:format(webp)/nginx/o/2020/07/14/13209959t1hc388.jpg)
В день ареста экс-журналиста "Коммерсанта" и советника главы "Роскосмоса" Ивана Сафронова следователи также допросили как свидетеля по делу о госизмене, в которой обвиняют военкора, его близкую подругу Ксению Миронову, с которой он живет почти два года. Она рассказала Би-би-си о работе Сафронова и об их личных отношениях.
В понедельник ФСБ предъявила бывшему спецкорру "Коммерсанта" и "Ведомостей", советнику главы "Роскосмоса" Ивану Сафронову обвинение в госизмене. С момента ареста 7 июля Сафронов был в статусе подозреваемого. Впрочем, за неделю так и не стало яснее, в чем конкретно обвиняют бывшего журналиста.
Сафронову следователи вменяют то, что он в 2017 году собрал и передал секретную информацию в Чехию, используя шифровальную систему VeraCrypt - распространенную бесплатную программу. При этом, по словам адвокатов, следователи не пояснили, смогли ли они взломать зашифрованные сообщения. Обвинение, как отметил один из защитников Олег Елисеев, так и осталось "неконкретизированным и размытым". Ни защитники Сафронова, ни он сам по-прежнему не понимают, какие именно действия следствие считает преступными.
И на суд по мере пресечения 7 июля, и к зданию следственного управления ФСБ, где Сафронову в понедельник предъявили обвинение, вместе с друзьями и коллегами Ивана приезжала его девушка - журналистка Ксения Миронова. Би-би-си поговорила с ней.
Би-би-си: Как вы с Ваней познакомились?
Ксения Миронова: Я два года назад пришла работать в газету "Коммерсант". До этого я работала внештатным корреспондентом в "Коммерсанте" в Санкт-Петербурге. Максим Иванов, с которым Ваня потом вместе уходил из-за статьи о назначении Валентины Матвиенко, позвал меня в Москву. Сначала я стажировалась в отделе политики, потом стала штатным корреспондентом по теме образования в отделе "Общество". Как-то так всё получилось - стали общаться, поняли, что много общего - ценности какие-то, взгляды на жизнь.
Такая была ещё деталь: я пришла на новое место, меня интересовала только работа - в Петербурге я писала на околополитические темы, тут - образование, нужно быстро во всё вникнуть, я существовала только в этом. В какой-то момент Ваня стал звать меня выпить кофе, а я обратила внимание, что у него на безымянном пальце правой руки - кольцо.
Я не вникала в его отношения с девушками, поэтому просто вежливо ему отказывала - примерно месяц или два. Потом я об этом прямо ему сказала - он долго смеялся, выяснилось, что это кольцо с надписью "Спаси и сохрани", которое ему подарила сестра.
Би-би-си: И вы стали встречаться.
К.М.: Мне не хотелось форсировать события, но как-то так получилось, что мы довольно быстро съехались. Я сначала не думала, что это серьёзно, но скоро стало понятно, что мы как-то крепко влипли.
Би-би-си: И как вы жили вместе?
К.М.: Знаете, я сегодня не в очень хорошем состоянии, мало спала. Я думала, что когда начну рассказывать, у меня будет обратная реакция, но нет, я сижу, вспоминаю, как мы жили вместе, и улыбаюсь. Как-то очень быстро оказалось, что у нас могут быть идеологические расхождения, но Ваня оказался способен на диалог, и у нас не было никаких бытовых дрязг, никакой притирки, ничего такого, никаких дрязг из-за немытой посуды. И у нас каждый день были либо радости, либо общие проблемы, которые мы вместе решали.
Би-би-си: Его работа много места в вашей жизни занимала?
К.М.: Нет. Мне темы, на которые он писал, были не очень близки. Вопрос не в том, что мы ничего не обсуждали, а в том, что это было личное пространство каждого - его работа, моя работа. Плюс мы же сначала работали вместе, обсуждать работу ещё и дома как-то не хотелось. Конечно, я читала его заметки, он читал мои, у нас была общая тусовка, в этом смысле работа занимала огромное место в нашей жизни. Но он не особо разбирался в моей тематике, я - в его.
Би-би-си: С источниками он часто встречался?
К.М.: Каждый, кто работает в "Коммерсанте", постоянно выезжает на встречи. В этом вообще ничего странного не было. Когда я только пришла в "Коммерсант", очень часто было так, что мы с Ваней приходили к полудню в отдел и сидели на месте, а другие корреспонденты приходили позже после встреч - ничего странного в этом не было.
Би-би-си: Давай определимся, что тебе позволяет говорить подписка[о неразглашении].
К.М.: Я могу сказать, что в квартире, где мы совместно проживали, был обыск. Что я два раза ездила на суд, что по делу я прохожу как свидетель и у меня были допросы - это уже писали СМИ.
