/nginx/o/2020/05/24/13116576t1he70b.jpg)
Телевидение Би-би-си показало фильм "Послы джаза" - о том, как в холодной войне между советской и американской пропагандой использовались джаз и джазовые музыканты. Корреспондент Русской службы Би-би-си по вопросам культуры Александр Кан вспоминает, как это было с "другой стороны".
Еще в самом начале 1950-х, когда стало ясно, что Советский Союз обладает не только атомной, но и водородной бомбой, и что "горячая война" между идеологическими антагонистами принесет гибель всему человечеству, на первый план вышла война холодная - борьба за доминирующее положение в мировом общественном мнении.
Именно с этой целью - привлечь на свою сторону мнение людей по всему миру - в 1953 году указом президента Эйзенхауэра было учреждено Информационное агентство Соединенных Штатов (USIA).
"Во многих странах мира люди еще не определились, на чьей стороне они стоят в борьбе между свободой и рабством. Эти страны имеют ключевое значение, так как, если они будут для нас потеряны, с ними уйдут стратегические регионы и невосполнимые ресурсы", - говорилось в программном заявлении USIA. Частью USIA была радиостанция "Голос Америки", вещавшая на коротких волнах на разных языках мира.
Был, однако, один аспект американской жизни, о котором USIA и "Голос Америки" предпочитали умалчивать - расовая сегрегация. Но зато пристальное внимание ему уделяла советская пропаганда. И с энтузиазмом рассказывала о нем не только гражданам СССР, но и по всему миру.
Еще в 1932 году советский режиссер-мультипликатор Иван Иванов-Вано снял анимационный фильм об угнетении чернокожих в Америке "Черное и белое" на тексты Владимира Маяковского, в качестве музыкального сопровождения которого звучал знаменитый спиричуэл Motherless Child в исполнении афроамериканского певца-коммуниста Пола Робсона.
лицемерия американских утверждений о свободе на фоне расового неравноправия и дискриминации только усилились. Тем более что американские реалии подбрасывали тому достаточно поводов.
История о суде Линча в 1955 году над 14-летним чернокожим подростком Эммеретом Тиллом за то, что он позволил себе в свободной манере разговаривать с белой женщиной в штате Миссисипи, и о последующем оправдании его убийц разнеслась по всему миру и всячески педалировалась направленной на внешний мир советской пропагандой.
Правдивость истории отрицать было невозможно, и она нанесла колоссальный ущерб международному имиджу США. Расовая проблема стала ахиллесовой пятой американской дипломатии и американской пропаганды.
6 января 1955 года "Голос Америки" на английском языке запустил в эфир первый выпуск новой программы Jazz Hour ("Час джаза").
Джаз, тогда еще практически запрещенный в странах советского блока ("Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь!", "От саксофона до ножа - один шаг" - таковы были расхожие лозунги советской пропаганды в период борьбы с космополитизмом рубежа 40-50-х годов), в недрах Госдепартамента воспринимался как одно из действенных идеологически-культурных орудий в распространении американских ценностей и американской культуры.
Ведущим "Часа джаза" с первого же выпуска программы стал 35-летний Уилис Коновер. В своей прошлой жизни ни специалистом, ни большим знатоком джаза он не был, но, как и все молодые люди его поколения, с удовольствием слушал самую популярную тогда в Америке музыку.
В 1942 году он был призван в армию и в армейском клубе под Вашингтоном стал активно перебирать и ставить на проигрыватель одну за другой имевшиеся в фонотеке клуба джазовые пластинки. Одна из официанток была настолько впечатлена энтузиазмом молодого солдата, что представила его своему мужу - менеджеру местной радиостанции.
По окончании службы Коновер получил место ди-джея джазовой программы, единственной на то время в американской столице.
Когда в руководстве "Голоса Америки" приняли решение запустить в эфир джазовую программу, Коновер стал естественным выбором на место ее ведущего. Как и все ведущие программ "Голоса Америки" на английском языке, Коновер говорил нарочито медленно, очень четко артикулируя каждое слово, отдавая себе отчет в том, что слушателям в разных странах мира иначе понимать его будет трудно.
Обаяние Коновера, его чарующий, обволакивающий баритон и умение ненавязчиво знакомить слушателя с лучшими образцами подлинно американской музыки в конце концов победили. Миллионы любителей джаза по всему миру каждый вечер примыкали к своим радиоприемникам и благодаря Уилису Коноверу знакомились с новыми записями и слушали старую классику джаза. Нередко в свою студию он приглашал джазовых звезд, которые рассказывали о своей работе и своей музыке.
