Интервью Postimees Президент: кризис проявил то, что было и без него (5)

Copy
Президент Керсти Кальюлайд дала интервью 28 мая в Кадриорге.
Президент Керсти Кальюлайд дала интервью 28 мая в Кадриорге. Фото: Sander Ilvest

Чрезвычайное положение длилось в Эстонии 66 дней. Уже третью неделю мы дышим все более свободным воздухом. Президент Керсти Кальюлайд (50) оглядывается на времена чрезвычайного положения, сидя на работе в Кадриорге. По ее мнению, кризис не создал новые тенденции, скорее он обострил имевшиеся прежде, пишет Postimees.

- Как народ Эстонии справился с кризисом?

- Очень хорошо!

Я каждую неделю даю в школах урок обществоведения и использую кризис как пример того, что общество - это сумма наших поступков. Редко так бывает, что за две недели мы узнаем, каков результат всех наших дел. То, что чрезвычайная ситуация завершилась, не означает, что в дальнейшем эти правила не действуют.

На концертах было бы разумно сидеть друг от друга на каком-то расстоянии, не прыгать на сцену. К счастью, в Эстонии достаточно места, и это уберегло нас при нынешнем кризисе в отличие от стран Центральной Европы, где из-за плотной заселенности не получалось двигаться настолько свободно.

- Как кризис повлиял на вашу жизнь? Вы смогли побыть с семьей?

- Мы старались это делать. Что касается работы, то в течение всех этих восьми недель я поговорила с 31 главой государств и руководителем международных организаций. Правда, это заняло меньше времени, поскольку не нужно было тратить время на перелеты. Но эти встречи и обсуждения ни в коем случае не были менее содержательными. От общения была помощь, чтобы не растерять наши международные контакты сотрудничества.

В Эстонии каждую неделю мы старались наносить один визит в уезд. Также по интернету я давала гимназистам уроки обществоведения. Нужно признать, что при общении с людьми через замочную скважину завести беседу может оказаться трудным.

Но работа все равно шла как обычно.

- Что-то пришлось отменить из-за кризиса?

- Да, конечно! У нас был план в более узком кругу организовать дебаты в Германии. Должны были приехать несколько президентов. Тема была: Европейский союз и подход к восточному соседу. Эта поездка в Германию может стать моим первым визитом после кризиса. Это было перенесено.

Но большая часть дел все же была сделана. И работа, связанная с ООН, хотя мы думали, что крупная организация не сможет адаптироваться. Но, как и Совет Европы, и ООН и ее Совет безопасности смогли адаптироваться, и быстро перевести все дела в интернет.

- У Эстонии сейчас особенная роль в мире. Избранный член Совета безопасности ООН и его председатель. Как мы с этим справились?

- В следующем году Эстония еще раз будет председателем. То, что делают наши дипломаты, это мощно. Длившаяся два года кампания привела к тому, что наша известность в мире взлетела до небес. Никто не знает, где точно находится Эстония, но все знают, что она находится в интернете.

- Можно ли сказать, что наша дигитальная история успеха стала нашим преимуществом в кризисе?

- Да, конечно! Наша дигитальная история внезапно стала более понятной и в остальном мире.

Сейчас мы всерьез можем подумать о том, чтобы сложить воедино как минимум две истории успеха: первая – это наша система образования, которая признана на международном уровне благодаря PISA, а вторая – дигитальная история.

Теперь, наконец, нужно создать всемирную эстонскую школу, при которой с помощью интернета можно было бы найти материалы начальной и средней школы, а также гимназии, чтобы в итоге обучение проходило при поддержке интернета, а ученик в соответствии со своим уровнем сам выбирал, что хочет делать.

Также это могло бы помочь нам в следующем случае. Представим, что, например, на Хийумаа нет учителя физики. Какие-нибудь замечательные учителя физики из таллиннских школ спокойно могли бы давать уроки и хийумааским детям.

Дистанционное обучение. Время от времени можно было бы приходить на место и консультироваться. На месте мог бы находиться ментор, как в университете. Так нашу школу можно было бы сделать еще более разноплановой и интересной, и еще более единой. В этом случае уровень провинциальных школ не падал бы, когда хорошие учителя уходят на пенсию.

