/nginx/o/2020/02/03/12911938t1h94ea.jpg)
Смуглый курчавый подросток заворачивается во французский трехцветный флаг и спешит на остановку пригородного поезда. Вагоны уносят тысячи таких же ребят в центр Парижа, к Эйфелевой башне или Триумфальной арке, где на огромных экранах транслируется финальный матч чемпионата мира по футболу 2018 года.
Камера панорамирует по лицам: «афрофранцузы» и «франкомусульмане» составляют явное большинство. Они переживают за блестящего юного форварда сборной Килиана Мбаппе – ведь он, родившийся во Франции, но имеющий камерунские корни, почти что один из них. Но и за сборную страны они тоже болеют отчаянно. В эти минуты они чувствуют себя едиными со всей Францией.
Это – пролог картины «Отверженные» французского режиссера малийского происхождения Ладжа Ли, первой полнометражной ленты 42-летнего кинематографиста. Двумя годами раньше он снял короткометражку под тем же названием и практически на ту же тему, а в основу ее легли события 2005 года: двое арабских подростков сотворили что-то уголовно наказуемое, спрятались от полицейских в трансформаторной будке и задохнулись там. Ответом на их гибель стали массовые погромы. Прочесть о них можно, в частности, в книге воспоминаний бывшего служащего криминальной полиции Гийома Лабо «Ярость полицейского» (Colère d’un flic), написанную им в 2016 году после ухода в отставку. В ней приведено множество примеров, как молодежные банды жгут автомобили с находящимися в них патрульными и отстреливают сумевших выбраться из огненной западни.
Действие фильма происходит в Монфермее, том самом предместье Парижа, где в 2005 году злоба и ненависть выплеснулись на улицы невиданными ранее во Франции столкновениями на расовой, национальной и религиозной почве. Разрушения, нанесенные погромами, еще не полностью исправлены. Камера оператора картины Жюльена Пупара вместе с тремя ее персонажами, полицейскими отдела борьбы с уличной преступностью, колесит по Монфермею, и мы видим современное гетто во всей отталкивающей красе. Загаженные подъезды, горы мусора вокруг забитых под завязку контейнеров, наркота, злые или безразличные лица.
В Монфермее жил Виктор Гюго во время работы над романом «Отверженные». Писатель назвал это предместье обителью маргиналов, униженных и местом полицейского произвола. Но по сравнению с сегодняшней здешней публикой не только перековавшийся после встречи с добродетельным епископом бывший зэк Жан Вальжан, но и отвратительные супруги Тенардье показались бы вполне респектабельными людьми, уличный мальчишка Гаврош на фоне своих современных сверстников выглядел бы воспитанником привилегированного лицея, а инспектор полиции Жавер просто не решился бы сунуться в этот ад.
Но здесь не встретишь и тех бравых полицейских во внушающей законопослушному обывателю почтение, а правонарушителю трепет темно-синей форме, которых видишь в «спокойных», привлекающих внимание туристов, районах Парижа. Темнокожий флегматичный Гуарда (Джибрил Зонга), вечно пребывающий во взвинченном состоянии старший группы блондин Крис по прозвищу Розовый свин (Алексис Маненти) и новичок Стефан Руис (Дамиен Боннар) по прозвищу Пенто (в субтитрах на русском языке почему-то Бриолин) патрулируют Монфермей в штатском. Изредка они надевают нарукавные повязки «Роlice», в частности, это делает Руис, но товарищи предупреждают его, чтобы он не светился с этой повязкой: местные могут не так понять.
Отношения между блюстителями порядка явно заимствованы из фильма Антуана Фукуа «Тренировочный день» (там маргинальный район Лос-Анджелеса, здесь – не менее криминальный пригород Парижа), только у Фукуа в конфликте хорошего полицейского с плохим участвовали два персонажа: новичок Джейк (Итан Хоук) еще не изжил в себе благородный идеализм и верил, что в этой, простите, клоаке, отстаивать закон и справедливость можно с чистыми руками. А его опытный напарник Алонсо (Дензел Вашингтон), прожженный циник, был убежден, что насилию можно успешно противостоять только насилием. Здесь же «идеалист» один, Руис, он перевелся сюда из относительно спокойного Шербура по личным обстоятельствам: после развода его жена и сын переехали в Париж, и Руис захотел быть ближе к сыну. Так что его наивная вера в закон и порядок осложнена личной драмой.
Крис и Гуарда вроде бы очень разные: Гуарда - флегматик и пофигист, ему все до лампочки, Крис истеричен, задирист, при первой возможности старается дать понять, что именно он – главный. Но все это понты. Крис в глубине души догадывается, что патрулирование такого района способствует законности и правопорядку лишь чуть меньше, чем субботняя баня – понедельничному утопленнику. Здесь власть принадлежит улице. Большим и маленьким преступным группам, этническим объединениям вроде «братьев-мусульман» и загадочному темнокожему мэру (Стив Тьеншо); откровенно говоря, я так и не понял: «мэр» - погоняло крупного авторитета, или этот человек действительно возглавляет местное самоуправление. Во всяком случае его уважают, слушаются, и ему реально удается разруливать конфликтные ситуации.
Примерно половина полезного метража картины больше похожа на предельно натуралистически снятый, а потому воспринимаемый как правдивое отражение действительности, документальный фильм о том, как здесь живут люди и с какими сложностями сталкивается полиция. Вот они патрулируют. Вот Крис, чтобы власть показать, пристает к девицам на автобусной остановке, намекая, что может задержать их за хранение наркотиков. Вот очкастый парнишка, явный ботаник, забавляется с дроном, снимая на камеру летательного аппарата раздевающуюся в окне напротив девушку.
