Роман в свое время очень сильно перехвалили. И понятно почему. Самые яркие русские прозаики (Веллер, Дмитрий Быков, Басинский, Пелевин, Улицкая, Водолазкин, Алексей Иванов и др.) сочиняют либо интеллектуальную прозу, либо уходят в нон-фикшн. Узок круг этих мастеров; страшно далеки они от народа, сказал бы человек, чей 150-летний юбилей прошел на днях почти незаметно. Что творят квазипатриотические авторы, от Проханова до Прилепина, даже вспоминать неловко.
Вкусы читающей публики оставляют желать лучшего, народ с базара (т.е. с книжных ярмарок) понёс бурным потоком не Белинского и Гоголя, а Донцову и Устинову. И вдруг на этом фоне появляется написанное молодым, никому не известным автором произведение с замахом на жанр романа-эпопеи.
Замах, правда, оказался отважнее результата, текст написан неровно, вначале это почти что орнаментальная проза с явным уклоном в этнографизм (что понятно: речь идет о быте татарской деревни самого конца 1920-х), обилие незнакомых современному читателю подробностей подкупает, но затем начинаешь увязать в плоти повествования; в главах о пути в ссылку промелькивают интонации и ритмы советской прозы 1920-х, узнаешь то Бориса Лавренева, то Ольгу Форш, то чуть ли не Артёма Веселого.
Характеры очень часто – всего только контуры, скелеты, которые не обросли мясом, что неудивительно: Гузель Яхина окончила сценарный факультет Московской школы кино, и азы ремесла сценариста, усвоенные ею в этом заведении, торчат из ткани повествования. А ближе к финалу – уже почти что голое повествование, как будто автору не хватило творческой энергии. Да еще финал мелодраматичен, аж на слезу пробивает, но ведь женщина писала!
Это – минусы. А плюс: смелость дебютантки и новизна темы: о жизни ссыльнопоселенцев «на диком бреге Ангары» до Гузель Яхиной еще никто не рассказывал.
Роман вызвал дискуссию, но относительно скромную; художественных просчетов практически не замечали (что говорит об уровне рецензентов), зато татарские литераторы упрекали автора в том, что «татарские женщины не такие», а расплодившиеся в последнее время поклонники Сталина заявляли, что ничего подобного не было, раскулачивание и высылка «социально враждебных элементов» не велись так жестоко, как в романе, Яхина преувеличивает, если не врет, а если уверяет, что писала по рассказам пережившей ссылку бабушки, так значит бабушка рассказывала всё это со злым умыслом. Одним словом, квасные патриоты и кумысные патриоты нашли общий язык.
Но по сравнению с реакцией широких народных масс на сериал все это – чахлые цветочки. Сериал начали полоскать в интернете с первого вечера, не принимая во внимание, что альтернативно одаренным полработы не показывают. Воистину: всеобщая грамотность не всегда благо.
Просто существуют факты, которых не объедешь ни на кривой козе, ни даже на танке Т-90.
Всех перещеголяла некая «народная мстительница», опубликовавшая в интернете свой отклик под гениальным заглавием «Почему я не буду смотреть сериал «Зулейха открывает глаза»». Братья и сестры, как начинал свое выступление другой известный деятель, 140 лет которому исполнилось в минувшем декабре, да это же классика! «Доктора Живаго» не читал, но осуждаю!». И что с того, что роман Яхиной не выдерживает сравнения с романом Пастернака, а сериал, слепленный на канале «Россия 1» (у нас транслируется его клон РТР) бойким ремесленником Егором Анашкиным по сценарию, написанному в шесть рук Анной Аносовой, Ларисой Леоненко и Василием Павловым, просто неприлично ставить рядом с российским сериалом «Доктор Живаго»: его-то создавали большие мастера, режиссер Александр Прошкин и сценарист Юрий Арабов.
Ненавистники сериала по неграмотности своей не разобрались, что канал «Россия 1», самый сервильный, самый услужливый из федеральных телеканалов, канал, который упорно вразумляет зрителей, каким должно быть прошлое отечества (недавно прошел «Годунов», теперь ждите «Грозного»), никак не способен выпустить нечто очерняющее «устои» и покушающееся на «скрепы». Просто существуют факты, которых не объедешь ни на кривой козе, ни даже на танке Т-90.
