По данным последнего социологического опроса, партия «Ээсти 200» уверенно наверстывает то, что было ею утрачено в результате опрометчиво сформулированной предвыборной рекламы, которая отводила на остановках городского транспорта отдельные места для эстонцев и русских.
Делимся на два без остатка: существует ли в Эстонии национальный вопрос? (2)
В этом неудержимом стремлении к сияющим политическим вершинам она даже опережает коалиционную партию "Отечество" (соответственно 7 и 6,1 процента). А между тем берусь доказать, что в свое время эта новая политическая сила подверглась критике за свою рекламу совершенно несправедливо. Потому что в ней – этой рекламе – не было никакого преувеличения, а тем более провокационного оттенка. Она просто добросовестно, я бы даже рискнул сказать – слепо, копировала житейские реалии.
Мост как разделяющий фактор
Думаете, что подзаголовок абсурден? Ведь задача моста как раз и заключается в том, чтобы соединить. Если в буквальном понимании, то два берега; если как метафора, то два мнения, два мировоззрения, две идеологии…
В принципе, да. Но случаются и казусы. Причем «в квадрате»: когда одно и то же инженерное сооружение одновременно и соединяет, и разделяет. Чтобы убедиться в этом, не поленитесь и сходите или съездите на реку Пирита – туда, где её пересекает Люкати-теэ. Там рядом два моста, один автомобильный (он нас сейчас не интересует), а рядом – пешеходный. Нам – на него.
Места – живописней некуда, для пеших прогулок просто рай. Рекомендую идти по мосту не спеша, наслаждаясь видами и свежим речным воздухом. А попутно, между делом, приглядываясь к оградкам по обеим сторонам моста.
На их решетчатых барьерах молодожены, по неизвестно кем и когда заведенной, но уже прочно укоренившейся традиции, в день своей свадьбы оставляют замки с собственными именами, датами бракосочетания и соответствующей символикой. Ну, там, обручальные кольца, сердечки, пронзенные стрелами или без оных, голубки и прочие причиндалы долгой и счастливой семейной жизни.
Всё, как обычно, но есть и одна существенная отличительная деталь, делающая именно этот матримониальный мемориал особенным. Если вы приглядитесь внимательно, то обнаружите, что на одной стороне моста надписи на замочках содержат почти сплошь эстонские имена, и даже если встретятся одна-две славянские фамилии, то выгравированы они латиницей; тогда как на противоположной не просто преобладает, а безраздельно царствует кириллица. И имена соответствующие. А ведь нигде, ни при подходе к мосту, ни на самих перилах, нет никаких указателей «только для эстонцев» или «только для русских». Невольно на ум приходит мрачная ассоциация «стенка на стенку» (типун мне на язык!).
Единство – в отличиях?
У меня нет рационального объяснения этого феномена. Я думаю, такого объяснения и вовсе не существует. Да просто не может быть однозначно четкого определения: это так, потому, что вот то-то и тогда-то! Здесь и атавизм сознания человека каменного века, когда стремление обособиться в группу «своих», в стаю диктовалось необходимостью выжить в достаточно враждебной внешней среде. И наоборот – желание принадлежать к какой-то общности, которая чем-то особенным отличается от других… Да что там воду в ступе толочь: надо просто иметь в виду, что такой феномен существует.
Один мой коллега по редакции газеты «Советская Эстония» утверждал, что всё самое интересное в жизни республики происходит в регионе, который нынче именуется Ида-Вирумаа, где жители – примерно поровну эстонцы и русские. Там работал Институт сланца, в котором рождались смелые проекты по использованию горючего камня. Там знатный шахтер, «эстонский Стаханов», Герой Социалистического труда Эндель Паап с товарищами не только ставили рекорды по выработке, но и активно вмешивались в общественную жизнь, реально участвовали в решении региональных и государственных вопросов…
Можно с такой трактовкой спорить или соглашаться с ней, но какая-то «сермяга» в подобных рассуждениях имеется. В самом деле, взаимодействие двух таких, внешне кажущихся не сочетаемыми, начал, как эстонская медлительность, вдумчивость и основательность – с одной стороны, и славянская импульсивность, порывистость и разбросанность – с другой, в итоге давали порой неожиданный и нетривиальный (!) результат. Назвать какой-либо пример сейчас представляется затруднительным, да и с нынешней точки зрения все они выглядят безнадежными архаизмами, но тогда, на фоне общего развивающегося застоя в экономике и социально-политической сфере, эстонский Северо-Восток, действительно, был для многих притягателен именно своей не затхлой моральной атмосферой.
Собственно, какие-то интересные события случались и в других регионах, просто в Кохтла-Ярве и его окрестностях такой эффект проявлялся особенно выпукло.
Национальный ответ
В недавней передаче «Кто кого?» на ETV+, посвященной вопросу, справляется ли нынешнее правительство со своими обязанностями, один из участников – председатель Палаты национальных меньшинств Рафик Григорян, посетовал, что в Эстонии до сих пор существует проблема разделения общества по национальному признаку. Отсюда – и существование национального вопроса, на отсутствии которого настаивал один из его оппонентов.
Это напомнило мне диалог советского и американского журналистов из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок», которые спорят по поводу еврейского вопроса в СССР. Американец спрашивает: «Но ведь в России есть евреи?». «Есть, – ответил Паламидов. – Значит, есть и вопрос? – Нет. Евреи есть, а вопроса нету!»…
Дальнейшие события в стране победившего социализма показали, что еврейского вопроса в России действительно не было. Было дело врачей – «убийц в белых халатах», была непримиримая борьба с безродными космополитами, а еврейского вопроса не было…
Впрочем, подождем драматизировать.
…Один мой старинный товарищ, весьма уважаемый общественный деятель, ученый, доктор наук, профессор, рассказывал как-то, что в детстве, которое он провел в местах, заселенных примерно поровну эстонцами и выходцами из других этнических групп, они, играя в одних и тех же компаниях и общаясь на немыслимом «суржике», тем не менее время от времени, совершенно спонтанно, вдруг устраивали потасовки, объединяясь в противоборствующие «блоки» именно по национальному признаку.
Это нисколько, впрочем, не помешало ему выучить эстонский язык, причем не только по книгам. Хотя и этот этап тоже был пройден, но уже позднее и более чем успешно, поскольку академические знания легли на прочную базу, усвоенную в уличных «университетах». И работать ему, тоже вполне благополучно, доводилось в коллективах, преимущественно представлявших национальный blend. А на его юбилеях примерно в равных пропорциях звучат русский и эстонский языки, носители (прошу прощения за канцелярскую формулировку) которых – его одноклассники и сослуживцы – таким вот естественным образом по сию пору общаются между собой.
Вот почему я уверен, что решить национальный вопрос механическим объединением школ с русским и эстонским языками обучения не удастся. Вообще не удастся его решить какими-либо административными мерами. Даже советская власть в условиях вполне казарменного режима, когда приказами решались практически все проблемы, не пошла на объединение под одной крышей разноязыких учебных заведений. Хотя такие попытки были, но от этой идеи, к счастью, отказались довольно быстро. И несколько поколений благополучно получили образование на родном языке, и вполне успешно делали профессиональную карьеру. А некоторым (не будем указывать пальцем) удалось сделать и неплохую политическую карьеру. Так что не надо совершенствовать то, что и так хорошо работает. Не стоит в какие-то жесткие рамки впихивать невпихуемое.