Как же мы теперь без карантина?

Елена Скульская. Фото: архив Елены Скульской

У игривых французов есть цинично-ироничная поговорка: только вдова может с уверенностью сказать, где именно находится ее муж.

До той поры, пока муж жив, ни одна женщина не может быть абсолютно спокойной: вдруг у него начнется служебный роман, и коллеги мужа будут солидарно его поддерживать и подтверждать, что командировка из Таллинна в Раквере, растянувшаяся на неделю, вызвана производственной необходимостью, хотя муж работает, например, в сфере программирования и никакого филиала в Раквере у фирмы нет и быть не может; жене ничего не остается, как выворачивать его карманы, проверять ворот рубашки (нет ли поспешных следов помады от поцелуя на прощание), залезать в его мобильник, случайно оставленный на столе, когда он моется в душе, принюхиваться к запаху (не смешался ли аромат его одеколона с каким-нибудь цветочно-настырным запахом). Иногда приходится даже советоваться с ясновидящими, гадалками или часами простаивать на парковке, высматривая, с кем он выйдет из конторы.

На этот счет у Трийн Соометс есть забавное стихотворение, которое я с удовольствием перевела, написанное от имени 256 любовниц и адресованное законным женам, с такими строками:

„suur osa meist pole sündinud armukeseks

suur osa tahab oma peret

mitte teie mehega

kes teaks paremini kui meie kui hästi nad valetavad

võtke tagasi

nad on arad ja mugavad

osa neist armastab teid

oleme nad armastust täis tuupinud

anname tasuta”.

«большинство из нас не родилось любовницами

многим хочется иметь собственную семью

и не с вашим мужем

кто ж лучше нас знает

как они умеют лгать

забирайте

они безвольны и не хотят перемен

некоторые даже любят вас

всё на что они способны

нам известно до донышка

возвращаем безвозмездно»

Я опускаю ту часть, где, напротив, законный муж аналогичным способом выслеживает свою жену, ситуация зеркальная.

И вот наступает полнейшее счастье: карантин. Ни муж, ни жена никуда не могут деться, оба вспоминают о законах супружеской моногамии, освященных церковным венчанием или клятвами во время регистрации брака в соответствующем учреждении. То, о чем мечтали ревнивцы (а кто же не испытывал уколов ревности и в чье сердце не закрадывались сомнения) сбылось. Они одни на необитаемом острове свой квартиры, сидят на диване, смотрят телевизор или в окно, за которым в безлюдным пространстве деревья покрываются почками, а потом и листьями; они разговаривают, заботятся друг о друге, и, кто знает, может быть, им становится ясно, что их выбор был неслучаен, что они половинки целого, что они созданы друг для друга, и сладкие слезы умиления стекают по их щекам.

В этот счастливейший миг карантин отменяют! Какой ужас, какой кошмар, неужели погоня за фантомами или реальными соперниками (соперницами) начнется сначала?!

Дети, познакомьтесь с родителями!

Современные работающие люди, а те, у кого есть работа, обычно трудоголики, плохо знакомы со своими детьми. То есть они, конечно, знают, что детей двое, что у мальчика двойка по поведению, а у девочки по всем остальным предметам (или наоборот), или что девочка уже в первом классе, а мальчик пока в детском саду, но у него там конфликт с воспитательницей, но времени поговорить, поиграть, погулять, подурачиться, рассказать интересную историю из своего детства, порасспросить, как там училка по математике – всё придирается, как там та, с косичками, всё не смотрит в твою сторону? – решительно нет.

И тут сбывается самая заветная детская мечта: мама с папой всегда дома, они готовы выслушать и рассудить. Вот и рассказывает, например, восьмилетний сын:

"Один мальчик сказал другому, что тот – дебил. А я сказал, что дебил – это больной человек, а больной человек не виноват в том, что он болен, значит, так обзываться нельзя. Можно было бы просто сказать… ну, какое-нибудь слово, которое вы не разрешаете произносить, но это не обидно, это не про больных людей. Я ему так и сказал, тому мальчику, а он меня ударил, а я его. Бить – это ведь хорошо? Это ведь честно?"

И родители, переглянувшись, ликуя от того, что знают, как правильно объяснить сыну ситуацию, вступают с ним в нормальные семейные отношения, а ребенку не так уж важны разъяснения, он, в принципе, сам всё понимает, но главное – его заметили, он стал важной частью жизни родителей, ему не говорят: не мешай! отойди! позже! Или:

– Мамочка, у меня очень болит живот!

– Хорошо, моя радость, – отвечает мамочка, не прерывая разговор с подругой.

Нет, теперь мама поинтересуется, где именно болит и чем-то поможет, хотя бы погладит, приласкает, и станет легче.

А еще можно сесть всем вместе за стол, открыть книгу и читать по очереди вслух и гадать, что же там будет дальше? Или играть в слова: один произносит любое слово, а второй называет слово, которая начинается с последней буквы предыдущего. Или устроить домашний театр с куклами. Или всем вместе посмотреть фильм, поставив перед собой миску с вредными чипсами. А еще можно попробовать выпросить все-таки, чтобы купили потом собаку и поклясться, что будешь сам ее выгуливать утром и вечером.

