Если спросить человека, какой выбор он сделал бы между свободой и несвободой, ответ был бы очевиден. Свобода – привычно декларируемая ценность. На практике большинство от нее отказываются. Многие - добровольно. Некоторые - переступая через себя и теряя достоинство. Иные – вообще не осознавая.
Как-то раз мой одноклассник к 24 февраля нарисовал на школьной доске объявлений, как НЛО бомбит Тоомпеа – шла вторая половина 90-х, как раз вышел американский фильм «День Независимости», который был, так сказать, пропущен через художественную призму подросткового сознания. На беду в школе ожидалась какая-то важная городская проверка, и начальство гордо повело высокопоставленных гостей к злополучному стенду продемонстрировать, как патриотично школа готовится к государственному празднику. Произведение искусства новейшим веяниям явно не отвечало. Разразился скандал, однокласснику грозили исключением. Помню, как по-разному реагировали учителя: кто-то, ворвавшись в класс, угрожал на повышенных тонах, кто-то молча стоял с таким видом, что все чувствовали, как ему стыдно за эту сцену. В такие моменты теряется и приобретается власть – теряется та, что основана на страхе и насилии, приобретается та, что основана на доверии, уважении и свободе.
Много раз впоследствии доводилось мне видеть носителей власти, пытавшихся установить ее силой. Приходилось видеть честных, порядочных людей, на лицах которых без их ведома отражалась вся мучительность морального выбора между свободой и несвободой. Много раз приходилось думать о том, может ли власть вообще строиться на свободе или она заканчивается в тот момент, когда бывший диссидент становится властью? Хотя сколько их, подлинных диссидентов, осталось во главе? Тех, для кого человеческое достоинство было выше жизненной необходимости быть удобным и вписываться в систему. Тех, кто делал этот мучительный выбор (враги человеку – домашние его) не так, как его делает большинство. Я смотрю на некоторых нынешних деятелей и думаю, что как бы они ни гордились свободой своей страны, они никогда не принесли бы ей эту свободу. Ни внутренняя, ни внешняя независимость не вырастает из партийной дисциплины и корпоративной субординации.
Подлинная независимость измеряется способностью к самоиронии, а мерилом свободы всегда было и останется отношение к тем, кто шагает не в ногу. Потому что она учит понимать тех, кто мыслит не так, как ты. Не боясь при этом отступить от собственных ценностей, потому что ты тверд в них.
Пафосные декорации независимости заслоняют стоящего за ними человека – ради которого, казалось бы, все затевалось. Но, в конце концов, свобода – это все-таки чуть больше, чем триколор на галстуке и василек на бутерброде.