И хотя в своей программе политических тем Коновер не затрагивал, идея свободы - как главного смысла и главного содержания джазовой музыки и главной идеи американской жизни - сквозной нитью проходила через все его передачи.
"Джаз гарантирует всем музыкантам абсолютную свободу. Свободу в рамках взаимопонимания и сотрудничества. Это же и главная идея Америки", - говорил он.
23 мая 1956 года великий трубач и певец Луи Армстронг и его All Stars играли перед 100-тысячной аудиторией в городе Аккра, столице тогда еще британской колонии Золотой Берег, которая вот-вот, уже через полгода, превратится в независимую Гану.
Армстронг впервые выступал в Африке и был поражен тем, как слава о нем и музыка, которую он играет - музыка американская, но корнями своими уходящая сюда, в Африку - достигли далекого континента.
В Вашингтоне выступление Сатчмо - так в Америке любовно называли ставшего к тому времени уже любимцем всей страны добродушного и обаятельного певца и музыканта - не прошло незамеченным.
Самые прогрессивно настроенные политики в Вашингтоне стали понимать, что джаз может стать сильным оружием в борьбе за умы и сердца обретающих независимость стран бывших колониальных империй. И нести его в мир можно и нужно не только на радиоволнах.
Однако для этого, для организации спонсированных государством гастролей, нужны были деньги - куда более серьезные, чем те, которые шли на программы "Голоса Америки".
Американский Конгресс, состоявший из людей достаточно консервативных взглядов, многие из которых к тому же представляли расистки настроенный Юг, отнюдь не был готов выделять деньги на "фривольную" джазовую музыку, исполняли которую, по большей части люди, которых они относили к второму сорту.
Пробить лед сопротивления смог один человек - Адам Клейтон Пауэлл, первый в истории Америки чернокожий конгрессмен на Капитолийском холме. Он не только не боялся поднимать расовые проблемы в Конгрессе, но и открыто бросал вызов господствовавшей в американской столице сегрегации, демонстративно ныряя в бассейн Конгресса, на котором, как это было тогда еще повсюду заведено в Америке, красовалась надпись "Только для белых".
Как и многие образованные афроамериканцы, Пауэлл был горячим приверженцем джаза, дружил с Дюком Эллингтоном. Женой его была популярная джазовая певица, пианистка и актриса Хейзел Скотт, так же, как и ее муж, активно высказывавшаяся по расовым проблемам.
В своем лице Пауэлл и Скотт объединяли силу нью-йоркского шоу-бизнеса и вашингтонской политики.
Пауэлл был первым американским политиком, осознавшим необходимость активного привлечения на сторону Америки зарождающихся независимых государств "третьего мира". Невзирая на запрет президента Эйзенхауэра и госсекретаря Джона Фостера Даллеса, он, самостоятельно заручившись журналистской аккредитацией, отправился в 1955 году в Индонезию, на так называемую Бандунгскую конференцию 28 стран Азии и Африки, которая положила начало Движению неприсоединения. Вопреки опасениям официального Вашингтона, он там не критиковал, а защищал Америку.
"Через расовые меньшинства у нас в стране мы можем установить прочные связи со странами Африки и Азии в противовес коммунистическому влиянию", - так он объяснял цель своей поездки. Свою политику он называл "либеральный антикоммунизм".
По возвращении в Вашингтон Пауэлла встретили в Конгрессе стоячей овацией. Он почувствовал, что теперь может реализовать свою давнюю мечту - с помощью афроамериканской музыки привлечь на сторону Америки умы и сердца людей "третьего мира" и улучшить имидж Америки во всем мире.
Ему удалось убедить в этом и президента Эйзенхауэра, и чиновников из Госдепа, и в конце концов, стоя на ступенях Конгресса, он смог объявить о создании программы "Послы джаза". Рядом с ним стоял, как он сказал, его "прекрасный друг" - знаменитый джазовый трубач Диззи Гиллеспи.
Гиллеспи, держа в руках свою фирменную изогнутую трубу, провозгласил: "Это мое оружие. Холодную войну мы превратим в войну прохладную". Он употребил слово "cool", которое к тому времени означало уже не только "прохладный", но и было названием моднейшего джазового стиля cool jazz и стало уже вовсю употребляться в значении "стильный, модный, крутой".
