Константин Пятс в 1934 году: правильно ли поступил глава государства и было ли это государственным переворотом?

Советские власти депортировали президента Константина Пятса 30 июля 1940 года. Фото: PEETER LANGOVITS/PM/EMF

Сегодня исполняется 80 лет с того дня, когда президент Константин Пятс был депортирован со своего хутора Клоостриметса в Сибирь. Какую оценку следует дать его действиям в ключевой момент для эстонской истории? В Postimees дискутируют председатель правления MTÜ Konstantin Pätsi Muuseum Тривими Веллисте («Отечество») и историк Яак Валге (EKRE).

Тривими Веллисте: В 1929 году в США начался экономический кризис, который быстро перекинулся на Европу. К концу 1930 года он обрушился и на Эстонию. В Эстонии началась волна разорений, чему сопутствовала безработица. Настроения были беспокойные. Тоомпеа обвиняли в том, что власть десять лет торгуется из-за коровы. Из объединений эстонских участников Освободительной войны зародилось политическое движение, Центральный союз эстонских участников Освободительной войны постепенно превратился в политическую организацию и предложил изменить Конституцию страны. Прежде Рийгикогу дважды пытался изменить ее самостоятельно, но оба раза попытки провалились. В октябре 1933 года вапсы смогли представить в Рийгикогу свой законопроект, за который проголосовали 72% избирателей. Прежнее парламентарное государство, по сути, стало президентским.

Яак Валге: Константин Пятс, без сомнения, был выдающимся эстонским государственным деятелем: в его политической карьере были и позитивные, и негативные эпизоды. О подчинении 1939-го и 1940 года будут, конечно, продолжать спорить. Может быть, появится еще информация. Например, что означало получение им зарплаты от советской нефтяной компании в 1931 году? Но сегодня мы говорим о государственном перевороте 1934 года. То, что предшествовало установлению авторитарного порядка, нельзя рассматривать в черно-белом свете. Эстонские граждане были настроены демократически, но госпереворот толкнул нас к авторитарным странам Европы.

Из стран, похожих на Эстонию, демократическими остались, например, Финляндия и Чехословакия. Помимо того, в 1934 году была уничтожена эстонская демократия, было уничтожено и доверие эстонских граждан к себе. Это был один из первых шагов к подчинению 1939 и 1940 годов. Историю нет смысла модернизировать. Мы оцениваем действия этих людей с их собственной точки зрения, так как они видели настоящее и будущее. Сейчас мы, конечно, хотели бы верить, что в 1939-м и 1940 годах СССР напал на демократическую Эстонию. Правда, что в начале 1930-х годов, в условиях экономического кризиса, положение было тяжелым. Но госпереворот в 1934 году произошел в условиях, когда экономический кризис уже прошел, а политический разрешился.

Веллисте: Пятс уже после Освободительной войны подчеркивал, что наша первая Конституция была неудачной. Та Конституция, которую Учредительное собрание приняло в 1920 году, была крайне левой. Рийгикогу не уравновешивал главу государства. В результате на Тоомпеа более десяти лет происходил бесконечный торг за корову. Иной раз правительство менялось по два раза в год, а в один год - даже трижды. Это не было полезно народу. Речь идет, скорее, о так называемом постреволюционном настроении.

В Учредительном собрании левые были в большинстве. Их политические позиции были зачастую наивными – считали, например, что хуторское общество освободилось, и поэтому Эстония в одночасье стала как Швейцария или Англия. В Англии парламентаризм практиковали семьсот лет, да и у Скандинавии с демократией было больше опыта, чем у нас. Но в 1934 году, когда вступила в силу вапсовская Конституция, Эстония стала совсем другим государством, с авторитарным порядком. Вапсовская Конституция была намного симпатичнее для эстонского общества, чем прежняя. Пятсу это было выгодно – это позволило провести государственную реформу, которая отвечала бы политической культуре эстонского народа, истории и традициям эстонского народа. Это новая Конституция автоматически делала Пятса премьер-министром, исполняющим обязанности госстарейшины.

Яак Валге: Такая Конституция в Европе не была исключением. Правительства сменялись быстро, но Эстония не была самым нестабильным государством в Европе. Я согласен, что при логическом политическом процессе сбалансирование Конституции произошло бы более спокойно с помощью реформ, но я не согласен с утверждением, что Эстония по сравнению с другими странами была отсталым хуторским обществом. Уровень грамотности эстонцев уже в конце XIX века был одним из наиболее высоких в Европе. А во-вторых, местные самоуправления приобрели очень хороший опыт демократии. То, что сделал Константин Пятс в 1934 году вместе с Йоханом Лайдонером и Аугустом Реем, не было лучшим образцом применения Конституции, это был очевидный государственный переворот.

