Не время быть нацистом: «Тайная жизнь» и «Кролик Джоджо»

Copy
Джоджо, его мама (Скарлетт Йоханссон) и капитан Кленцендорф (Сэм Рокуэлл): взрослые притворяются нацистами и думают, что им делать с воспитанными в нацизме детьми.
Джоджо, его мама (Скарлетт Йоханссон) и капитан Кленцендорф (Сэм Рокуэлл): взрослые притворяются нацистами и думают, что им делать с воспитанными в нацизме детьми. Фото: Кадр из фильма

Среди множества кинолент фестиваля «Темные ночи» этого года выделяются два очень разных фильма, снятых очень разными режиссерами, но на одну и ту же тему – как не пустить в себя нацизм.

С чего бы сейчас снимать такие картины? Нацизм ведь давно побежден, не за горами день, когда Вторая мировая станет для человечества чем-то далеким, вроде Столетней или Тридцатилетней войн. В Европе и мире поднимают голову нацистские партии? Ну, во-первых, они никогда этих голов толком не опускали, во-вторых, до Гитлера им все-таки далеко (впрочем, в 1920-х тоже казалось, что люди в коричневых рубашках, проводящие факельные шествия под лозунгами спасения родины от инородцев, – безвредные демагоги). Хуже всего «в-третьих»: Гитлер давно стал мемом. Не зря в интернете есть закон Годвина: «По мере разрастания любой дискуссии вероятность сравнения идеологического противника с Гитлером или нацистами стремится к единице», – и во многих пабликах, как только такое сравнение звучит, дискуссия считается оконченной.

То есть нацизм теперь – общее место, а Гитлер – мифическое чудище, пугало, которым стращают кого ни попадя по любому поводу. См. ролик из фильма 2004 года «Падение» (Der Untergang, в русской версии «Бункер) с фюрером в исполнении Бруно Ганца, отчитывающим генералов, которые докладывают о неизбежности поражения. Оказалось, что любую ситуацию, будь то «препод и студенты» или «премьер и министры», можно описать в титрах к этой сцене – и выйдет смешно.

В свое время сетевой комик-стрип xkcd высмеял закон Годвина: в 1940 году британский штаб обсуждает вторжение Муссолини в Египет и действия стран Оси, но Гитлера упоминать нельзя (закон Годвина!), и герой констатирует: «У нас серьезная проблема». Это, кроме шуток, и правда проблема. То, что Гитлер стал мемом, не означает, что нацизм исчез, – но обсуждать его и правда стало сложно. Бог с ним, с Гитлером, про него есть книги и фильмы на любой вкус, от великолепных «Падения» и «Молоха» до какой-нибудь «Операции "Валькирия"», превращающей историю Июльского заговора 1944 года в заурядный боевик. Нацизм, к сожалению, Гитлера пережил. Нацизм, увы, не просто слово, а духовное явление, и его так просто не задушишь, не убьешь. И чем дальше в лес XXI века, тем сложнее о нацизме говорить, и тем сильнее он становится. Борьба с нацизмом в себе – главная тема «Тайной жизни» Терренса Малика и «Кролика Джоджо» Тайки Вайтити, фильмов, которые, я надеюсь, пойдут у нас широким экраном, потому что мы этого достойны.

Франц, Франциска, Бог, смерть и дьявол

Терренса Малика сравнивают с Кубриком и Тарковским и называют гением визуального кинематографа. Это чистая правда: его фильмы невероятно, невыносимо эстетически красивы. Тем мощнее выглядит «Тайная жизнь». По смыслу это скорее «Скрытая жизнь», «A Hidden Life» – с отсылкой к Джордж Элиот, которая писала, что мы всем, что у нас есть, обязаны скрытым от нас жизням не известных нам, не оставшихся в истории людей.

Герой фильма в истории остался, но слышали о нем немногие – хотя католики австрийского крестьянина Франца Егерштеттера почитают, есть даже икона, на которой рядом с ним летает бес с флагом Третьего рейха. Егерштеттер был фермером в австрийской деревушке Санкт-Радегунд. В 1936 году в возрасте 29 лет он женился на Франциске, набожной католичке, стал читать Библию, изучать жития, ударился в религию и как-то резко осознал мир вокруг себя. Он был единственным жителем Радегунда, проголосовавшим против аншлюса Австрии в 1938-м. В 1940-м Франца призвали в армию, он прошел обучение, отказался присягать Гитлеру и был отправлен обратно в родную деревню – кто-то же должен кормить фронт. Соседи этому Егерштаттеру, позору Радегунда, были, мягко говоря, не рады. В 1943-м его призвали вновь, и обойти нацистскую военную машину не удалось: отказ присягать повлек за собой тюремное заключение...

