Министр юстиции о лихулаской бойне: обсуждение смертной казни – это шаг назад

Позавчера Райво Аэг был на мероприятии, посвященном памяти жертв июньской департации, которое прошло на Мемориале жертв коммунизма. Фото: Eero Vabamägi

Сто лет назад Учредительное собрание приняло первую Конституцию Эстонии, которая вступила в силу в последний месяц того же года. По этому случаю вчера студию Postimees посетил министр юстиции Райво Аэг («Отечество»). Темами разговора стали возникшие в последнее время различные юридические вопросы. В числе прочего, министр сказал, что спор о роспуске Комиссии по надзору за финансированием партий дойдет до Государственного суда.

- Министры внутренних дел и финансов в воскресной радиопередаче выразили мнение, что в Эстонии нужно восстановить смертную казнь. Как вы к этому относитесь?

- Я лично отношусь к этому отрицательно. Эстония – часть цивилизованного общества, а цивилизованное общество движется в том направлении, чтобы смертная казнь как мера наказания осталась в прошлом. В противном случае мы опустимся до уровня убийц. Все больше говорится о программах профилактики и лечения. Самым строгим наказанием в нынешнем правовом пространстве Эстонии является пожизненное заключение, и я считаю, что это уже достаточно серьезно. Я лично вообще не начинал бы дискуссий на эту тему и, конечно, я не поддерживаю даже обсуждения вопроса о восстановлении смертной казни в Эстонии.

- Если бы это обсуждение возникло, то как на это отреагировали бы наши союзники, например, в Европейском союзе?

- Я думаю, они бы не поняли, зачем это нужно. Определенные изменения уже внесены, и  такой шаг назад в развитии будет непонятным ходом и сигналом для наших партнеров в Европейском союзе.

- По словам министра иностранных дел Урмаса Рейнсалу, лихуласкому стрелку следовало бы назначить самое суровое наказание из возможных. Нормально ли для демократического общества, чтобы министры требовали для еще не осужденного человека максимального наказания?

- По эстонским законам максимальным наказанием является пожизненное заключение. Но, естественно, одно дело – эмоциональное поведение, и совсем другое – чисто формально юридическое, согласно которому презумпция невиновности действует до тех пор, пока суд не признал вину человека. Естественно,  обстоятельства понятны и общественности: произошла стрельба, убиты люди, виновный арестован и он свою вину признал.

Подчеркну, что общественности все как будто ясно. В то же время, мы должны исходить из принципов правового государства. Процесс должен пройти досудебное расследование, завершиться приговором, и тогда формально-юридически мы сможем сказать, виновен человек или нет.

Прошло сто лет со дня принятия первой Конституции Эстонии

Начало первой Конституции. Фото: Repro

Вчера исполнилось сто лет со дня принятия первой Конституции Эстонской Республики. 4 июня 1919 Учредительное собрание приняло временный порядок управления Эстонской Республикой, то есть предшественника Конституции, который действовал с 9 июля 1919 года по 20 декабря 1920 года.

15 июня 1920 года Учредительное собрание приняло первую Конституцию Эстонской Республики.

21 декабря 1920 года первая Конституция Эстонской Республики вступила в действие.

14-16 октября 1933 года прошел референдум по законопроекту второй Конституции. Законопроект был одобрен.

24 января 1934 года вступила в силу вторая редакция Конституции Эстонской Республики.

28 июля 1937 года Народный совет принял третью редакцию Конституции Эстонской Республики.

1 января 1938 года третья Конституция Эстонской Республики вступила в силу.

13 сентября 1991 года из членов Конгресса Эстонии в Верховного совета Эстонской Республики была создана Конституционная Ассамблея.

28 июня 1992 года прошел референдум по Конституции.

3 июля 1992 года вступила в силу четвертая Конституция Эстонской Республики.

- Свобода иметь оружие для гражданина Эстонской Республики – это право или, скорее, привилегия?

- Конечно, владение оружием – это не основное право человека, но такое право имеется: для защиты себя или своего имущества,  для занятия определенными хобби. Для реализации так называемых хобби можно ходатайствовать о разрешении, и собственник оружия должен отвечать установленным законом условиям, основным из которых является то, что он не должен быть опасен для себя и окружающих. Определенно, оружие является источником повышенной угрозы, и с ним нужно обращаться осторожно: не доходить до паранойи, но быть достаточно осторожным и соблюдать регуляции.

- Где и как провести черту?

- Я верю в принципы разума. Например, в Эстонии не разрешено (за исключением определенных случаев) иметь в гражданском обращении автоматы и военное оружие. Основное – человек по своим особенностям должен отвечать имеющимся требованиям, он должен быть физически и душевно здоровым, а также являться вменяемым. Кроме того, он должен быть законопослушным, у него не должно быть уголовного прошлого, есть и другие условия. Если все они выполнены, то не возникнет и опасности, когда в руках у человека окажется оружие. Я не считаю целесообразным сейчас отнимать это право и сужать правовое пространство. И в сегодняшнем контексте Закон об оружии позволяет применять различную трактовку и реагировать по-разному. Сейчас мы можем уточнить некоторые нюансы, но принципы все же определены.

- В Конституции что-то говорится о владении оружием?

