Евгений Стеблов: любить вообще непросто

Евгений Стеблов. Фото: Елена Лапина / пресс-служба театра им. Моссовета

В рамках 15-го фестиваля «Золотая маска в Эстонии» Театр им. Моссовета представил в Таллинне, Нарве и Кохтла-Ярве спектакль «Не все коту масленица» по одноименной пьесе Александра Островского. Главную роль в постановке исполнил Евгений Стеблов. Журналист Rus.Postimees Елизавета Калугина поговорила с актером о его работе с режиссером Алексеем Кореневым, о прошлом и настоящем российского кино и о многом другом.

За свою полувековую карьеру артист сыграл множество ролей в театре и кино, написал несколько книг и поставил в Театре им. Моссовета три спектакля. Среди его ролей — Саша Шаталов в картине «Я шагаю по Москве», Игорь в ленте «По семейным обстоятельствам», доктор Мортимер в фильме «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей» и Константин Михайлович в «Уроке литературы» — чудной трагикомедии с непростой судьбой.

В постановке «Не все коту масленица» артист играет сварливого купца Ермила Зотыча, решившего жениться на 20-летней бесприданнице Агнии. Одна из героинь метко называет его аспидом. Заканчивается история поучительным хеппи-эндом. Пьеса сегодня ничуть не менее актуальна, чем полтора века назад, а нависший над героями вопрос — все ли на свете решают деньги — все так же на повестке дня.

«Я смотрел на этот персонаж через призму собственной судьбы...»

— Евгений Юрьевич, говорят, что актер должен любить своего героя. А как вы относитесь к Ермилу Зотычу? Любить его, наверное, не так просто.

— Любить вообще непросто, но любят не за достоинства, а просто любят. У кого есть это чувство любви, те любят. Любят и преступников, нам это известно, есть примеры из жизни и мировой литературы. Я всех своих героев люблю, как раз до вас я давал другое интервью и на эту тему говорил. Конечно, это персонаж сложный — купец, который привык к единовластию в своем деле, но я считаю, что он влюбился искренне, это не тот случай, когда пожилой человек сватается к молоденькой ради каких-то старческих прихотей, нет. Я думаю, что он ее любит по-своему.

Я пытаюсь создать тот мир, то духовное и душевное пространство, в котором кому-то еще, кроме меня, будет хорошо.

Знаете, я сам в 2010 году овдовел, а с женой я прожил 38 лет. У нас сын единственный, он теперь монах Соловецкого монастыря; отец Фотий его теперь зовут. И я знаю, о чем говорю. Я венчался вторым браком и не хотел жениться на молоденькой... Знаете почему? Потому что песни разные. Разные песни, разные пристрастия — это другое поколение. Во всяком случае, меня в основном это останавливало, и я женился на зрелой женщине. У меня падчерица очень хорошая, у нее своя семья, внуки есть. Я смотрел на этот персонаж через призму собственной судьбы. И потом осуждать-то легко, а вот полюбить гораздо сложнее. Действительно, это не так просто.  

Я люблю своих персонажей и особо отрицательных играть не хочу, потому что это очень просто. Положительную роль сыграть так, чтобы она людям в сердце запала, гораздо сложнее, чем сыграть какой-то отрицательный персонаж, где в изобилии внешние отрицательные приметы. Во всяком случае, это на мой взгляд... Я вообще считаю, что моя работа, что бы я ни делал (преподаю, играю или пишу), основной ее пафос для меня — это целительство. Я пытаюсь создать тот мир, то духовное и душевное пространство, в котором кому-то еще, кроме меня, будет хорошо. И если это помогает, исцеляет душу, то я благодарен этим душам за то, что они откликаются. Так я и к зрителю отношусь. Я делю зрителя в этом смысле на тех, кто откликается и кто меньше откликается.

— Вы снимались у Алексея Коренева. Чем вам запомнилась работа с этим режиссером? Что она вам дала?

— Алексей Александрович, к сожалению, очень недооцененный наш режиссер. Почему? Потому что, если посмотреть ретроспективно все его картины, видно, что у него было, скажем так, свое кино, свой мир, очень определенный стилистически и с точки зрения информации. Мы с ним в этом смысле как-то очень совпадали. Я не могу сказать, что он мне на что-то открыл глаза, но он меня очень хорошо понимал. У нас с ним в общем было полное согласие, не было каких-то расхождений даже на начальном этапе. А началось все с того, что Виктория Токарева, сценарист известный, написала вместе с Георгием Николаевичем Данелией сценарий по своему рассказу «День без вранья». Поначалу этот фильм должен был снимать сам Георгий Николаевич, но ему было нужно ехать в Японию, большая поездка ему выпала, и он отдал его Алексею Александровичу Кореневу.