Любые перемены в социальной формации страны не только переворачивают весь жизненный уклад, но и влекут за собой кровь, множество жертв (неизбежно – в том числе невинных жертв) и страдания. То, как проводились раскулачивание и коллективизация (под горячую руку было истреблены и сосланы очень многие трудолюбивые, потом своим орошавшие землю крестьяне – не кулаки, а просто крепкие хозяева) – бесспорно, одно из преступлений сталинского режима. Но роман (а тем более сериал) не только об этом.
30-летняя татарская женщина Зулейха уже 15 лет замужем за Муртазой, тот почти вдвое старше ее. Четыре дочери Зулейхи умерли во младенчестве. Зулейха в семье – самое униженное существо, ее тиранят и муж, и злобная слепая свекровь по прозванию Упыриха.
В сериале Зулейху играет Чулпан Хаматова (это выбор Яхиной). Упыриху – великолепная актриса Роза Хайруллина (завсегдатаи «Золотой Маски» в Эстонии» наверняка помнят ее Мурзавецкую в «Волках и овцах» А.Н.Островского, поставленных Константином Богомоловым). В исполнении Хайруллиной Упыриха – страшная ведьма, от кадров, в которых она видением является уже находящейся в ссылке Зулейхе, несет настоящим хоррором. Звероподобный Муртаза (Рамиль Сабитов) – могучее телосложение, бритая голова, борода; больше всего он похож на сегодняшнего исламского террориста – обращается с женой как с существом низшего порядка, фактически насилует ее, когда ему вздумается. (Но от этого лишенного не то что любви – элементарного уважения к женщине – грубого акта она забеременеет и уже в ссылке родит сына, который, несмотря на тяжелейшие условия существования, выживет. А авторы сериала еще добавят, что станет известным художником; в романе об этом, правда, ни слова, но Анашкин и вся его троица сценаристов решат, что так будет лучше.)
Именно несчастья, свалившиеся на Зулейху, ведут к тому, что она становится личностью, обретает себя, научается бороться; в ссылке к ней приходит любовь. Трагическая, кажущаяся самой героиней запретной: ведь она влюбляется в коменданта поселка Игнатова, который – пусть обороняясь – вынужден был застрелить Муртазу. Наконец, кем стал бы ее сын Юсуф, если бы в жизни Зулейхи ничего не изменилось? Выжил бы? Неизвестно. (Здесь его несколько раз буквально спасает гениальный врач Вольф Карлович Лёйбе, оказавшийся среди «враждебных советской власти элементов».) И уж точно не встретился бы с другим ссыльным интеллигентом, художником Иконниковым, который заметил у мальчика способности к рисованию и стал обучать его.
Парадокс: не было бы счастья, да несчастье помогло? Освобождение в условиях несвободы. В ссылке она свободнее, чем была дома?
Всё, что не убивает, делает нас сильнее. (Фридрих Ницше)
Всё сущее разумно. (Георг Вильгельм Фридрих Гегель)
Из слов двух философов можно сделать вывод, что коль скоро испытания, выпавшие на долю Зулейхи, закалили ее, значит – были нужны? Ну, это был бы слишком уж простой вывод. Из романа он точно не вытекает. Из сериала – возможно?
Поверхностный подход авторов сериала виден с самого начала, т.е. с кастинга. Чулпан Хаматову предложила сама Яхина, и выбор, безусловно, удачен. А если играть ей на протяжении большинства эпизодов практически нечего, так это не ее проблема; напротив, трагическое молчание актрисы и ее глаза раненой лани говорят за режиссера и сценаристов.
Остальные исполнители выбраны по принципу: они уже много раз нечто в этом роде играли, сыграют и у нас. (И таки сыграли, вот только непонятно, что привнесла сюда режиссура.) Нужен мерзавец у власти, высокопоставленный чекист Зиновий Кузнец, наглый и самодовольный, эдакая тупая туша в кителе и галифе – естественно, Роман Мадянов. Горелов, урка из «социально близких», подлец и стукач, слепленный из того материала, что в воде не тонет – берем Александра Баширова. Профессор из «бывших», не от мира сего – кто сыграет эту роль лучше Сергея Маковецкого?
