Евгений Шварц писал в дневнике: «Я не раз замечал, что художники скуповаты. Возможно, оттого, что уж слишком связаны с вещью». Автор «Дракона» завел разговор конкретно о режиссере и художнике Николае Акимове, но вдруг пришел к странному, оскорбительному обобщению! И все-таки в этом высказывании можно сместить акцент со слова «скупость» на слово «вещь». Действительно, художники и скульпторы связаны намертво с вещью, и они держатся за нее, потому что ее очень легко разрушить.
Невозможно разрушить слово, мысль, рифму, строчку, метафору. И – как следствие – возникает потребность увековечить ее в мраморе, бронзе, граните, если угодно – в граффити. В Петербурге, где власти несколько раз проводили конкурс на лучший проект памятника Иосифу Бродскому, но неизменно находили повод отказать победителю – скульптору Владимиру Цивину – все время возникают «подпольные» памятники великому поэту, ставшему, несмотря на всю свою сложность, народным.
То во дворе филфака Санкт-Петербургского университета появится скульптура чемодана, украшенного головой Бродского, то на набережной Смоленки без всякой подписи на постаменте, в виде обычной парковой фигуры возникнет еще один памятник, то вот совсем недавно в очередную годовщину на одном здании появилось граффити с Бродским, который смотрит на свой родной дом – особняк Мурузи. Ну, вызвали маляра, замазали белой краской, перекрасили стену. На граффити, сделанном по фотографии, Бродский-то стоит с сигаретой, а это ведь запрещенная пропаганда курения. (Как тут не вспомнить, что единственная в мире забастовка Нобелевских лауреатов по литературе состоялась, когда Бродскому на кворуме попытались запретили курить, писатели-нобели устроили акцию протеста, и администрация гостиницы в Нью-Йорке вынуждена была сделать для него исключение). Можно замазать фотографию Бродского, следить за тем, чтобы он не превратился в вещь, скульптуру, памятник, но, например, мои студенты на вопрос "какую бы единственную книгу взяли с собой на необитаемый остров?" ответили в большинстве – томик Бродского.
Можно не допускать установки памятника, а можно уже имеющийся уничтожить – разрушается вещь, разрушаются деньги, но символ не поддается разрушению. В разных штатах Америки демонтируют памятники Колумбу – величайшему мореплавателю XV–начала XVI веков, который искал Индию, нашел Америку, стал символом открытий мирового значения, стал именем нарицательным. Обвинять его в чем-то вне исторического контекста — первобытная дикость. Когда-то мне довелось видеть карикатуру: раб несет лозунг «Вперед к феодализму – светлому будущему всего человечества!». Но ведь действительно, феодализм был следующей вехой цивилизации по сравнению с рабовладельческим строем… И как это сохранили пирамиды и Сфинкса в Египте – разве они не призывают фактом своего существования вернуться в рабство?
Нельзя лишить людей веры в Бога, но можно разрушить церкви, хранить там картофель или устроить Дом культуры. Мне довелось в конце 80-х минувшего века побывать в Тарханах, в церкви, где крестили М.Ю. Лермонтова: уже люди стали робко возвращаться к вере, но церкви еще были полухрамами; вместо икон на стенах были прибиты книжные полки с полными собраниями сочинений Лермонтова…
Можно разрушить триумфальную арку Пальмиры, взорвать статую Будды в Бамианской долине; художники скупы и держатся за вещи, их можно перевоспитать и научить щедрости.
Во время крещения Руси, когда князь Владимир велел все статуи Перуна и других языческих богов сбросить в Днепр, приверженцы старой веры бежали вдоль реки и криками просили своих кумиров всплыть. И неужто бы мы не ходили и не любопытствовали в музеях, глядя на них, если бы призывы язычников сбылись? Или это было бы еретическим актом? А когда мы любуемся Храмом Василия Блаженного в Москве, означает ли это, что мы всем сердцем разделяем решение Ивана Грозного ослепить зодчих Барму и Постника, чтобы они не могли создать подобное чудо где-то в другом месте? И следует ли переименовать столицу Соединенных Штатов, чтобы она не носила имя рабовладельца? А на каком основании стоит на Исаакиевской площади памятник Николаю I, погубившему декабристов, травившему Лермонтова (после его гибели воскликнул: «Собаке собачья смерть!») и Пушкина (правда, после смерти Пушкина оплатил его долги…)
Конечно, не все памятники являются произведениями искусства, они могут быть каменным насилием над человеческим мозгом – чистой политической пропагандой. Так, мне довелось видеть самый уродливый памятник в мире – огромную голову Ленина, стоящую в Улан-Уде (она действительно вошла в список самых безобразных памятников мира)… Но и тут оговорюсь: сколько бы лениных ни снести, сколько бы сталиных ни уничтожить, сколько бы дзержинских ни свергнуть с пьедесталов – сталинистов меньше не станет и трепетные служительницы музея Сталина в Гори предложат вам и сегодня крошечную книжицу его стихов на память о посещении этого исторического места.
Издевательство над памятниками, обезглавливание памятников, утопление памятников – неизбежный этап любой революции, это – бессильная ярость перед невозможностью изменить образ мыслей людей.
У нас в Таллинне в ближайшее время должны установить памятники Георгу Отсу, Яану Кроссу и Сергею Довлатову. Уверена, что это будет мирный культурный процесс, лишенный какой-либо политической подоплеки. Яан Кросс, кстати, всегда писал об исторических компромиссах, об умении жить в любых условиях, сохраняя лишь правду искусства, а ко всему остальному относиться с той долей иронии, которая примиряет с обстоятельствами. «Компромисс» названа книга Довлатова, посвященная его жизни в Таллинне, не знаю, на какие компромиссы шел Георг Отс, но гениально сыгранная двойственность его «Мистера Икса» позволяет думать, что он очень хорошо понимал значение этого слова.
Я полагаю, что памятник должен стоять тем дольше, чем большую художественную ценность он представляет. А художников можно судить только по законам того времени, в котором они жили. Думая же о будущем, нужно прислушиваться: чье имя «звенит бронзой», кто именно становится народным героем. И помнить, что историю нельзя переделать, даже если разрушить все памятники.