В 2015 году не было никакой надобности менять политику предоставления гражданства потомкам оптантов-абхазских эстонцев, пишет в Postimees журналист Яанус Пийрсалу.
Яанус Пийрсалу: ложные данные стали судьбоносными для абхазских эстонцев
Postimees уже три года рассказывает о проблемах абхазских эстонцев. Придется писать и дальше, поскольку, несмотря на то, что Алли Рутто и Ильма Кренстрем при помощи журналистов нашли хоть какое-то решение своих проблем (обе, правда, временное!), большей части эстонцев, живущих в Абхазии, это ничего не дало.
Ведущие политики нынешнего правящего союза (например, Юри Ратас и Урмас Рейнсалу) во время рассмотрения случаев Алли Рутто и Ильмы Кренстрем открыто и красивыми словами говорили о необходимости решения проблемы абхазских эстонцев, но результата на законодательном уровне все еще нет. Надежда пока не умерла, но все указывает на то, что чиновники протолкнут удобный им вариант, у которого нет ничего общего со справедливостью.
Проблема абхазских эстонцев в числе прочего подняла и один очень принципиальный вопрос: является ли Эстония правовым государством или есть более важные и реально действующие тайные распоряжения?
Во время случая Алли Рутто выяснилось, что право потомков оптантов-абхазских эстонцев на гражданство по рождению во многом связано с неожиданным изменением административной практики Департамента полиции и погранохраны, которое произошло в 2015 году. Министром внутренних дел тогда был председатель Партии реформ Ханно Певкур. Объясняя изменение этой практики, преемник Певкура в кресле министра внутренних дел Андрес Анвельт (тогда социал-демократ) в данном Postimees в октябре 2018 года интервью сказал так:
«В период 2002-2014 годов в зарубежные представительства Эстонии обратились, главным образом в России, почти 40 000 человек. Не все они связаны с оптантами, просто прощупывали почву. Пытались найти различные правовые основания для того, чтобы получить гражданство Эстонии. Эта тема приобрела размах, когда мы вступили в Европейский союз. В 2015 году Департамент полиции и погранохраны пришел к выводу, что имеются риски для безопасности, свою роль тут сыграла и Полиция безопасности. Тогда изменили административную практику, сходили в архивы и обнаружили, что не всех потомком оптантов можно считать гражданами. /…/ В любом случае, это была дверь, которая открывала Эстонию для рисков, связанных с безопасностью. Но в числе прочих оказалась и, например, эстонка Алли Рутто».
Рассказ об ордах «прощупывающих почву на предмет получения эстонского гражданства», которые стали причиной изменения административной практики, Анвельт тогда повторил и в «Первой студии» ЭТВ: «В 2015 году, после того, как проконсультировались и с историками, внесли изменение в административную практику полиции, – свою лепту внесла, конечно, и Полиция безопасности, - поскольку эстонские правоохранительные органы, которые должны предоставлять гражданство, в период 2002-2012 годов захлебывались об обращений тех самых возможных потомков оптантов – часть из них, конечно, были оправданными, часть, скажем так, просто прощупывали почву. И их количество действительно исчислялось десятками тысяч…»
Ясно, что Анвельт выдвигал эти аргументы по документам, которые ему подготовили подчиненные, занимающиеся вопросом гражданства чиновники. Больше всего внимания в этих утверждениях заслуживает то, что передавая слова чиновников, Анвельт ссылался на КаПо как на источник, углядевший угрозу в «наплыве», который устроили «прощупывающие почву на предмет получения эстонского гражданства».
Насколько известно, Полиция безопасности проводит для государственных учреждений Эстонии всевозможные анализы рисков, результаты которых являются основанием при принятии решения. Все эти оценки защищены как минимум пометкой «для служебного использования» или «государственная тайна».
В нынешнем случае важнее всего тот факт, что в 2015 году полиция именно после оценки рисков со стороны КаПо изменила практику предоставления гражданства потомкам оптантов, что особенно болезненно ударило по абхазским эстонцам. Статус двух сотен человек изменили на основании не закона, а секретной – опа! – оценки опасности, о которой я осмелюсь сказать, что как минимум те данные, которые официально известны, не соответствуют действительности или вообще взяты с потолка.
Не могло быть никаких 40 000 «прощупывающих почву», поскольку это просто нарушило бы работу консульских отделов Эстонии в России. Кто-то помнит такую новость? Не помнит, потому что этого просто не может быть.