Маковецкий действительно гениален, это лучшая актерская работа в сериале. Его герой, врач Вольф Карлович Лёйбе, в 1918 году увидел, как в перестрелке на улицах Казани была убита женщина, пациентка, которой Вольф Карлович чуть раньше спас жизнь. С тех пор профессор замкнулся в себе, пребывает в сумеречном состоянии души; ему кажется, что он по-прежнему принимает больных в клинике и преподает на медицинском факультете, а на самом деле – уже больше десяти лет не выходит из своей комнаты.
Маковецкий играет альтернативу судьбе булгаковского профессора Преображенского, скорее даже, возможный вариант его судьбы. Легко представить себе, что покровители Преображенского в ходе того увлекательного действа, которое называлось борьбой за власть в Кремле или, как остроумно выразился Уинстон Черчилль, схваткой бульдогов под ковром, проиграли и были репрессированы, профессора уплотнили, экономка в поисках лучшей доли сблизилась с очередным Шариковым и они вдвоем накатали на профессора донос – чтобы овладеть его жилплощадью.
Герой Маковецкого не воспринимает действительность и в эшелоне, следующем в Сибирь. Ему кажется, что он в госпитале, коменданта именует главврачом, но безумие не мешает ему правильно ставить диагнозы и лечить. Встряской для Вольфа Карловича становится необходимость принять роды Зулейхи. Сознание возвращается к нему…
Чекист, а потом комендант поселка Игнатов (Евгений Морозов) – образ, в сериале упрощенный по сравнению с литературным первоисточником и, простите, вторичный. Отчасти он кажется заимствованным из советской прозы 1920-х годов: идейный коммунист, убежденный в том, что без жестокости новую жизнь не построишь, и вместе с тем человек безусловно честный и понимающий, что отвечает за жизнь тех 30 поселенцев, которых ему удалось довести до места назначения. И уж точно из литературы той эпохи заимствована Настасья. Играет ее непревзойденная в амплуа порочно неотразимых (такая и мертвого уговорит!) героинь Юлия Пересильд, и получается не чекистка 1930-х, а разудалая и сексуально раскрепощенная атаманша времен гражданской войны. А раз уж удалось заманить в картину Юлию Пересильд, то понятно, что расставаться с ней после трех серий было бы обидно, и роль ее разрослась по сравнению с романом – и завершилась трагически.
А так как авторы, с одной стороны, пытались втащить в сериал как можно больше из книги, а с другой – держали все-таки курс на мелодраму, то распорядились материалом они как-то неумело. В романе Игнатов рассуждает: «Как можно любить женщину? Любить можно великие вещи: революцию, партию, свою страну. А женщину? Да как вообще можно одним и тем же словом выражать свое отношение к таким разным величинам – словно класть на две чаши весов какую-то бабу и Революцию? Глупость какая-то получается». Пассаж, честно говоря, так себе. По известным клише ранней советской прозы. Но в картине Игнатов заявляет это влюбленной в него Настасье – и в самый интимный момент. Нашел время и место!
Где-то с пятой или с шестой серии создатели сериала пускаются во все тяжкие. Во-первых, им хочется, чтобы было красиво. В прологе 1-й серии они уже запустили красивость: Зулейха и ее умершие в младенчестве дочери танцуют на снегу под нежную песню на татарском языке, и следы их превращаются в изображение волшебной птицы Семург. История птицы Семург и анимационные вставки на эту тему встречаются и позже: сказку о ней Зулейха рассказывает Юсуфу.