Эту (внешне) довольно простую историю Малик рассказывает поэтическим киноязыком, свободно тасуя времена и осциллируя между линейным и нелинейным повествованием. Франц (Аугуст Дил) и Франциска (Валери Пахнер) из рая идиллической деревни попадают в ад: он – в буквальный, она – в психологический. Красоты австрийских гор не дают до конца поверить в то, что ад возможен; любовь Франца и Франциски такова, что ей не должно быть преград; в любом случае Бог есть спасение. И это всё наверняка так и есть – но, видимо, в другом, вышнем мире. На бренной земле христианский пацифизм и гражданское неповиновение в условиях тоталитарного нацистского государства хэппи-энд исключают.

RG-10_00660.NEF Франц Егерштеттер (Аугуст Дил) и его жена Франциска (Валери Пахнер) до прихода к власти нацистов вели простую, счастливую жизнь.
RG-10_00660.NEF Франц Егерштеттер (Аугуст Дил) и его жена Франциска (Валери Пахнер) до прихода к власти нацистов вели простую, счастливую жизнь. Фото: Кадр из фильма

«Тайная жизнь» – по большому счету история сомнений Франца. Он гнет свою линию, уподобляясь «наковальне, которая не отвечает ударом на удар, но формирует то, что рождается на ней, наравне с молотом» (запавшая герою в душу проповедь сельского священника). Но сомнения остаются. Ради чего, ради кого Франц страдает? Что изменят его страдания? Изменят ли они хоть что-то? Эти вопросы задают ему все, кого он встречает, от епископа (последняя роль Микаэля Нюквиста) до председателя военного трибунала (последняя роль того самого Бруно Ганца). Сами они, все до единого, отвечают отрицательно: не изменят, «зря стараетесь». Режиссерская точка зрения – иная: нам всё время показывают людей, которые и сами терзаемы сомнениями. Может быть, решимость Франца изменит что-то в них, для них, через них? Судья, например, может стать участником Июльского заговора. Принять «не то» – с точки зрения государства – решение...

Глава военного трибунала (Бруно Ганц) играет роль Пилата при Франце-Христе: перед вынесением приговора пытается уговорить фермера сдаться, но сам, кажется, на его стороне.
Глава военного трибунала (Бруно Ганц) играет роль Пилата при Франце-Христе: перед вынесением приговора пытается уговорить фермера сдаться, но сам, кажется, на его стороне. Фото: Кадр из фильма

Еще все стараются убедить Франца подписать присягу – и дело с концом. А он не подписывает. Фильм длится три часа, и за это время поневоле задаешься вопросом: «Подписал бы я эту чертову клятву верности Гитлеру или нет?» Честнее спросить себя «когда бы я ее подписал?» – самоотречение Франца таково, что порой кажется абсурдным. Ладно себя погубить – но у тебя же семья, трое малолетних дочерей, жена, которая вынуждена работать за двоих... А если тебе адвокат предлагает тебе не идти на фронт, а работать в больнице? Если священник уверяет, что Господу все равно, что ты говоришь, – главное, что ты думаешь? Не лучше ли быть, как герой «Морского ястреба» Сабатини, менявший веры как перчатки. «Оказавшись перед необходимостью выбирать между скамьей гребца и кормовой палубой... он без колебаний сделал единственно возможный в его положении выбор, гарантирующий ему жизнь и свободу». Нацизм, понятно, не католичество и не ислам, но многое же зависит от человека.

Правда, тут фильм грешит против истины: для исторического Егерштаттера ключевым был, кажется, вопрос участия в войне, а не присяги, во всяком случае, в больнице он работать был готов – власти отказали. Но дело, в конце концов, не в деталях. Егерштаттер не зря причислен к лику блаженных: он поступил как настоящий святой. Местами фильм Малика местами напоминает несправедливо позабытую «Жанну д’Арк» Люка Бессона, и неспроста: Франц – та же Жанна перед судом инквизиции. Как и она, он до конца не признаёт за противной стороной хоть какую-то правду и тем самым отказывается от входа в систему, в нацистскую матрицу, чтобы оставаться вне ее до конца. И погибнет – а Франциска останется жить, растить дочерей, стариться. Она отойдет в мир иной в 2013 году, дожив до ста.

Воображаемый друг Адольф Гитлер

«Тайная жизнь» глубока, метафорична, трагична, поэтична и серьезна на всех уровнях. «Кролик Джоджо» – совсем другое кино. Это где-то даже и комедия. Черная, сатирическая, постепенно обретающая добавление «траги-» – но комедия. О нацизме и с Гитлером, правда, ненастоящим: он – воображаемый друг героя, десятилетнего мальчика Йоханнеса Бетцлера по прозвищу «Джоджо» (Роман Гриффин Дэвис), живущего в маленьком немецком городке в 1945 году с матерью Рози (Скарлетт Йоханссон) и мечтающего о том, как он пойдет в Гитлерюгенд, вступит в партию, вырастет, разберется с евреями и будет лучшим другом фюрера.