Большой ценностью нашей системы образования является то, что, если ребенок все равно из какой школы и все равно какого социального происхождения хочет учиться, то он попадает в Тартуский университет или Таллиннский технический университет, входящие в число лучших по всему миру. Это не зависит от социального статуса родителей. Такого нет ни в Германии, ни во Франции, ни в Великобритании. Это наше главное народное достояние.

Я очень надеюсь, что какой-нибудь энтузиаст с горящими глазами создаст всемирную эстонскую школу!

- Что еще можно было бы вынести из кризиса, например, в экономике или какой-то другой сфере?

- В экономике я пока не знаю, что мы из него вынесли. Но если говорить о методах урегулирования кризиса, то с разных сторон от предприятий поступают сигналы о том, что они подгоняют себя под существующие меры, поскольку те были универсальными и не прицельными. Как пособие по безработице, если предприятие может показать снижение оборота до 70 процентов. Эти сигналы поступают от секторов. Например, мне пока совершенно неясно, как предприятия будут получать деньги от Kredex. Там появились условия, которые в иных ситуациях Kredex не выдвигает. Сейчас условия очень жесткие. Это совершенно непонятно.

Также существует неразбериха в плане выхода из кризиса. С жестким усмирением распространения вируса правительство справилось хорошо, но то, что происходит сейчас, несколько путано. Или правило 2+2 – оно еще действует или нет? Если мы видим, что в действительности это правило не исполняют, есть ли смысл его по-прежнему подчеркивать? Может быть, опираться на здравое мышление людей или сказать: дистанцируйтесь, где возможно. И посоветовать использовать маски там, где люди больше находятся в тесном контакте.

- Вы сказали, что в самый острый момент кризиса правительство хорошо справилось со своей работой.

- Конкретно с тем, что касается кривой распространения вируса. Но я совсем не считаю, что хорошо смогли справиться с другими мерами. Как я уже сказала, по поводу экономических мер у меня много вопросов. Предпринимались и шаги, которых не должны были предпринимать.

- Посреди чрезвычайного положения сменили беспартийного министра внешней торговли и инфотехнологии Каймара Кару. Кроме того, кризисные меры, связанные с иностранной рабочей силой, оказались тяжелым испытанием для многих предприятий. Как вы считаете, правительство под прикрытием кризиса проводило под его вывеской свою партийную политику?

- Я не могу упрекать правительство за то, что оно реагирует согласно своему мировоззрению. В том числе в условиях кризиса. Это так и так делается, и это естественно. Поэтому еще во время выборов нужно смотреть на мировоззрение партий и политиков, а не только на финансовые обещания. Я считаю, что этот урок мы уже вынесли. Поэтому не стоит злиться, когда кто-то реализует свое мировоззрение.

Однако в экономике был один сектор, который особо не пострадал от кризиса – это производство продуктов питания. Это ущемление, связанное с иностранной рабочей силой, - совершенно непонятное создание напряженности. Можно воплощать в жизнь свою политику, Рийгикогу - самое правильное место для этого, но в чем заключается план урегулирования ситуации? Скажите, пожалуйста! Если ты отпускаешь уезжающую рабочую силу и перекрываешь приезжающую – это даже не уравнение, а простое действие, которое дает четкий ответ: уменьшение экономики. Объем эстонской экономики снижается.

- Как вы оцениваете работу Рийгикогу во время кризиса, когда он добровольно минимизировал свою роль? Каким было качество принимаемых в это время законов?

- Кризис не создал новых тенденций, он выявил те, что уже имелись в обществе. Несколько лет подряд осенью я просила Рийгикогу заняться будущим. Кажется, что наша политика, которой в парламентской стране должен управлять Рийгикогу, является реактивной. Что-то происходит в мире, и мы только реагируем на это. У нас же не было обсуждения дополнительного бюджета и спасательного пакета. Мы знаем, что первый миллиард ушел в черную дыру. Не нужно и обсуждать, куда идут деньги – они пошли на покрытие потраченных резервов. Если бы правительство тратило деньги согласно своим принципам сбалансированности бюджета, то сейчас кредит не был бы настолько большим. У Банка Эстонии есть более точные данные. У нас было бы больше резервов, а дыра была бы значительно меньше. Все другие страны говорят, что поддерживая экономику, проводишь и так называемую озеленительную работу. Скандинавские страны поставили перед собой цель стать регионом, поддерживаемым резервами частного сектора и экспортирующим зеленую энергию.