Би-би-си: Тяжело было на допросах?
К.М.: Тут я должна сказать огромное спасибо "Медиазоне", "ОВД-инфо" и "Таким делам" за их просветительскую работу. Если бы я не читала их тексты, если б я не соприкасалась с этим по работе, то даже не знаю, как вела бы себя в день Ваниного ареста. Если, условно говоря, приходят к обычному человеку, который считает, что он вне политики и с ним такого случиться не может, то его реакция, мне кажется, может быть самой разной.
Би-би-си: Ваня после "Коммерсанта" ушёл в "Ведомости". Он как-то изменился?
К.М.: Для нас для всех история с увольнением из "Коммерсанта" была очень тяжелой: мы ее мусолили очень долго. Даже через год эта рана как следует не затянулась. Надо ещё понимать такую штуку: с того момента, как Ваня заходил в здание "Коммерсанта", до того момента, когда он появлялся в отделе, проходило примерно полчаса. Люди к нему подходили, жали руки, обнимали, целовали. Ваню знали и любили все - ещё и потому, что в "Коммерсанте" работал Ванин отец. Поэтому уходить оттуда ему было очень тяжело.
Сафронов проработал в "Коммерсанте" с 2010 по 2019 год. Руководство газеты расторгло контракт с ним, а также с заместителем редактора отдела политики Максимом Ивановым, из-за текста о возможной отставке главы Совета Федерации Валентины Матвиенко. Акционер требовал раскрыть имена источников, чьи слова были в материале, журналисты отказались это делать. В знак протеста весь отдел политики и замглавреда газеты Глеб Черкасов также покинули издание.
Когда он был в "Ведомостях", его, как и всех, мучили фантомные боли. Вдобавок у них в "Коммерсанте" сложился отдел, это были молодые и бодрые ребята, которых растили одни и те же люди. Это была в каком-то смысле вторая семья, и без этого ему было тяжело.
Би-би-си: А потом он стал чиновником в "Роскосмосе". Не было желания сказать ему: "Ваня, ты что, охренел"?
К.М.: Нет, конечно. Это было его решение. Он никогда не давил на меня, я не давила на него.
Би-би-си: И всё-таки он пошёл в "Роскосмос". Он проходил перед этим проверку?
К.М.: Да. Он говорил, что всех проверяют, его тоже. Но вообще за то время, что он был в "Роскосмосе", для нас лично ничего не изменилось - лето, все в своих делах, мы ездили на дачу, были с семьей, строили свои планы, я даже не заметила, что эти два месяца пролетели.
Би-би-си: Можешь утро перед его арестом описать?
К.М.: Мы накануне очень долго разговаривали - не про работу, не про проблемы, просто было настроение поговорить. Я рассказывала ему про свой сайт, которым занималась - просветительский, про опеку. Рабочий день у Вани начинался чуть раньше, чем у меня. Он всегда вставал в 8:30. В тот день Ваня собрался, я уже проснулась, но ещё не встала. Он меня поцеловал, и единственное, о чём я жалею, это о том, что не проводила его до двери. Я это делала каждый день, а в этот день он вышел, а я осталась отвечать на сообщения, просто сказала ему "До вечера".
Би-би-си: И сейчас ты не можешь себе это простить.
К.М.: Да. Я об этом очень жалею, но хотя бы я в тот день дважды попала в суд. Я смогла всех на входе растолкать, подойти к нему и взять его за руку. После этого меня из зала выгнали.
Би-би-си: Вернемся к дню ареста.
К.М.: Я сидела в кровати, отвечала на сообщения. Не успела ни встать, ни воды попить, как в дверь начали звонить. Я подумала, Ваня что-то забыл и вернулся. Но тут в дверь начали барабанить, а Ваня человек не агрессивный и домой долбиться бы точно не стал. У меня была первая мысль: "Наверное, опрос какой-нибудь". Посмотрела в глазок - ничего не понятно.
И после этого дверь открылась сама, я до неё не дотрагивалась. На пороге - толпа людей. Обо всём, что происходило дальше, я говорить не могу. Я не была готова к стрессовой ситуации - накануне всё было прекрасно, мы гуляли, сходили в магазин, закупились продуктами. Но всё равно, я считаю, что вела себя достойно и спокойно.
Би-би-си: Адвоката, кажется, к тебе долго не пускали.
К.М.: Там была такая ситуация: приехали адвокаты Вани. Первого адвоката не пустили, пришёл второй адвокат, его со скрипом пустили, он стал задавать вопросы, ему вручили повестку и вызвали на допрос как свидетеля. После этого он со мной находиться не мог.
Би-би-си: У тебя было ощущение, что такое с тобой может произойти?
К.М.: Я понимала, что у Вани довольно специфичная тема. Ему разные предприятия судами угрожали. Моя тема попроще, но даже мне судами угрожали. И вообще, чего ждать от государства, которое боится слова "вагина"?