"Для меня было большой честью стать первым музыкантом, представляющим Соединенные Штаты с такой культурной миссией. Идея мне нравилась, но я не собирался в этих поездках извиняться за расовую политику США или ее оправдывать", - писал много лет спустя в автобиографии Гиллеспи.
Смешанный черно-белый ансамбль Гиллеспи побывал в Турции, Сирии, Иране, Пакистане. В Турции их настигло сообщение о штурме антиамерикански настроенными греческими студентами посольства США в Афинах. Гиллеспи был немедленно откомандирован туда, специально выступил в университете, и те же студенты, которые чуть ли не накануне с гневом выкрикивали антиамериканские лозунги и забрасывали камнями здание посольства, с восторгом приветствовали американского джазмена.
Воодушевленные успехом, чиновники USIA решили задействовать главный джазовый козырь - Луи Армстронга, тем более что на его счету уже были крайне успешные концерты в будущей Гане.
Армстронг был в середине 1950-х годов, до Элвиса Пресли, самым популярным американцем в мире. Его турне по Европе пользовались таким успехом, что концертную запись из Европы фирма Columbia Records - безо всякой связи с программой USIA - назвала "Ambassador Satch" ("Посол Сатч").
New York Times в заголовке своей опубликованной на первой странице газеты статьи пошла еще дальше: "У Соединенных Штатов есть секретное звуковое оружие - джаз".
Армстронг, впрочем, при всем своем благодушии, был не такой уж послушной марионеткой. Еще на том самом памятном концерте в Аккре в присутствии будущего первого президента независимой Ганы Кваме Нкрумы он спел классический стандарт Фэтса Уоллера Black and Blue:
"I'm white inside, but that don't help my case/'Cause I can't hide what is in my face/My only sin is in my skin/What did I do to be so black and blue?"
("Внутри я бел, но что с того? Лицо я спрятать не могу/Мой единственный грех - моя кожа/Чем я так провинился, почему я так черен и так печален?")
Тем не менее в конце 1956 года стало известно, что Армстронг станет следующим в программе "Послы джаза" и что отправится он не куда-нибудь, а прямо к главному идеологическому сопернику - в Советский Союз. Переговоры между USIA и менеджментом артиста продолжались всю первую половину 1957 года вплоть до очередного взрыва расового противостояния в Америке.
В сентябре в городе Литл-Рок в штате Арканзас девять афроамериканских детей, записанных родителями в преимущественно белую школу, были не допущены к занятиям - путь им преградила расистски настроенная толпа. Губернатор штата Орвел Фобос стал на сторону расистов, полиция поддержала толпу.
Президент Эйзенхауэр отказался послать на защиту прав чернокожих федеральные войска. Конфликт и разразившийся в связи с ним скандал вылился на страницы не только американской, но и мировой прессы.
Армстронг не остался в стороне: "То, что происходит в Литл-Роке, антиконституционно, и, если меня спросят об этом в России, я так и скажу", - говорил он в интервью. Президента он назвал двуличным лицемером, а губернатора Фобоса "необразованным говнюком". И добавил: "Правительство может идти ко всем чертям!"
На этом все переговоры о гастролях музыканта в СССР были завершены. Программа "Послы джаза" оказалась под угрозой.
С момента инцидента в Литл-Роке не прошло и месяца, как по престижу США был нанесен гораздо более серьезный удар, ставший известным в Америке и по всему миру русским словом sputnik - 4 октября 1957 года СССР вывел на орбиту первый в истории искусственный спутник Земли.
Один из самых авторитетных и уважаемых представителей художественной интеллигенции Америки, чернокожий музыкант и композитор Дюк Эллингтон, в равной степени потрясенный событиями в Литл-роке и спутником, опубликовал статью "The Race for Space" название которой из-за двоякого смысла слова race в английском языке можно перевести и как "Гонка за космос" и как "Раса за космос".
"Я, как и многие другие негры, искренне убежден, что расовые конфликты, основанные на цвете кожи, национальном происхождении и тому подобном, приковывают Соединенные Штаты к земле. Тем временем русские, пользуясь нашей неспособностью разрешить наши расовые проблемы, идут вперед", - писал Эллингтон.