Довольно простые детские мечтания...

Неужели кончится карантин?!

Ой, я тебе по-прежнему нужна?

Нет времени звонить стареньким родителям и выслушивать содержание очередной серии очередного идиотского сериала, к которому они прикипели. Ну, раз в месяц можно позвонить, но поскорее закончить разговор, не дожидаясь попреков: «Я тебе уже не нужна!», «Ты хоть помнишь, когда у меня день рождения?».

Грянул карантин, и дети постоянно волнуются: заказывают продукты старикам на дом, объясняют, что впускать в квартиру и обнимать тех, кто их доставляет, не следует, смиренно выслушивают не только содержание последней серии, но и всего третьего сезона сериала, уверяют, что им очень-очень интересны фотографии из старого семейного альбома, который они исключительно по ошибке пытались выбросить, когда навещали родителей несколько месяцев назад. Дети признают все свои прошлые промахи, обещают больше никогда-никогда так не делать.

"И если бы не карантин, как бы я узнала, что они меня все-таки любят?!!" –  говорит счастливая старушка.

В сторону Феллини

"Ах, – не навязывайте мне ничего серьезного, я так устал, я так хочу отдохнуть, – говорит человек, вернувшийся с работы и открывающий бутылку пива. – Я читаю, чтобы заснуть, я смотрю фильм, чтобы отвлечься от забот, желательно простенькую комедию!"

И вот во время карантина этот самый человек вспоминает, что так и не дочитал в свое время «Улисса» Джойса или «Человека без свойств» Музиля или «Игру в бисер» Гессе и, исчерпав всё легкое и «засыпательное», вдруг открывает для себя мир, казавшийся скучным; он не скучный, просто для него нужно было много свободного времени, безделья, когда мозг, отдохнувший от суеты, вдруг просыпается и требует тренировки, активного «наращивания мускулов».

Всё реже вижу в социальных сетях графоманские сочинения, всё чаще вспоминают и цитируют поэтов выдающихся. Вот, например, у Иосифа Бродского есть стихотворение о благе затворничества:

«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся».

Именно в эти дни его уникально точно перевел Мярт Вяльятага, сохранив размер, ритм, синтаксис, неповторимую поступь строки Бродского – поразительный перевод:

«Ära toast mine välja – muidu keerad kõik untsu.

Milleks päikene sulle, kui võid tõmmata suitsu?

Väljas kõik on mage, rõõm – eriti mõttelage.

Käi ainult peldikus, siis kohe tagasi page!»

Но в академических примечаниях можно отметить, что в то время, когда писалось Бродским это стихотворение, были в СССР болгарские сигареты без фильтра «Солнце», таким образом, в этом слове есть для поэта двойной смысл – он говорит и о бесполезности светила и про необязательность поисков сигарет, когда возле тебя лежат примерно такие же – «Шипка». Ни современному читателю, ни переводу эти сведения ничего не добавляют, это именно предмет для примечаний, но я обратила внимание, что читатели ФБ немедленно, сравнив оригинал и перевод, стали основательно обсуждать – нужно ли было сохранять при переводе двойной смысл «Солнца». Многим ли перед карантином было до этих тонкостей дело? Да и когда, помилуйте, в них вникать?

А какие имена стали всплывать в рекомендующихся в соцсетях фильмах: Феллини, Антониони, Бунюэль, Хржановский…

Выходим. Выходим из карантина, всё это скоро забудем.

Послесловие

Разумеется, мне ничего не стоит этот трогательный сентиментальный мелодраматический сюжет развернуть в обратную сторону. Это-то как раз очень просто. Муж и жена, оставшись наедине, поймут, насколько они разные люди, им, на самом деле, не о чем разговаривать, брак их давно изжил себя, ничего, кроме раздражения, они не испытывают друг к другу, разве что взаимная подозрительность придавала некий азарт надоевшей игре, так зачем тянуть и продолжать эту бессмысленность? А пока один из них начнет пить или начнут пить оба...

Дети как раз во время карантина убедятся в том, что родителям по-прежнему нет до них особенного дела, потому что никогда и не было истинного тепла, а забота была формальной; детские проблемы, столь важные и существенные, представляются родителям в лучшем случае забавными, и дети замкнутся и отдалятся еще больше в тихом своем детском несчастье.

И старики будут понимать с горечью, что звонки детей – лишь временная услада, продиктованная не столько душевной потребностью, сколько социальными приличиями. И в заботливых пакетах, которые дети оставляют под дверью, все-таки лежит не та шоколадка и выбран не тот сорт чая.

А еще я не написала о дружбе – во время карантина, когда не было возможности встречаться, сидеть за общим столом, веселиться, то оказалось, что говорить-то, собственно, не о чем, не о чем дружить, а чужие переживания хороши под хорошую закуску, шашлыки, бокал вина и возможность продемонстрировать новое платье.

Что же до интеллектуальных вершин, то их оспорить проще всего, не стану даже утомлять вас излишествами.

Оба варианта развития сюжета доведены до крайности, до гиперболы, в реальности они смешиваются в разных пропорциях. Но мы так долго были грустны, напуганы, насторожены, тревожны, что хочется хоть чуть-чуть расслабиться и побаловаться словом.