Ветер – это новый сланец. Это действует и в отношении нас. Анализ Стокгольмского института окружающей среды говорит то же самое.

А что делаем мы? Ведем ли мы тесное сотрудничество для того, чтобы Эстония находилась внутри сети морских парков ветряков Северных стран? [Руководитель Elering] Таави Вескимяги в одиночку занимается присоединением к сети Центральной Европы, что является очень хорошим планом, который был запущен во время прежнего правительства Юри Ратаса вместе с Европейской комиссией. Но мы станем пассивно климатически нейтральными, если присоединимся к зеленому договору, а сами все же не будем ничего делать!

Это и есть роль Рийгикогу – вести Эстонию в будущее.

- И это было видно по изменению законов во время чрезвычайного положения.

- Что сделал Закон о чрезвычайном положении – предоставил крайне большие полномочия во время любого кризиса министрам и чиновникам. Там очень много возможностей не брать на себя политическую ответственность. Такая тенденция была и раньше, но во время кризиса это стало видно очень четко.

Поэтому я и огорчена. Наша Конституция очень хорошо защищает нашу страну от того, чтобы политики не захватили слишком много власти: у нас есть баланс власти, что очень хорошо. Президент, Рийгикогу и правительство – никто не может сделать очень много в одиночку.

- По ранее зародившейся традиции Рийгикогу предложили принять целые пакеты законопроектов?

- Я бы тут была помягче. Если все они действительно урегулируют кризис, то я согласна! Но внутрь впихнули и то, что кризис не регулирует. Роль Рийгикогу заключается в том, чтобы вычистить все эти пункты из законопроектов.

- Вы возвращали законы, если они не отвечали Конституции. Правительство отошло от ее духа?

- Не хотелось бы в это верить. Но если Конституция возлагает на парламент слишком большую роль, а парламент ее не принимает, то где-то ее примет кто-то другой. Учитывая, что чрезвычайное положение было у нас впервые, нужно было принять эти решения. Я попросила парламент это сделать. Попросила, чтобы они просмотрели законопроекты, чтобы от них была польза и для следующих бедственных и чрезвычайных положений, поскольку они могут возникать и впредь. Что в них есть такого, что могло бы уйти в помойку истории? Для меня это классическая работа парламента. Им, конечно, могут помогать канцлер юстиции и Госконтроль.

- Кажется, что Госсуд стали больше привлекать к законотворчеству? Кто-то из министров сказал, что Государственный суд мог бы быть еще больше задействован.

- Я немного на той же волне. Если есть сомнение или если имеется слишком широкая трактовка, а с разных сторон представлено много аргументов, то если такой закон попадет на рассмотрение, было бы разумно пройти через все инстанции и получить ясность в Государственном суде. Так было и с предоставлением дополнительных прав вооруженным силам, так это происходит с пенсиями. Я считаю, что это разумно, что Госсуд вносит правовую ясность.

- Разумно ли продолжать надзор за финансированием партий при помощи широкой комиссии или это нужно сделать задачей Госконтроля?

- Это расходится с классическими функциями Госконтроля, более того, это может начать мешать его основным функциям, если передать ему еще и настолько политически деликатные темы. Что будет, зависит от законопроекта, который начали создавать, будем надеяться, что там будут и предложения о поправках.

Для меня комиссия по надзору за финансированием партий имеет собственную ценность. Это саморегуляция. Это выражение желания, что политические силы заинтересованы обсуждать между собой, что правильно и что ценно.

Комиссии не было предъявлено ни одной претензии. Напротив, такое, по сути, собрание любителей смогло принимать решения, которые все должны исполнять! Очень много чего нужно сделать, но ремонт работающей машины не всегда приносит пользу.

- Инициированные правительством дискуссии часто вызывают обострение и противостояние – не приведут ли они к расколу в обществе? Есть ли угроза того, что мы зайдем так далеко, что в итоге люди перестанут встречаться?