Госдепартамент из-за отказа Армстронга оказался в трудном положении, однако в программу "Послы джаза" было уже вложено огромное количество усилий и средств - даже не столько финансовых, сколько имиджевых, идеологических. Джаз активно позиционировался как прогрессивная модернистская культура современной Америки, конкурировать с которой Советский Союз был не в состоянии. Расовые отношения в стране, говорили ее сторонники, несмотря на срывы, подобные Литл-Року, все же улучшаются, и отказаться сейчас от программы "Послы джаза" будет означать признать поражение в этой культурной дуэли и тем самым - в одном из неожиданно ставшим важнейшим сегменте холодной войны.
Тем временем оживились и существовавшие до сих пор практически в подполье джазмены Восточной Европ, воспитанные на программах Уилиса Коновера и почувствовавшие значительные культурные послабления послесталинской оттепели. В Польше, в СССР, в других странах соцлагеря стали появляться джазовые ансамбли и открываться джазовые клубы. Первый в СССР джаз-клуб "Д-58" открылся в Ленинграде в 1958 году.
Возобновившаяся в феврале того же 1958 года программа "Послы джаза" включала в себя уже не только страны Ближнего Востока и Африки, но и впервые коммунистическую страну - Польшу. Новым "послом" был назначен пианист и композитор Дейв Брубек, опять-таки со смешанным черно-белым квартетом, который должен был залечить нанесенные Литл-Роком и отказом Армстронга раны.
В Турции Брубек и его саксофонист Пол Дезмонд открыли для себя непривычные, новые для западной музыки ритмические структуры, которые составили основу вышедшего год спустя революционного для джаза альбома Time Out.
А в Польше они побывали на родине Шопена - любимого композитора Брубека, и в заключительном концерте тура квартет исполнил перед замершим в благоговейном трепете залом только что написанную и посвященную Шопену композицию Брубека с польским названием Dziekuje - "Спасибо".
"Это не был обычный тур. Мы знали, что едем туда общаться с людьми и прекрасно осознавали свою "посольскую" миссию", - рассказывал годы спустя сопровождавший отца в турне тогда еще подросток Дариус Брубек.
К 1960 году раны от инцидента в Литл-Роке затянулись, и Госдепартаменту удалось уговорить Армстронга отправиться в полуторамесячный тур по 14 странам Африки.
В Конго Армстронг угодил в самый разгар военного переворота, ареста первого премьер-министра обретшей независимость страны Патриса Лумумбы и начавшейся в связи с этим гражданской войны за контроль над богатыми минеральными ресурсами страной. Ходили слухи, что за переворотом и отстранением от власти придерживавшегося левых взглядов и поддерживавшегося Советским Союзом Лумумбы стояло ЦРУ.
Армстронг в роли чуть ли не официального посланника США благоразумно воздержался от политических высказываний, но самое поразительное заключалось в том, что в те дни, что он находился в стране, противостояние прекратилось. Все, вне зависимости от своих политических взглядов, были едины в восхищенном преклонении перед выступавшим на главном стадионе столицы Конго Леопольдвиля американским джазменом. Армстронгу буквально удалось остановить войну.
"Это была дипломатическая миссия высшей степени деликатности и тонкости. Вопрос в том, кто справился бы с нею лучше - [госсекретарь] Джон Фостер Даллес или же Сатчмо?" - задавался риторически-саркастическим вопросом журнал New Yorker.
Африканский тур оказался невероятно успешен и для самого Армстронга, и для организовавшего его Госдепартамента. Лицо Америки, добродушного и обаятельного Сатчмо, по всему континенту встречали с неизменным обожанием и восторгом.
Лумумбу, впрочем, это не спасло. Через три месяца после тура Армстронга, в январе 1961 года, он был убит. Многие историки теперь склонны считать, что Армстронг помимо своей воли оказался прикрытием и отвлекающим маневром для действий ЦРУ в Конго.
С приходом к власти президента Кеннеди в 1961 году вопрос подъема международного престижа Америки вновь стал во весь рост. Конфронтация холодной войны никуда не ушла - кубинский кризис, Берлинская стена - но проблема мирного сосуществования и культурного обмена все больше и больше выходила на первый план. Вновь всплыла сорвавшаяся в 1957 году в связи со скандалом вокруг Литл-Рок идея отправить "посла джаза" в СССР. Но на сей раз это был уже не Армстронг.