Яркий, цветной, радостный мир без единого пятнышка – флаги со свастиками! портреты Гитлера! «хайли» горожан! – существует, понятно, только в восприятии мальчика, который родился в 1935 году, уже после прихода нацистов к власти, и вырос с тотально промытыми мозгами. В детстве трава всегда зеленее, и многого Джоджо не замечает – скажем, калек в бассейне; то есть он их видит, но вопросом, кто они и откуда, не задается. А еще режиссер Тайка Вайтити замаскировал кино о нацизме под стандартную голливудскую комедию о современности; молодежный лагерь «Юнгфолька», младшей возрастной группы «Гитлерюгенда», очень напоминает лагерь скаутов, например. Неслучайно звезда голливудских комедий вроде «Подружек невесты» и «Холостячек» Ребел Уилсон играет здесь фройляйн Рам, туповатую, но энергичную.  Она объявляет юнгфольковцам: «Я родила Германии пятнадцать детей!» – мол, и вы бы так, ребята, а?..

Но и фройляйн Рам понимает больше, чем Джоджо, а капитан Кленцендорф (Сэм Рокуэлл), гитлерюгендвожатый, точно осознаёт всё – но при детях, конечно, говорит лишь намеками. Кленцендорф, судя по всему, гей – но о геях Джоджо и не слышал никогда. Зато он слышал о евреях. Он их никогда не видел (Холокост – уже реальность), но говорят-то о них страшные вещи. Евреи – не люди, а монстры с рогами, они отрезают друг другу кусочки пенисов и пьют кровь арийских младенцев. Тем больший шок ждет Джоджо, когда он обнаружит, что мама укрывает в их доме еврейскую девочку Эльзу (Томасин Мак-Кензи). Маленький нацистский мир дает трещину. (Уже не первую; первая появляется, когда в лагере «деды» требуют от Джоджо, если уж он истинный нацист, свернуть шею кролику, а он отпускает бедное животное на свободу, за что и получает звание труса и прозвище Кролика). Потом окажется, что мать Джоджо участвует в работе подполья...

Гитлер (Тайка Вайтити) утешает маленького Джоджо (Роман Гриффин Дэвис): ничего страшного, что ты не убил кролика, будь как кролик, мы, нацисты, все как кролики...
Гитлер (Тайка Вайтити) утешает маленького Джоджо (Роман Гриффин Дэвис): ничего страшного, что ты не убил кролика, будь как кролик, мы, нацисты, все как кролики... Фото: Кадр из фильма

И всё это время рядом с Джоджо находится Гитлер (его играет сам Тайка Вайтити, что вдвойне прекрасно, если знать, что новозеландский комик называет себя «полинезийским евреем»). Этот Гитлер, надо сказать, не такой уж плохой парень. Местами – просто отличный. Он запрещает грубить маме, подбадривает Джоджо, уверяет мальчика, что тот вовсе не трус... Здесь мораль: если нам внушили, что зло есть добро, зло появляется внутри нас поначалу только как наше отражение; эта «тень» меняет нас исподволь, если мы ей поддаемся, но она бессильна, если мы ей/себе не потакаем.

Но можно ли снимать фильмы о задорном, комическом Гитлере?.. Это, пожалуй, самое интересное. «Тайная жизнь» Малика, повторю, очень глубока и серьезна той серьезностью, которую многие считают добродетелью. Она ставит болезненные вопросы и дает на них невозможные ответы (храни нас бог от выбора блаженного Франца). Чего «Тайная жизнь» не дает – так это земной, бытовой, самой простой надежды. А в «Кролике Джоджо» этой надеждой светится каждый кадр, пусть его герои не так принципиальны, как Егерштаттер. Они тоже делают что могут («Что они сделали?» – спрашивает Джоджо маму, стараясь не смотреть на повешенных на площади «предателей Германии». – «Что могли», – отвечает Рози мрачно, удерживая голову сына, чтобы тот не отворачивался). Эти люди куда слабее Франца – и, чтобы выжить, вполне могут притвориться нацистами, сказать гестаповцам «хайль Гитлер» и так далее.

Это не значит, что они не сражаются со злом, – еще как сражаются, каждый по-своему. Это не значит, что они точно выживут– многих смерть найдет до финальных титров. И все-таки в общем и целом для обычных, а не святых людей «Кролик Джоджо» в плане борьбы с нацизмом, наверное, даже полезнее, чем «Тайная жизнь». Просто потому, что «Тайная жизнь» – о взрослом, но в основном-то мы не очень взрослые (речь не о физиологии), наивные, не очень умные, не столь тверды в моральных принципах, легко доверяемся всяким гитлерам. Да и вообще свобода, главное средство от нацизма, куда лучше растет в веселости и любви к жизни, чем в мученичестве и непротивлении смерти.

Нацизм по определению искушает детей – они легче доверяются безумцам, которых считают лишь клоунами. Но у детей есть преимущество: они могут повзрослеть. «Скверное время, чтобы быть нацистом, – говорит друг Джоджо в финале, когда городок оккупируют американцы и русские. – Ладно, я пойду домой, меня мама ждет...»

Наверх