- Я считаю, что свою роль играет дипломатичное поведение. Конечно, элементарная вежливость всегда поможет, чтобы достичь договоренностей в каком-то деле. Во-вторых, высказывание образными и резкими, вербально слишком агрессивными терминами может повлиять на душевное здоровье общества в целом. Если при управлении страной приемлемо быть жестким и стучать кулаками по столу, то такое может стать приемлемым и дома. Я сомневаюсь в таком стиле. Может быть, это моя ошибка, что я слишком ценю дипломатию и приятный стиль общения.

- Год назад вы пришли в Рийгикогу с посланием, что слово свободно. Явно мы должны помнить, что и доброе слово свободно.

- Да. И за свои слова необходимо отвечать.

Свободой слова часто злоупотребляют. У нас пришла к власти партия, которая очень плохо говорит о журналистике. Периодически расширяется круг таких партий, которые очень плохо говорят о других партиях. В тот момент, когда эта одна партия пришла к власти, очень много журналистов были обеспокоены тем, что теперь у нас будет – цензура или самоцензура? Никому не нравится, когда о нем все время говорят плохо. Мое послание было направлено в поддержку журналистской свободы слова.

- Финский эксперт по инфовойнам написал: «Независимое и живое местное инфопространство представляет из себя одну из защит демократического общества, инфозащиту. Подписка на газету превратилась в дело спасения родины». Обеспечивает ли наше медиапространство, чтобы слово было свободным?

- Что может сделать государство, чтобы слово действительно было свободным и это доходило до всех уголков Эстонии? Я всегда считала, что вместо того, чтобы издавать газеты волостной администрации, где часто есть и реклама, можно было бы лучше поддержать местные газеты. Я об этом много спорила с волостными старейшинами. Я не изменила своего мнения! Я считаю, что СМИ должны быть сильными как в центрах, так и в регионах. Наряду с этим нам очень нужно общественно-правовое вещание, которое очень хорошо показало себя во время этого кризиса. Когда приходит кризисное время, люди должны знать, где они получат заслуживающую доверия информацию. Мы знаем, что русскоязычные телезрители нашли для себя ETV+. Такой состав – республиканские и местные частные СМИ, а также национальное телерадиовещание – хорошо нас обслужил.

- Евросоюз во время кризиса был больше союзом или начал расшатываться изнутри? Неразбериха на польской границе в начале кризиса вызвала ощущение, что союз нам не помогает.

- Эта история стала возможна и потому, что со слов правительства сложилось другое ощущение. После общения с президентом Польши мне очень быстро стало понятно, что на границе ничего не работает и нужно отправлять судно.

Мне кажется, мы научились двум вещам. Отсутствие Шенгенского визового пространства еще какое-то время назад было нашей повседневностью. Поэтому теперь доказано, что без Шенгена ничего в Европе сделать нельзя.

Второе заключается в том, что Европейский союз очень хорошо может выполнять свои основные функции и не может делать то, что выходит за их пределы. Например, в ЕС считали, что роль союза – обеспечить свободное движение товаров и при первой же возможности открыть свободное передвижение людей, и это сработало. А когда ЕС пытается заниматься чем-то, что не является его задачей – социальной политикой, едиными тендерами и так далее – то возникают заминки.

- Страны Балтии справились с кризисом более-менее одинаково. Финляндия сходным с нами образом, но Швеция повела себя в кризисе иначе. Звучали голоса, будто Швеция теперь вышла из игры и опасна для других из-за своего количества зараженных. Вызвало ли это напряженность в отношениях между нами и Швецией?

- Насколько иначе в Швеции решали эти проблемы? Во-первых, Конституция Швеции не позволяет вводить методы чрезвычайного положения. Во-вторых, все местные рекомендованные меры были такими же, как и у нас. Швеции вообще свойственно, что они надеются на гражданскую ответственность. Они говорят, что мы не запрещаем вам идти в ресторан, но подумайте, должны ли вы делать это три раза в неделю, ходите меньше и держитесь друг от друга подальше. Также они говорят, что никого не заставляют носить маски, но предоставляют информацию, и каждый может подумать, вдруг иногда разумно все же надеть маску.