У Эстонии в России есть три консульских отдела: в Москве, Петербурге и Пскове. Если в течение 13 лет (2002-2014) в эти три зарубежные представительства обратились 40 000 «прощупывающих почву», то в среднем это составило почти 3100 человек в год. Поскольку в году 255 рабочих дней, каждый рабочий день в каждый консульский отдел должно было в среднем обращаться чуть больше четырех человек. Поскольку министр внутренних дел уточнил «почти» и «в большей степени в России», то округлим до четырех человек в день, которые обращались к эстонским консулам с желанием получить гражданство. При таких цифрах, один консул должен был каждый день заниматься только этим вопросом, поскольку подача ходатайства о получении гражданства – это не самая простая процедура и она требует времени.
В ответ на запрос Postimees Министерство иностранных дел ответило, что с мая 2004 по конец 2014 года во все зарубежные представительства Эстонии в России было подано 19 269 запросов, связанных с гражданством. (Получить статистику о посредничестве эстонских зарубежных представительств в получении паспортов в период с 2002 по май 2004 годов, к сожалению, невозможно, поскольку в то время ходатайства регистрировали на бумажных носителях, которые сейчас уже переданы в архивы. Электронная регистрационная книга была открыта в мае 2004 года.) Но в число этих 19 000 вошли ходатайства о получении как первичного, так и повторного документа. Кроме того, это число содержит в себе и инфозапросы в зарубежные представительства (по телефону, на электронную почту) по вопросам гражданства, которые не стали материалами производства. Ни о каком безумном наплыве ходатайствующих о гражданстве и речи не идет. Более того, это подтверждает и статистика, полученная по запросам в архивы.
Поскольку до 2015 года еще работала практика, при которой у потомков оптантов признавали наличие гражданства по рождению, то опять же, если ходатайство было обоснованным, зарубежные представительства Эстонии в России должны были подать ходатайство в Национальный архив, чтобы выяснить, идет ли речь о потомке оптанта или том, кто «прощупывает почву». Таким образом, статистика Национального архива должна была дать еще большее представление о том, отвечают ли указанные в оценке опасностей Полиции безопасности цифры реальности или нет.
Если желающих получить паспорт было 40 000, Национальному архиву каждый год нужно было бы обрабатывать 3076 таких запросов, то есть в среднем 12 запросов каждый рабочий день. Такое количество запросов в архиве не могли бы не заметить, и они не могли не повлиять на работу.
Из Национального архива Postimees получил ответ, которые ужаснул: запросов, напрямую касающихся ходатайств о получении гражданства, в период 2002-2014 годов в Национальный архив поступило 4417. Это в десять раз меньше, чем 40 000. Причем, эта цифра охватывает все поступившие запросы на эту тему, а не только те, что отправили из зарубежных представительств Эстонии в России. Также по статистике Национального архива никак не видно, что количество запросов увеличивалось год от года, на протяжении всего этого времени оно было стабильным. Как не видно никакого прыжка количества ходатайств и в статистике зарубежных представительств.
Таким образом, никакой массовой подачи ходатайств о получении гражданства Эстонии, тем более массового «прощупывания почвы», в зарубежных представительствах Эстонии в России не было. Факты не показывают никакого повышения рисков, связанных с безопасностью!
Возможно, в своей оценке КаПо имела в виду гипотетический риск, что и потомки 40 000 в свою очередь оптированных в Эстонию с территории царской России (но по разным причинам – часто от них не зависящим – реально в Эстонию жить не отправившихся) оптантов могут захотеть стать гражданами Эстонии. (Но на практике никто точно не знает, сколько таких потомков оптантов вообще живет на территории бывшей царской России или где-то еще. Так что и эти 40 000 – очень приблизительное количество, таких может быть и 80 000.)
КаПо могла опасаться, что у многих из них через три-четыре поколения уже нет никакой связи с эстонскостью, а эстонский паспорт они могут хотеть не из национальных чувств, а из намного более прагматических соображений. Может быть. Действительно, нельзя утверждать, что такого риска нет. Но почему из-за опасений государственных чиновников, из-за их чисто гипотетического страха должны были и будут страдать страдать люди, в чьей эстонскости и знании эстонского языка нет оснований сомневаться? Сейчас абхазские эстонцы попали под удар совершенно необоснованно. Их гражданский статус изменили у них за спиной не на основании закона, а просто потому, что изменилась административная практика.
В 2015 году не было никакой надобности менять политику предоставления гражданства потомкам оптантов-абхазских эстонцев. По крайней мене, не по причине тех официально известных фактов, указанных в оценке угроз Полиции безопасности, которые чиновники по обыкновению не стали проверять. Такое дело – тайное изменение статуса человека – не кажется уместным для правового государства.