Весной 1962 года Никита Хрущев утвердил план двухмесячного турне по шести городам Советского Союза звезды американского джаза 30-х годов, "короля свинга" Бенни Гудмена и его смешанного черно-белого оркестра. Впервые американские джазмены выступали в СССР.
Интерес к турне с обеих сторон был огромный. Оттепель принесла смягчение прежде нетерпимого отношения к американской культуре в СССР, и советские музыканты и любители джаза воспринимали эти гастроли как знак окончательной легитимизации любимой музыки. В США же их видели как способ внедрения в сознание советских людей американских ценностей и американского образа жизни.
Оркестр Гудмана выступил в Ленинграде, Москве, Тбилиси, Сочи, Ташкенте и Киеве. "Мы никак не могли поверить, что эти люди из другой планеты спустились на нашу землю", - вспоминал годы спустя ленинградский джазмен Геннадий Гольштейн.
Напряженность тем не менее сохранялась. Консульские службы предостерегали американцев от излишне тесных контактов с советскими людьми, а советские джазмены не могли пробраться к своим коллегам сквозь заслоны милиции и сотрудников КГБ.
В конце концов каким-то чудом в Ленинграде после одного из концертов уже практически в полночь в зале университета удалось организовать тайный совместный джем-сейшн. "Это было невероятное событие, как будто мы попали на другую планету", - говорит в фильме "Послы джаза" Геннадий Гольштейн.
Даже Хрущев побывал на одном из концертов и встретился с Бенни Гудманом, хотя, как рассказывал журналистам по возвращению в Америку Гудман, "он сказал мне, что джаз не любит - ни американский, ни советский. Для него это просто бум-бум-бум".
Но, как бы то ни было, железный занавес был прорван.
В самих США тем временем накал расового противостояния не прекращался. В апреле 1963 года мирная демонстрация борцов за гражданские права в южном штате Алабама была жестоко разогнана полицией. Президент Кеннеди понимал, что так продолжаться не может, и в июне 1963 года он объявил о решительных мерах по устранению сегрегации и дискриминации, которые были представлены Конгрессу в специальном законопроекте.
Именно это и позволило прежде неумолимому в своем отказе сотрудничать с правительством патриарху джаза Дюку Эллингтону согласиться принять участие в программе "Послы джаза" и отправиться в сентябре 1963 года в спонсированное USIA турне по Ближнему Востоку и Индии.
Именно во время этого тура утром 23 ноября в Ливане Эллингтона и его музыкантов настигла трагическая весть об убийстве накануне в Далласе президента Кеннеди. Дюк был готов продолжать поездку, "поддержать флаг", как передает его слова сопровождавший оркестр сотрудник USIA, но в Вашингтоне решили иначе.
"Печальная ирония, - говорит теперь историк джаза Роберт О'Мил, - состоит в том, что этот величественный ансамбль послов Америки в тот самый момент, когда он должен был и мог бы в полной мере исполнить свою целительную, успокоительную, пусть даже и печально-траурную роль, был возвращен домой. Те, кто их посылал, не воспринимал их в такой роли, к ним отнеслись просто как к пустому развлечению. Возможность, грандиозная возможность была упущена".
Этот печальный эпизод по сути дела положил конец государственной американской программе "Послы джаза".
"Что бы ни задумывали, организуя программу "Послы джаза", вашингтонские чиновники, - говорит американский историк Робин Келли, - для Диззи Гиллеспи, Луи Армстронга, Дюка Эллингтона эти поездки были не демонстрацией превосходства американской культуры и американского образа жизни. Они хотели показать способность джаза объединить людей, доказать, что, несмотря на все государственные барьеры, люди могут быть едины и могут творить дипломатию совершенного иного уровня".
На этом рассказанная в фильме Би-би-си история о "послах джаза" завершается, но есть у нее и продолжение, свидетелем и участником которого довелось стать мне самому.
Со сворачиванием холодной войны и расширением культурных контактов в 60-е годы участие американского государства в продвижении джаза в мире потеряло, казалось бы, свою актуальность.
Пусть и изредка - раз в пять-десять лет - американские джазмены приезжали в Советский Союз: в 1967 году квартет Чарльза Ллойда, в 1971-м - оркестр Дюка Эллингтона, в 1979-м - великий блюзмен Би-Би-Кинг.