Алексей Александрович был в то время разжалован во вторые режиссеры. Сначала он был режиссером-постановщиком и снял фильм, который чем-то возмутил тогдашнее руководство. Это была комедия, называлась она, кажется, «Черноморочка». Его раскритиковали вконец. Никакой политики там не было, но картину раскритиковали, а его разжаловали, после чего он на нескольких картинах работал вторым режиссером, в частности, на картине «Берегись автомобиля» у Рязанова, они были в хороших отношениях. Там есть сцена, когда Волчек приценивается к иностранному магнитофону и один худой такой человек все время лезет в кадр, а Миронов (он продавца играет) его спрашивает: «Что вы хотите? Что вам нужно?» Вот это как раз Алексей Александрович.

Я прожил так, как хотел, — на мой взгляд, это наивно. Есть более высокие закономерности, которые не всегда поддаются твоему «я».

Он замечательной был, на мой взгляд, личностью, с очень близким мне чувством юмора. Мы с нашей первой совместной картины «Урок литературы», снятой по «Дню без вранья», как-то друг друга нашли, но судьба у нее была сложной — она попала на полку. Тогда случились чехословацкие события, и кто-то из высоких чиновников десять картин на полку положил — как бы чего не вышло. В «Уроке литературы» не было никакой политики, ничего там такого не было. Ее потом освободили, выпустили на свободу через много-много лет, но она, конечно, уже не прозвучала так, как могла бы прозвучать в то время, когда мы ее делали. А потом Алексей Александрович снимал «Вас вызывает Таймыр» и «По семейным обстоятельствам», и я у него снимался. Он мне предлагал главную роль в фильме «Большая перемена», а я из-за занятости в театре не смог совмещать и отказался. Он немножко обиделся, но потом мы помирились, работали вместе.

Во время перестройки, когда весь наш кинематограф остановился, многие потеряли работу, и режиссеры в том числе. Алексей Александрович, чтобы заработать деньги, торговал газетами, простудился зимой, заболел и ушел из жизни. Такая трагическая судьба... Его жена Наталья Коренева была много лет очень хорошим вторым режиссером на Мосфильме. У них две дочери: Леночка Коренева, замечательная актриса, и Маша, она у нас художник. Когда мы снимали «Урок литературы» где-то в центре города, меня привезли на площадку, а он мне вдруг: «Привет, родственник!» Я спросил: «В каком смысле родственник?» Оказалось, что мы с его женой Наташей дальние родственники. Никогда я об этом не знал, как-то случайно выяснилось. Вот такая история.

— В фильме «Урок литературы» ваш герой говорит в финале: «Вот и кончился день. Я прожил его, как хотел: говорил то, что думал, другим и себе». Вы могли бы то же сказать о себе?

— Ну, вы знаете, наверное, нет, не мог бы, потому что я все-таки верующий человек — человек предполагает, а Господь располагает. Я прожил так, как хотел, — на мой взгляд, это наивно. Есть более высокие закономерности, которые не всегда поддаются твоему «я».

Диктатура рубля и доллара

— Современное российское кино часто сравнивают с советским не в пользу первого. Вы как человек, который снимался в фильмах обоих периодов, чувствуете, что качество фильмов в последние десятилетия упало?

— С одной стороны, сейчас более совершенная техника, аппаратура более совершенная. А с другой, вот тут я уже говорил, что у нас в советское время главным было все-таки творчество... Тогда доминантой была идеология, но идеологию обходить нам было проще, да и не везде нужно было обходить, это касалось только какой-то политической составляющей, а не все ведь картины были политические.

Сейчас доминанта рубля или доллара, которую обходить не то чтобы сложнее, а просто невозможно, это совершенная диктатура. Поэтому это более затруднительная и менее плодотворная ситуация, очень часто приглашают и говорят: «Мы так любим такую-то вашу картину, мы бы хотели..». У них желание снять что-то похожее на то, что мы когда-то делали, а это уже вторично. Мы-то когда работали, у нас не было такого, мы просто работали, как считали нужным, и не ставили себе цели какой-то подражательной, понимаете?

