От любви до ненависти нужно сделать шаг, зато зависть всегда при тебе

Елена Скульская. Фото: архив Елены Скульской

Несколько дней назад мне позвонила молодая популярная телеведущая и спросила, не помню ли я, где в Таллинне находился Мюнди-бар, в котором любил бывать Сергей Довлатов. Дело в том, объяснила она смущенно, что в нашем городе выступает знаменитый симфонический оркестр, весь его состав – от щипковых до ударных – обожает Довлатова и собирается в свободные несколько часов пройтись по писательскому маршруту, извлеченному из его прозы, но вот не нашли на карте Мюнди-бара, где хотели бы с размахом закончить свой музыкальный поход…

В этот же день – такие совпадения не бывают случайными – я прочла ознакомительный отрывок из новой и только что вышедшей книги Дмитрия Быкова «Советская литература. Мифы и соблазны», где он успокоенно и авторитетно сообщает, что Довлатов наконец занял положенное ему по качеству таланта место в третьем ряду.

Дмитрий Быков – блестящий публицист, а потому не может не понимать, что вся его аргументация построена на недоброкачественных, некорректных доказательствах, вызывающих искреннюю читательскую жалость к нему. В частности, он пишет: «...говорить, что шутки Довлатова ушли в народ, было бы неправильно, они в народ не ушли, а вернулись, потому что оттуда же и были взяты. И очень многие его байки— это хорошо литературно обработанные анекдоты. Иногда ухудшенные, потому что в жизни они были резче и обаятельнее. Все это, повторю, имеет право быть. И может быть, даже должно быть. Беда только в том, когда это начинает возводиться в перл творения».

Этот пассаж напомнил мне рассуждения одной девочки, которая сказала о «Горе от ума» Грибоедова: «Как это можно читать? Это не литература, а сплошные пословицы и поговорки!»

Всякий писатель, и Дмитрий Быков не исключение, питается реальной жизнью, которая его окружает, словами, которые обращены к нему или которые он невольно подслушивает, переживаниями и событиями, которые делают его счастливым или несчастным; кто-то берет кусок посторонней жизни «грубой и бедной» и творит из нее «сладостную легенду» (Федор Сологуб), кто-то создает текст из собственной жизни, симулируя документальность; каждый знает свой секрет перевода реальности и мыслей в художественное произведение, но только в редчайших случаях жизнь, превращенная в литературу, возвращается обратно – к народу, к читателю, которому кажется, что написано про него. Взято у него. Да он сам так и говорил. И когда это происходит, то произведение возводится именно что в перл творения. Потому что происходит чудо.

Тынянов говорил о литературной биографии Пушкина: «Всем известно, что у Пушкина была няня… Я не сомневаюсь, что она делала для Пушкина всё, что полагается няне, но все-таки не она научила его быть национальным поэтом».

Очень забавно выглядит и такой пассаж Дмитрия Быкова: «Проза... Довлатова во многом держалась на авторском уверении: «Я такой же, как вы, я один из вас». В литературе эта стратегия не работает. Есть писатель, и он обязан быть другим. Если мы не увидим в нем пророка, то и зачем он нам нужен. Русская литература настаивает на сверхчеловеческом писательском статусе».

Это очень похоже на рассуждения Родиона Раскольникова.

Самый неоспоримый литературоведческий авторитет – Лидия Гинзбург говорила: «Для того чтобы быть выше чего-нибудь – надо быть не ниже этого самого… Прежде всего нужно быть как все… всё, чем человек отличается, есть его частное дело; то, чем человек похож – его общественный долг».

