрет, рассуждать с очень одесскими интонациями, и это до умопомрачения смешно. Линии напряжения обозначаются сразу, они повсюду; понятно, что если бы все эти люди, имеющие друг к другу массу претензий, так или иначе не любили друг друга, не ощущали нутром, что важно, а что нет, вся их семейная конструкция давно рухнула бы к чертям собачьим.

Раиса (Ирина Розанова) встречает мужа (Леонид Ярмольник), который заявил об уезжающей в Израиль дочери в КГБ. Фото: Кадр из фильма

Одним из триггеров намечающейся катастрофы становится заявление Миры о том, что они с Ариком, оказывается, планируют уехать в Израиль. Раиса Ировна начинает причитать, все чаще переходя на идиш. Григорий Иосифович бьет кулаком по столу. Сионисты у него в семье! Что значит «там наша родина»? Наша родина – Советский Союз! Мира в истерике: папа, ты что, не еврей? Григорий Иосифович взрывается: я советский человек! Рая, шоб я больше этого идиша не слышал! Я же просил! Арик робко говорит, что уже учит иврит. «Мира, замолчи его! – орет Григорий Иосифович. – Замолчи этого идиота, шоб он больше не говорил в моем доме! Да я сейчас в КГБ пойду!» Лора взрывается тоже и приносит Мире свой паспорт: видишь, пятая графа – «русская»! И муж у меня русский! И оперу ему не давали, потому что в Союзе композиторов Блантеры-Шмантеры! Ну а Борис, которого скоро должны послать собкором в Бонн (тогда – столицу Западной Германии, заветную мечту многих советских людей), констатирует, что если свояченица Мира уедет в Израиль, его точно никто ни в какой Бонн не пошлет...

И это только начало. Будут другие драмы, катастрофы, будут крики, слезы, бессонные ночи, смертельные опасности, страсти и сюрпризы из прошлого, и клятвы, и драки, и Григорий Иосифович вспомнит идиш, и выживший из ума соседский дедушка окажется не столь уж выжившим из ума... И что прекрасно: эта семья всё на свете преодолеет. Просто есть нехитрые истины, которые позволяют держаться и выживать всем вместе. Григорий Иосифович в какой-то момент говорит, что жить надо сегодняшним днем, но в итоге, увещевая одного из родственников, произносит сакраментальное: «Пойми, так нельзя. Сегодня ты живешь так. А завтра? Что будет завтра? Когда из-за тебя многим вокруг плохо, значит, нельзя». Очень простой критерий. Очень четкий – и очень человеческий.

«Одесса» – невероятно теплое кино. Отчасти, наверное, потому, что это, как и «Оттепель», кино о Советском Союзе – об «исчезнувшем континенте», как говорит Валерий Тодоровский в интервью, – в пору цветения; правда, увядание уже началось, но оно еще долго не будет трогать множество обычных людей, живших своей жизнью. Это не значит, что Тодоровский на что-то закрывает глаза; это значит лишь, что он снимает кино о людях, а не о том, хорошей или плохой были страна, власть, политика. Характер власти сказывается только на яркости: в те времени было немало плохого, того, чего сейчас, к счастью, нет – но много было и хорошего, тоже такого, что сейчас наблюдается редко. Ну и трава в прошлом всегда зеленее, особенно если это твое детство.

Но если бы мы могли каким-то невероятным образом перенести в нашу повседневную реальность человеческий дух «Одессы», мир точно стал бы куда лучше.