Проблемой Швеции являются дома престарелых, которые достаточно большие, и там они не смогли себя защитить.

Наши ограничения и их рекомендации не очень сильно различаются.

- С Финляндией же у нас в целом очень хорошие отношения. Но сейчас Финляндия при открытых границах осталась вне так называемого балтийского пузыря. Как наши отношения могли бы развиваться в дальнейшем?

- Балтийский пузырь потому работает хорошо, что между президентами и правительствами имеется отличное сотрудничество. В отношении Финляндии я не уверена, что это сотрудничество было настолько хорошим. Но между президентами и чиновниками сотрудничество всегда было очень хорошим. Во время кризиса я и с Саули Нийнистё несколько раз говорила. Мы общаемся.

Если у тебя есть хорошие друзья, то ради дружбы и хороших отношений нужно прикладывать усилия каждый день, и трудиться и в хорошие времена. Нельзя же после сказать, что забудем про то, что мы говорили раньше, потому что у нас кризис. Можно хотеть, но так просто это не делается. Я считаю, что у этого должна быть своя роль.

Подводя итог: когда-то я была с государственным визитом в Финляндии и мне пришла в голову такая мысль, что прежде нас объединял язык, а теперь это практически единственное, что нас различает. Конечно, у нас будет ладиться и впредь.

- Балтийское сотрудничество стало более плотным, чем раньше?

- Да, это даже привел в пример Би-би-си, и спросил, означает ли это, что наша экономика не пострадала? Но все мы является экспортирующими странами и во многом зависим от рынка ЕС. Товары в ЕС все же перемещаются, так было и в кризисное время, но только это экономических проблем не решит. У Северных стран и стран Балтии нет причин, чтобы задирать нос в связи с вирусом, поскольку свое предупреждение мы получили. На Сааремаа же было, как в Италии.

В дальнейшем мы должны вести себя разумно и жить с вирусом и здесь, в Балтийском пузыре. Меня огорчает то, что нет никаких гарантий. Говорят, что осенью может быть новая вспышка. Но из-за нашего поведения она может возникнуть раньше. Например, если мы тысячами будем собираться у сцены на Вильяндиском фольк-фестивале, - я была там в прошлом году, бок о бок с другими – это сильное ощущение, но в этом году от этого нужно отказаться. Мы можем организовывать маленькие мероприятия, чтобы избежать новой волны распространения вируса.

- Интервью выйдет в День защиты детей. Что дети могли бы запомнить об этом кризисе?

- Это было темой наших уроков обществоведения. Это стало тем, что «зависит от меня». От моих собственных поступков что-то зависит, у меня есть своя роль в обществе. Этим кризисом мы возложили на своих детей невероятную ответственность – защиту здоровья населения! Дети с этим явно справились. Это оставит у них память о том, что от них зависит – у них есть такой опыт! Мы должны больше поддерживать молодежь, когда она говорит, что мы должны быть зелеными, поддерживать инициативы зеленой школы.

В последние 20-30 лет политика значительно помолодела. 35-летний премьер-министр – это уже никакое не чудо в Европе.

Молодые все быстрее приходят к власти, поскольку общество вращается все быстрее. Технологии развиваются все быстрее. Молодые все быстрее выходят со своими идеями. Я считаю, что им нужно создать пространство в обществе, чтобы они чувствовали, что их идеи и мысли очень ждут. Иначе они не останутся здесь и уедут, поскольку почувствуют, что это не то место, где можно реализовывать свои мечты.

- А что делать со стариками?

- Пожилые люди в состоянии принимать решения и брать на себя ответственность, но в кризисное время местами возникало ощущение, что им не особо доверяют. Да, риск для пожилых людей больше, и мы должны предложить им решение, как уберечь себя от вируса. Но у пожилых людей, безусловно, есть право решать самим. Представьте себе, что вам 90 лет и вам говорят, что нужно год прожить в укрытии. Мы не можем взять на себя такую ответственность. И у пожилого человека есть право на принятие решения и право слова. Все те же самые гражданские свободы. Не должно возникать ощущения, что если человек на пенсии, то у него меньше прав.

Наверх