Дмитрия Быкова любят и ценят тысячи читателей, я вполне отношусь к их числу, но такая любовь  обязывает и автора к некоторой, как бы это сказать, –  скромности…

Юбилей Яана Кросса

Только что широко отметили юбилей уникального писателя Яана Кросса, скоро он станет памятником, и людей, которые знали его живым, остроумным и очень легким в общении человеком, становится всё меньше. В театре Драмы поставлен спектакль к столетию прозаика «Большая сибирская земля» («Suur Siberimaa»), рассказывающий о годах испытаний писателя. Я не берусь сейчас анализировать это сценическое произведение, в нем есть несомненные достоинства – от сильных актерских работ до крепкой  режиссуры и блистательной сценографии. Но мне было жаль, что жадный до жизни, до приключений, до испытаний Яан Кросс предстал в спектакле переполненным до краев грустью и философскими раздумьями.

И я вспоминаю, как однажды на мой вопрос о ненависти к советской власти он ответил: «Что вы, мне светская власть дала самое лучшее, что есть в моей жизни!» Я растерялась: «Что же она дала вам?!». Он ответил, усмехнувшись: «Жену!»

И еще вспоминаю, как он славно рассказывал о лагере – именно о лагере и именно славно: «Я работал в шахте, и после каждой смены нам давали возможность помыться в душе, поскольку угольная пыль проникала в каждую пору. А вот у Эллен в это время в Таллинне не было горячей воды!» И опять усмехнулся.

И, наверное, самое главное: когда Эстония обрела независимость, именно Яану Кроссу первому предложили пост президента. А он отказался, предпочтя роль писателя! Я думаю, в этом отказе есть та величайшая писательская доблесть, которая позволила сочинять ему романы, не оборачиваясь на славу, признание, успех, не ревнуя, не завидуя. На свете есть много людей, которые высокомерно и с апломбом говорят, что их нельзя подкупить, прельстить, заставить переменить убеждения, отказаться от призвания. Часто оппоненты подкалывают таких «безупречных» вопросом: «А тебя пытались прельстить, а тебе предлагали?!..» И только один Яан Кросс имел право ответить: «Да, предлагали. И не что-нибудь, а власть над страной, над родиной!»

Всю жизнь он заявлял о себе, как о человеке компромисса. Все его герои на компромиссы шли. Очень часто они не могли потом сами себе эти компромиссы простить, но так ведь и живет человек, так ведь и движется история человечества.

Когда-то Энн Ветемаа сказал мне, что все эстонцы гордятся «Калевипоэгом», но почти никто его не читал. (Не уверена, что все русские обожатели Пушкина читали его в оригинале). Мне бы очень не хотелось, чтобы творчество Яана Кросса когда-нибудь стало легендой о «Калевипоэге» (даже если это шутка!). Мой любимый роман классика – «Имматрикуляция Михельсона». Это не только исторический роман, но и метафора жизни любого человека. Вот он взбирается все выше и выше, достигает вершины и только тут, в разреженном горном воздухе, понимает, что ничего, кроме разочарования в самом себе он не испытывает. То есть он испытывает и торжество, и радость, и чувствует вкус победы, но раскаяние и угрызения совести не дают ему покоя, заставляя душу каменеть.

Потребность в сверхгерое

Как известно, Конан Дойль в конце концов возненавидел своего Шерлока Холмса и хотел его убить, но читатели не допустили уничтожения уникального человека, способного распутать с помощью одной наблюдательности любое преступление.

Сейчас потребность в сверхгерое, сверхчеловеке, сверхспособностях особенно сильна. Бесконечно популярен российский сериал «Нюхач» с эстонским актером в главной роли - Кириллом Кяро, герой которого обладает таким обонянием, что принюхавшись, моментально  разоблачает преступника. Запущен новый российский телевизионный сериал «Триггер» (закупленный уже многими странами), где психолог, лишь взглянув на человека, моментально понимает, как именно нужно решить все его проблемы.

… А чудо искусства всегда будет там, где мы читаем и смотрим не про кого-то, а про себя, жалея о потерях, об ошибках и запоминая наизусть то, что процитируем потом не один раз. Потому что нам именно так и хотелось сказать, да, собственно, мы так и говорили, и вот это слово к нам вернулось в таком безупречном и свойском виде, что сделало его нашей собственностью.