- Насколько мне известно, в Конституции слово "оружие" вообще не употребляется, оно звучит в контексте, при реализации интересов и свобод людей. У нас есть определенные ограничения на владение оружием, об этом говорит и Конституция, что свободы можно ограничить на основании закона, для чего и существует Закон об оружии.

- Как можно предотвратить появление оружия у человека, не имеющего на него разрешения?

- Это во многом вопрос законопослушности. Если человеку по тем или иными причинам нельзя доверить оружие, но он приобретает его нелегально, чтобы совершить преступление, это предотвратить невозможно. Неизбежно в нашем обществе всегда будут нарушители.

- Министр внутренних дел Март Хельме считает, что при подаче ходатайства на получение разрешения на оружие проверка здоровья превратилась в формальность. Будет ли привлечен к ответственности врач, который выдал лихуласкому стрелку справку о состоянии здоровья?

- Я не знаю деталей расследования, пусть прокуратура и следственные органы делают свою работу. В принципе я понял, что тут есть как объективные, так и субъективные обстоятельства, которые препятствуют основательной психиатрической проверке. С одной стороны, говорится о ресурсе времени: время приема ограничено. В то же время, это не аргумент, поскольку при выдаче оружия необходимо понять, насколько человек вменяем. Нельзя же сказать, что время вышло. В таком случае, нужно назначить еще один прием.

В качестве второго аргумента звучало, что психиатр не имеет доступа к истории болезни ходатайствующего. В своей истории болезни человек действительно может отметить, какие врачи имеют доступ к данным о его здоровье. В случае, если психиатр не получает доступа, он может просто отказаться выдать справку, так как не в курсе ситуации со здоровьем человека.

- Общественности по-прежнему непонятно, какого скачка качества пытаются достичь, делегировав обязанности Комиссии по надзору за финансированием партий Государственному контролю?

- Если мы посмотрим на квалификацию комиссии или Госконтроля, то, бесспорно, экспертный уровень очень разнится. Другой вопрос заключается в том, что комиссия в большей степени состоит из политиков или их ставленников. Я считаю, что при осуществлении надзора не слишком эффективно, если участники процесса, над которыми осуществляется надзор, начинают сами осуществлять этот надзор. Пусть им занимаются те инстанции, которые этому обучены и хорошо подготовлены. Конечно, должны учитывать определенные права, чтобы осуществлять надзор корректно и эффективно.

- То есть вы не верите в саморегуляцию? Если ли примеры того, что такой надзор работал не очень хорошо?

- Очень сильным аргументов из приводящихся является то, что все начинания, которые были направлены в суд Комиссией по надзору за финансированием партий, успешно прошли судебные производства. В то же время, мы точно не знаем, сколько дел не попали в суд, поскольку производство не смогли довести до такого уровня, чтобы инициировать судебное разбирательство. Посмотри здесь, или посмотри там – и то, и другое можно похвалить и осудить.

- В то же время, Госконтроль по-прежнему говорит о том, что с получением новых обязанностей боится превратиться в политический рабочий инструмент. Вы такой угрозы не усматриваете?

- Я этого не боюсь потому, что кроме исполнительной власти у нас есть и другие органы, которые точно так же проводят расследования в отношении политиков и партий. Я имею в виду, например, Полицию безопасности, Департамент полиции и погранохраны и Государственную прокуратуру. Нельзя же сказать, что данные учреждения исполняли политический заказ или были как-то запуганы. Я не могу предъявить им претензии в том, что они политизированы или их решения невзвешены.

- Если передать обязанности комиссии Государственному контролю, что это будет означать с точки зрения Конституции?

- Тут есть, над чем подумать. Насколько известно, в Конституции очень подробно перечислены основные функции Государственного контроля. Правда, какое-то время назад Госконтролю вменили дополнительную функцию – осуществление контроля над самоуправлениями в использовании средств из государственного бюджета. И тогда эти дебаты о конституционности контроля прошли через Государственный суд, который пришел к решению, что если это нужно и Госконтроль это может сделать, то такое возможно.

Также такой анализ в свое время провел бывший канцлер юстиции Индрек Тедер, который убедился, что с его позиции лучшим решением было бы, если бы Госконтроль осуществлял надзор за финансированием партий. И в 2018 году бывший министр юстиции Урмас Рейнсалу провел круглый стол, на котором пришли к такому же выводу, что Госконтроль является абсолютно полномочной организацией для осуществления надзора.

Проблема видится в том, партии в большей степени финансируются из государственного бюджета, но часть средств поступает от частных жертвователей и из членских взносов. Таким образом, договорились, что часть, финансируемая из бюджета, может быть подконтрольной Госконтролю, поскольку речь идет об общественных ресурсах.

А то, что поступает от частных жертвователей или из членских взносов, не должно находиться в компетенции Госконтроля. Я считаю, что если расчитывать, какую часть контролирует Госконтроль, а какую - какая-то другая комиссия или институция, то механизм надзора станет еще более нелепым и сложным. Разделения обязанностей между несколькими организациями я не поддерживаю.

- Давайте обсудим: то, что внесено в Конституцию – это догма, от которой нельзя отступать ни на шаг, или там есть возможности для трактовки? Этот вопрос мог бы попасть в Государственный суд?

- Да, у меня есть внутреннее чувство, что он попадет в коллегию по конституционному надзору Государственного суда.