В конце 2019 года 27-летняя феминистка из Комсомольска-на-Амуре Юлия Цветкова попала под суд за картинки в соцсетях. Она вела сразу несколько пабликов, посвященных феминистской и ЛГБТ-тематике. По статье о "гей-пропаганде" зимой ей присудили административный штраф в 50 тысяч рублей. Картинки в паблике "Монологи вагины", в котором Цветков публиковала рисунки и вышивку в виде женских половых органов, прокуратура сочла распространением порнографии. Ей грозит до 6 лет тюрьмы.
У меня было ощущение, что за каждым из знакомых журналистов могут прийти. Вопрос только - за кем и когда.
Би-би-си: Ты могла представить, что Ване предъявят обвинение в госизмене?
К.М.: Когда мне предъявили постановление на обыск, я попыталась максимально всё запомнить. Там не было никакой конкретики, абстрактные формулировки. У меня сразу была мысль, что это за журналистику - он в "Роскосмосе" проработал два месяца, занимался только информационной политикой.
Би-би-си: Сколько часов шёл обыск?
К.М.: Долго. У меня включился полный автопилот: одна я и толпа мужчин. Никто меня не трогал, и я даже, наверное, нагловато себя в некоторых моментах вела: это был жаркий день, солнечная сторона, очень душно, дышать, если не включишь кондиционер, невозможно. Его попросили включить, я решила, что потерпим.
Би-би-си: Я аккуратно сформулирую. Они на обыске и допросах задавали вопросы, содержание которых как-то перекликалось с тем, что после суда рассказали адвокаты?
К.М.: Я брала 51-ю статью Конституции [дающую право не свидетельствовать против себя и близких] и отказывалась отвечать или что-то подписывать без своего адвоката. После я хотя бы смогла одна выбраться из квартиры и встретиться со знакомыми, которые дали мне воды и отвезли меня в суд, где арестовывали Ваню, а потом я встретилась со своим адвокатом.
Би-би-си: Какая была реакция у Вани, когда он увидел тебя в суде?
К.М.: Он был в моей тканевой маске, но по глазам было видно, что он обрадовался.
Би-би-си: Ты веришь в какой-то счастливый исход?
К.М.: Мы сделаем для этого всё возможное и невозможное. Его все поддерживают. Отвратительно, что это Лефортово, закрытая тюрьма, и я постоянно думаю, понимает ли он хотя бы на одну сотую, что происходит вокруг, насколько друзья, знакомые, журналисты и общественники за него беспокоятся.
Би-би-си: Ты понимаешь, что это может превратиться в долгую и мучительную историю - продление ареста на два месяца, долгий суд, приговор.
К.М.: Понимаю, но уровень планирования... Я год назад писала в "Медузу" текст о девочке, у которой была внезапная амнезия. И из-за того, что с ней случилось, у неё утратился навык планирования - она могла строить планы на час или два, не больше. И вот пока я живу в таком режиме. Ну, получу юридическое образование, буду писать на эти темы, буду писать в тюрьму - а что ещё делать?
Би-би-си: Тебя ещё будут вызывать на допросы?
К.М.: Не знаю.
Би-би-си: У тебя не было ощущения, что на допросе ты могла сказать что-то, что могло бы тебе повредить?
К.М.: Я уверена, что ничего не было, из меня нечего было выбивать. Но у меня такое ощущение - неважно, кто и что скажет. Из-за того, что мы вообще не знаем сути этого дела, невозможно предположить, что и как будет использоваться и тасоваться, что вырывается из контекста, а что нет. Но Ваня работал журналистом и у него не было доступа к гостайне.
Би-би-си: Ты сейчас живёшь в той же квартире, где был обыск?
К.М.: Нет. Я вообще не представляю, как я туда приду и буду там одна ночевать. Мы просто каждый вечер с начала наших отношений засыпали в обнимку. До этого мне всегда казалось, что мне обязательно нужно спать на своей половине кровати со своим одеялом и подушкой. Но мы каждый вечер засыпали, обнявшись. И вот как мне туда теперь идти, совершенно непонятно.
Я в каком-то бреду взяла себе из квартиры совершенно странной своей одежды и Ванину рубашку, и ушла. Меня накрывает, когда я думаю, как он там, один.
Все его друзья свидетели - когда Ваня заходит в комнату, все внимание сразу переключалось на него. Мы недавно были с семьей на даче: вечер, поздно, все немножко устали, напряженные. Мы стояли перед машиной, Ваня запирал ворота, и я поймала себя на мысли о том, что мы все напряженные ровно до того момента, пока не вернется Ваня и не скажет: "Ну, погнали?" И тогда все сразу оживятся.
/nginx/o/2019/10/16/12659746t1hee98.png)