А сейчас первую скрипку играют продюсеры, но и это тоже очень условно. Не всякий человек, который сидит на кране с деньгами, является настоящим  продюсером. Сейчас все себя называют продюсерами, но если человек сделал свои деньги, предположим, на какой-то промышленности, то это не значит, что он понимает в кино, абсолютно не значит, поэтому продюсеров толковых сейчас не так много, но они, конечно, есть. Я считаю, что государственное продюсирование было более плодотворным, и не только я так считаю. Генеральный директор "Мосфильма" Шахназаров считает так же.

Когда что-то в искусстве без натуги рождается, у такого произведения всегда будет более счастливая судьба.

Сейчас беда с прокатом. Я снялся в картине у Василия Ливанова, а для того, чтобы прокатать ее, надо обладать определенными средствами, которые нужно внести как задаток прокатчикам. Вложиться в рекламу надо, и если доход какой-то будет, то ты его получишь, но это гораздо более затруднительная ситуация, чем та, когда государство было основным производителем. Вы знаете, я не помню, поэтому не буду говорить о цензуре в советское время. Но что касается цензуры как таковой... Что такое цензура? Это какие-то государственные секреты, а нас это никогда не касалось, никто даже не освещал этих тем. Давление идеологическое было, но его, повторю, можно было обойти, и все понимали правила игры, а вот давление финансовое обойти невозможно, из-под тебя просто стул вышибают, и все, производство останавливается.

Театр — это храм: священнодействуй или убирайся вон

— Евгений Юрьевич, есть ли, на ваш взгляд, какие-то пересечения у театра и церкви?

— Ну, конечно, есть. Хотя бы в том, что церковь, если так можно выразиться, работает с людьми, и театр тоже.

— А какие-то общие функции?

— Ну, функции у церкви божественные, а у театра могут быть и греховные функции. Тут зависит от того, какой театр. Но театр сам по себе, а церковь Господь создал, если говорить о христианстве, и сказал: «И врата ада разрушьте».

— Что вы думаете об известном высказывании «театр — это храм»?

— Это кто как чувствует, но, знаете, театр имеет эту потенцию. Это ведь слова Щепкина, Михаила Семеновича Щепкина. Когда я с 1962-го по 1966-й учился в Щукинском училище, у нас висел транспарант: «Театр — это храм. Священнодействуй или убирайся вон».

— Есть роль, которую вы мечтаете сыграть?

— Нет, нету. Я ни о чем не мечтаю. Есть такое понятие — промысл Божий. И когда мне выпадает какой-то шанс, какой-то вызов, я его принимаю, я на него отвечаю.

— Вы играли в фильме «Собака Баскервилей», который снимали в Эстонии. Какие воспоминания у вас остались о съемках?

— Мы очень легко работали, проблем совершенно никаких не было. Там был замечательный ансамбль, замечательная компания: Никита Михалков, Саша Адабашьян, Олег Янковский, Света Крючкова... Талантливая компания собралась — художник, оператор, все вместе, и нам повезло, у нас все получилось. Без натуги это было. Кстати говоря, когда что-то в искусстве без натуги рождается, у такого произведения всегда будет более счастливая  судьба.

— Что вам особенно запомнилось?

— Я расскажу вам забавный случай. Там есть сцена, когда мы едем в бричке с Виталием Соломиным и собачка, Снупи ее звали, убегает в поле. Я приехал утром на поезде в Таллинн и вечером должен был уезжать на этом же поезде обратно. Мы снимали где-то под Таллинном. Надо сказать, что Виталий Соломин был большим профессионалом, и мы оба были хорошо готовы к сцене. И вот мы сели в бричку и с ходу, с первого дубля, все сыграли. Снупи — собачка, которую я держал на руках — сиганула, когда ее хозяин позвал, и убежала, а потом мы сняли, как она куда-то убегает. А так как вся группа работала под девизом: «Стеблов уезжает, надо торопиться», то они все быстро отсняли, а я, извиняюсь, отошел за куст. А там было поле, не болото, а поле. Все спешили: «Стеблов уезжает», я из-за куста-то вышел, смотрю — и только хвост всей этой киногруппы вижу. Тогда не было мобильных, и я в ужасе был, что остался в поле под Таллинном. Как добраться до какой-то связи? Потом кто-то понял, что они меня забыли, и машина вернулась, забрала меня.

— Какое впечатление произвел на вас Таллинн в этот раз?

— Сегодня весь день льет дождь, но Таллинн вообще очаровательный город, по моим прошлым впечатлениям. Сегодня я вышел только в супермаркет напротив и то пожалел, потому что дождь довольно сильный. Но Старый город, этот образ — во мне и те впечатления, которые остались после съемок.