Веллисте: То, что произошло 12 марта 1934 года, ни в коем случае нельзя называть госпереворотом. Его стали называть госпереворотом вапсы, поскольку у них были на то причины: им преградили путь к власти. Доктор истории Хейно Арумяэ хорошо описал, как вапсы приходили драться на собрания социал-демократов, а социал-демократы приходили драться к вапсам. Когда в январе 1934 года прошли местные выборы, было заметно, что вапсы хорошо поработали в крупных городах, но в деревне у них было мало поддержки. Поэтому победа вапсов на так называемых свободных выборах отнюдь не была гарантирована. Я подчеркиваю, что это был не госпереворот, а конституционный переворот. Старейшина государства Пятс воспользовался той же возможностью, которую годом ранее использовал госстарейшина Яан Тыниссон, который ввел в 1933 году оборонное положение. Мы можем, конечно, спорить с политической точки зрения, нравится нам позиция Пятса или нет, но в правовом смысле все соответствовало Коституции.

Валге: Позволю себе одну цитату из книги Аго Паюра. Если память мне не изменяет, он сказал так: если до 1934 года его избирали на должность демократически, то на должности правящего госстарейшины Пятс захватил власть в результате госпереворота, нарушив Конституцию. Говоря о политическом произволе, нет причин верить, что в период между принятием новой Конституции и госпереворотом было бы больше политического произвола. По сравнению с предшествующим периодом очень мало конфликтных моментов. Оборонное положение не означает, что Конституцию можно нарушать. Конституция говорит, что при помощи декрета отложить выборы нельзя, – а Пятс сделал именно это. После этого новая Конституция была принята уже в авторитарных условиях. Если взглянуть на системы оценки различных политических режимов, то эстонский политический режим с 1934 года считается отчетливо авторитарным. Началом этой авторитарной эпохи стал госпереворот. А что же еще является госпереворотом, если не нарушение конституционного порядка?

Веллисте: Тот авторитарный порядок был порядком оборонного положения. В ходе последнего и должен быть определенный авторитарный порядок, и это выражение не надо использовать в негативном смысле. Этот порядок позволил Пятсу провести запланированную госреформу. Рейн Вейдеманн, например, сравнивал Пятса с архетипом эстонского хуторянина: хутор надо привести в порядок. То, что сделал Пятс во время этого порядка, довольно мощно: выстраивание эстонского государства, развитие городских центров и, конечно, эстонизация эстонских имен. Иначе мы бы до сих пор все были Розенбергами и Фельдбахами. Если все это подытожить, реформы Пятса принесли эстонскому государству благо. Кроме того, я еще раз повторяю, что при оборонном положении можно отложить выборы. Это политический выбор.

Валге: Нарушение Конституции – тоже политический выбор. Конституция явно была нарушена. Оборонное положение не означает, что немедленно возникает законный авторитарный порядок. Откладывать выборы – все-таки очень сомнительно, поскольку во время предшествующих оборонных положений такого шага не предпринимали. Во время него даже проводили референдум – голосование по Конституции в октябре 1933 года проходило ведь именно в условиях оборонного положения. Бывало оборонное положение в Таллинне и восточных регионах Эстонии, но выборы все же проходили. Те вещи, которые вы упоминаете, - эстонизация имен, развитие государства – конечно, хороши, но нет никаких причин полагать, что без Пятса этого бы не было сделано. В 1934 году было уничтожено доверие эстонского народа к себе. Новая Конституция был принята с большим воодушевлением. То, что она не  продолжила действовать, повлекло за собой большой разочарование в государстве.

Веллисте: Эстонское общество не было во времена Пятса разочарованным и удрученным. Студентом я разговаривал с десятью людьми, жившими при Пятсе, все они описывают это время совершенно положительно. Эта цензура раздражала узкий круг интересующихся политикой. Обычного жителя Эстонии эти ограничения совсем не беспокоили.

Валге: Впоследствии времена Пятса действительно оценивали положительно, но лишь потому, что последовавшие за ним времена оккупации, были намного хуже. Человеку вообще свойственно вспоминать времена молодости более положительно. Но автократия всегда плоха, даже тогда, когда это время вспоминают положительно.

Веллисте: Умеренный и цивилизованный авторитаризм может быть намного лучше, чем немощная и убогая демократия. Народ сказал, что устал от торга за корову.

Валге: С этим никак нельзя согласиться. В двадцатые годы были проведены мощные реформы, в том числе самая радикальная в Европе земельная реформа. Это понятие торга за корову вошло в обиход лишь в 1930-е годы.

Комментарий Эстонского общества дебатов

Предпосылкой четкой и содержательной дискуссии является формулировка одинаково понимаемого критерия.

Критерий означает фокус дискуссии, по сути, то, что необходимо доказать в ходе дискуссии. В этих дебатах он отсутствует, поэтому обсуждение местами запутанно. Во вступлении исходя из темы очерчивается период времени, по которому оценивается поведение Пятса, но остается без внимания тот факт, с чьей перспективы мы должны оценивать его поведение. Вел ли себя Пятс правильно с точки зрения его собственного благополучия, тогдашнего эстонского народа или благополучия нынешнего эстонского государства?

Что касается того, совершил ли Пятс, скорее, «конституционный переворот» или «госпереворот, дискуссии придало бы больше ясности, если бы была процитирована какой-нибудь статья Конституции.

Остается непонятным, когда народ достаточно зрел для демократии. Если верные действия всегда означали бы законопослушное поведение, то занять позицию было бы проще, но к концу беседы кажется, скорее, что действия Пятса можно назвать государственным переворотом.

Сийм Курвитс