Однако в начале 1980-х наступили новые заморозки. Относительные расслабленность и благожелательность брежневской разрядки, совместные полеты "Союз-Аполлон" остались в прошлом. Вторжение советских войск в Афганистан в декабре 1979 года и вызванный им бойкот странами Запада Олимпийских Игр в Москве, подавление движения "Солидарности" в Польше, сбитый над территорией СССР в сентябре 1983 года южнокорейский самолет с несколькими сотнями мирных пассажиров на борту - от всего этого пахло если не неминуемой предстоящей войной, то, во всяком случае, сильной напряженностью.
Политические контакты сильно ослабли, и американцы переключились на контакты культурные. На их организацию вновь полились средства из Госдепартамента. В том числе и на финансирование поездок американских джазменов в СССР.
О полноценных гастролях, о выступлениях в официальных концертных залах в условиях откровенной политической конфронтации и речи быть не могло. Не желая вступать ни в какие контакты-переговоры по этому поводу с советскими властями, американцы устраивали своим музыкантам концерты на своей территории, на практически частном, закрытом уровне: в Москве это была резиденция посла в Спасо-хаусе, а у нас, в Ленинграде - в резиденции генерального консула в Гродненском переулке.
В домашнюю атмосферу резиденции не пригласишь ни рок-звезду, ни симфонический оркестр. Камерный джаз — идеальная форма. Собственно, и концертами это назвать было нельзя, так - домашнее музицирование, оживленное общение, завершавшееся непременным дружеским джемом с советскими джазменами.
Мой хороший английский и изобилие контактов в среде андерграунда вскоре сделали меня своим человеком для сотрудников консульства и чуть ли не главным распорядителем приглашений на пусть и стремные, но все же престижные приемы в американское консульство. Помимо престижности, приемы всякий раз щекотали нервы волнующим впрыском адреналина. Чтобы зайти в здание резиденции, надо было предъявить стоящему у входа милиционеру свой паспорт и таким образом засветить себя. Уже в этом был определенный вызов, кураж, даже риск, решиться на которые - даже ради того, чтобы увидеть воочию легенд джаза - могли далеко не все. Многие потенциальные гости, обладавшие хоть сколько-нибудь серьезной работой в советских организациях, скрепя сердце, от предложенных приглашений отказывались. От греха подальше.
Мне, в отличие от большинства моих друзей - "дворников и сторожей" из культурного андеграунда - вроде было что терять, ведь я работал преподавателем, но вел себя я так же безоглядно.
Концертов таких было немного. Особенно запомнился дуэт пианиста Чика Кориа и вибрафониста Гэри Бертона, в сопровождение которым умный Госдепартамент отправил Уиллиса Коновера, обладателя того самого густого бархатного баритона, который на протяжении десятилетий открывал для многих из нас ворота в джаз.
Мой друг пианист Сергей Курехин в ответ на пышный прием в консульстве решил устроить для гостей ответный ужин у себя дома. Жил он практически на самой окраине города, в районе, который назывался Ульянка, в обычной тесной хрущевке. Мама и сестра были соответствующим образом накручены, подготовили достойный - насколько он мог быть достойным в убогом советском застойном быту - стол, а мы встречали гостей в центре, чтобы уже вместе с ними поехать на далекую окраину.
Встреча была назначена у памятника Пушкину на Площади искусств. С нами собрался ехать также и известный критик и историк джаза Владимир Фейертаг. Была зима, и уже довольно темно. Мы втроем стояли на площади, дожидаясь дипломатической машины с гостями.
Как только, усевшись, мы отъехали, тронулась и припаркованная на площади черная "Волга". "Волга" эта следовала за нами довольно долго; мы все, включая американцев, чувствовали себя персонажами шпионского фильма, но, в конце концов, то ли наш водитель умело от них оторвался, то ли нашим преследователям просто надоело, но остальная часть вечера прошла без проблем.
А в 1988-м, уже в Вашингтоне, во время моего первого приезда в Америку, мне довелось даже попасть в студию Уилиса Коновера на "Голосе Америки" и прямо там услышать, как он выходит в эфир своим неизменным бархатным голосом с неизменной заставкой своего "Часа джаза" - эллингтоновской Take the A Train.
Коновер умер в 1996 году. В некрологе о нем в New York Times было сказано, что "в долгой борьбе между силами коммунизма и демократией Уилис Коновер со своей джазовой программой оказался намного более эффективен, чем целая эскадрилья бомбардировщиков".
/nginx/o/2019/10/16/12659746t1hee98.png)