С темы лишений авторы незаметно переходят на более выигрышную тему борьбы с дикой природой и созидательного труда. Поселок Семрук, выстроенный ссыльными, очаровывает облицованными светлой вагонкой зданиями в стиле раннего конструктивизма; закадровый голос сообщает: «Переселенцы воскресли, охваченные эйфорией свободы». Помилуйте, какая свобода? Возможно, в сознание сценаристов (каждому порознь или в коллективный разум) проникли строки Некрасова:
Горсточку русских сослали
В страшную глушь за раскол…
Волю да землю им дали,
Год незаметно прошел…
…
…вырос огромный посад:
Воля и труд человека
Дивные дивы творят.
Но тут ситуация несколько иная.
Начиная с 6-й серии главенствует лирическая линия: трудная и драматичная любовь Игнатова и Зулейхи. И странное дело: событий вроде бы много, а сюжет кажется ослабленным, разбавленным. В борьбе за зрительское внимание происходящее расцвечивают комическим эпизодом. Художник Иконников (Дмитрий Куличков) рисует по памяти Париж; стукач Горелов доносит приехавшему с проверкой Зиновию Кузнецу: мол, антисоветчину какую-то в клубе развесили. Находчивый живописец объясняет Кузнецу: это Москва, радиовышка (Эйфелева башня), это Никитские ворота (Триумфальная арка), это красная мельница на Сретенке, в память о том, что здесь Ленин выступал (Мулен Руж). Персонаж Мадянова принимает всё за чистую монету.
Здесь Зиновий Кузнец смешон. Но часто он и страшен. Особенно – в эпизоде, где предлагает Игнатову раскрыть заговор среди поселенцев. Комендант против: он уже понимает, что за всесильным «надо» не всегда стоит революционная целесообразность и историческая правда. Для Кузнеца люди – расходный материал, на трупах мнимых заговорщиков он выстроит себе карьеру. Игнатов отказывается. И тем ставит крест на своей судьбе. Кузнец не торопится с местью, это блюдо, как учил товарищ Сталин, надо кушать холодным. И уже после войны, когда в поселок возвращается уходивший на фронт Горелов (погоны младшего лейтенанта и две невеликие награды на груди: «За победу над Германией» и «За боевые заслуги», ясно, что бывший уголовник держался вдали от передовой), Кузнец смещает Игнатова и назначает бывшего урку комендантом.
Роман этим практически заканчивается; смещенный Игнатов успевает только спасти сына Зулейхи, выдав ему метрическое свидетельство, в котором сказано: отец – Иван Игнатов, красноармеец, мать – Зулейха Валиева, крестьянка. С «чистыми» бумагами Юсуф (теперь – Иосиф) может исполнить мечту, поступить в художественное училище в Ленинграде.
Но завершать на неопределенной ноте мелодраматический сериал не полагается. И авторы придумывают свою концовку. Чтобы справедливость восторжествовала. Закадровый голос сообщает, что после ХХ съезда КПСС ссыльные были реабилитированы и смогли вернуться в родные места; Горелов недолго пробыл комендантом: его убило упавшим деревом, это сочли несчастным случаем. (Тут я не против, только, ребята, гулять так гулять – могли бы еще придумать, что после ареста Берия и чистки в рядах госбезопасности полковник Кузнец был расстрелян.) Юсуф стал художником, у него двое детей, и на вокзале в Казани он встречает вернувшуюся из ссылки мать. Как встречали воротившихся из Сибири персонажи многих фильмов: штамп, конечно, но какой трогательный!
He будем говорить о мелких ляпах, вроде появления в эпизоде перестрелки в 1918 году автомобиля М-1 Горьковского автозавода (производился с 1936 года) или его прототипа Ford Model B (производился с 1934 года), или о том, как Игнатов достает последний патрон для своего нагана, а патрон оказывается от «Макарова». Или о «председателе обкома партии» (неужели авторы не знают, что председатель был в облисполкоме, а в обкоме партии – секретарь?) Трудно найти выпущенные в наше время фильм или книгу о прошлом, где не встречаются анахронизмы. Создатели сериала сделали все, что в их возможностях, а то, что возможности ограничены – претензии к Господу! В техасских салунах висели плакатики: «Не стреляйте в пианиста: он играет, как умеет». Авторы сериала тоже сыграли, как сумели. В них не стреляли, но помоев на них вылили – страсть сколько!