Действие начинается с того, что по улице катит пестро разукрашенный и снабженный громкоговорителями фургон, из которого на весь Монфермей раздаются ругань и угрозы в адрес «мерзавца, который украл моего Джонни». Джонни, как выясняется, львенок из цыганского цирка. Его похитил кто-то из подростков. Полицейские отправляются искать львенка; Руис заходит в бар, где кучкуются «братья-мусульмане»; главный и самый бородатый из них популярно объясняет полицейскому, что лев – священное животное, когда он рычит, это значит, что он произносит: «О, Аллах!», и место льва – на воле, а не в цирке. (То, что украденный львенок может погибнуть, не рассматривается.)
Тут в картине все более важное место начинает занимать тот самый юный болельщик, которого мы видели в прологе завернутым в трехцветный флаг, Исса (его играет удивительно обаятельный и органичный 13-летний артист Иса Перица) украл львенка, чтобы сделать с ним селфи. Похитителя пытаются схватить на площадке, где дети играют в футбол, те вступаются за земляка, и тут не вспыльчивый Крис, а вроде бы сдержанный и невозмутимый Гуарда совершает то, что при хорошем отношении к нему начальства могло бы сойти за эксцесс исполнителя в форс-мажорной ситуации, а если назвать вещи своими именами, квалифицируется как преступное превышение полномочий. Выстрелом из тазера (травматическое оружие электрического действия) он ранит мальчика в лицо. На этом несчастья Иссы не заканчиваются: его впихивают в клетку с взрослым львом, и владелец цирка наглядно показывает ему, что воровать нехорошо.
Полицейские заставляют Иссу говорить, будто он сам себе изуродовал лицо, споткнувшись и упав, но тут их судьба оказывается в руках очкарика с дроном, который заснял все, что происходило на площадке. Некоторое время центральным мотивом фильма становится дилемма, стоящая перед Руисом: ему удается добыть карту памяти, на которой записано происшествие, но как поступить? Что восторжествует: профессиональная солидарность – или профессиональный долг полицейского? Впрочем, это уже неважно. Разъяренная толпа подростков загоняет полицейских в дом, блокирует все выходы, ну а дальнейшее легко себе представить. Агрессия порождает агрессию, жестокость порождает жестокость, а жители Монфермея представляют собой штабель легковоспламеняющегося материала, вблизи которого достаточно разок чиркнуть зажигалкой.
«Отверженные» получили один из призов Каннского фестиваля и вошли в пятерку номинантов в категории «Лучший фильм на французском языке». Напомню, что эпическая сага Танеля Тоома «Правда и справедливость», тоже выдвинутая на соискание «Оскара» в этой номинации, дошла до шорт-листа из 10 названий, но в финальную пятерку не попала.
Не сочтите за местный патриотизм, но я убежден, что с точки зрения режиссерского мастерства, владения ритмической и эмоциональной партитурой, философской глубины высказывания и качества актерской игры «Правда и справедливость» намного выше картины Ладжа Ли. «Отверженные», если подходить к ним исключительно с эстетическими критериями, - всего-навсего добротно снятый фильм. Но – снятый на острую и болезненную для всей нашей цивилизации тему. А оскаровским «академикам» актуальное звучание плюс политкорректная тематика куда ближе высокой драмы, действие которой происходит полтораста лет назад в совсем неведомом среднему американцу краю.
Ладж Ли предусмотрительно оставил для зрителя право выбора: на чьей он стороне. На стороне полицейских, которые героически и бессмысленно пытаются установить хоть какое-то подобие законности и порядка, но под воздействием атмосферы этой обители криминала сами удаляются от законности? Сизифову труду ведь тоже можно сочувствовать? Или на стороне униженных и оскорбленных жителей Монфермея, которые формально – французы, т.к. в большинстве своем уже родились здесь? А фактически – для коренных французов они иммигранты, чужие и опасные. «Отверженные» - и те, и другие. Строение этого среза общества можно изобразить в виде концентрических кругов. Самый малый, внутренний – полицейские, чужие и враждебные обитателям Монфермея. Следующий – обитатели Монфермея, которые чужды и враждебны… ну, неправдой было бы сказать, что всем коренным, но… неспроста же партия Марин Ле Пен постоянно получает новых сторонников на выборах.
В числе соискателей «Оскара» за лучший иностранный фильм – два шедевра. «Паразиты» корейца Пон Джун-хо и «Боль и слава» испанца Педро Альмодовара. Опять-таки, если исходить из чисто кинематографических критериев, против них «Отверженные» не имеют шансов. Если пользоваться спортивной терминологией, то Ладж Ли пока что работает по программе кандидата в мастера, а Пон Джун-хо и Альмодовар – гроссмейстеры. Но политкорректность в наше время – такой козырь, что козырная политкорректная десятка при определенных условиях бьет и тузов, и джокера.
Ладж Ли заканчивает свой фильм цитатой из «Отверженных» Гюго: «Скажу тебе, друг мой, что нет плохих растений и плохих людей. Есть плохие агрономы и воспитатели». Кажется, этим он дает ответ на все вопросы, возникающие при просмотре фильма. Но во-первых, кто – плохие агрономы и воспитатели? А во-вторых, это слова не Виктора Гюго, а Жана Вальжана. Но ведь мнение автора и мнение его героя вовсе не обязаны совпадать. «Гений и злодейство – две вещи несовместные», - сказал не Пушкин, а его Моцарт, герой наивный и прекраснодушный. Весь ХХ век и начало нынешнего мы убеждаемся, что он был не прав. Может, Жан Вальжан тоже ошибся – с самыми благородными намерениями?