Памяти друга

Михаил Рогинский Фото: личный архив

Ушел из жизни Михаил Рогинский. И хотя никому из приходящих в жизнь ещё не удавалось остаться в ней навечно, утрата кажется нелепой и безвременной.

В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века его фамилию в Эстонии знали практически все, кто знал русский язык. Его очерки, репортажи и полемические статьи в газете «Советская Эстония» шли, что называется, нарасхват, их цитировали, на них ссылались в разговорах, наконец, ими просто наслаждались как прекрасно написанными литературными текстами.

Мы познакомились с ним зимой 1971-го, и все последующие годы в моем представлении он нисколько не менялся. Высокий, по-мужски красивый, с хорошо поставленным голосом и речью прекрасно образованного интеллигента… Нет, он не был анахоретом, ханжой или педантом, он был нормальным живым человеком, всегда готовым и к острой полемике, и к дружескому застолью. Я видел его безудержно хохочущим, видел иронично посмеивающимся. Видел глубоко задумавшимся – настолько, что он переставал замечать происходящее вокруг. Видел всерьез огорченным чьей-то явной глупостью, видел даже разъяренным, когда в пылу спора он мог, мягко выражаясь, покрыть оппонента с ног до головы. Я не видел его только в одном состоянии – безнадежного уныния и отчаяния.

Иногда мне доводилось ночевать у него дома, когда я приезжал в командировку из Нарвы, где был собкором той же газеты. И всякий раз, как бы долго мы ни засиживались с вечера за беседой под «рюмку кофе», ровно в шесть утра меня будил стрекот его портативной пишущей машинки: Миша работал.

Он был буквально помешан на работе. Он переписывал свои тексты по пять, десять, пятнадцать раз, добиваясь предельного тождества словесной формулировки – и описываемого человека, факта, события. Не забывая при этом о стилистике, синтаксисе, образности языка. Многие коллеги подшучивали над ним за такое трепетное отношение к делу. Но он был убежден, что писать по-русски скучно, даже в газете, – стыдно.

Поэтому его и читали, его статей ждали все – педагоги и академики, директора и рабочие заводов, дворники и официантки. Поэтому с его публикациями считались, а некоторые из них становились поводом для обсуждения и принятия решений в самых высоких республиканских инстанциях, вплоть до ЦК партии. Хотя сам Михаил, будучи спецкором при секретариате главной партийной республиканской газеты, никогда в партии не состоял.

В конце 80-х, когда, казалось бы, настало его время, когда открылись все шлюзы и стало можно (даже модно!) писать обо всем, о чем прежде и подумать-то было опасно, он отошёл от активной журналистики. Ему просто было неинтересно делать как все, писать то, что разрешается…

Но темперамент и неуемная жажда деятельности не позволяли ему сидеть сложа руки. Он занялся издательским бизнесом, в частности, возглавил Таллиннский центр Международной ассоциации детективного и политического романа и ежемесячника «Совершенно секретно» (основатель Юлиан Семенов). И добился того, что с середины 1990-х это издание стало выходить уже и на эстонском языке.

…Друг и коллега Рогинского Сергей Довлатов наделил многими его чертами одного из главных персонажей своей книги «Компромисс», Михаила Шаблинского. И хотя большинству действующих лиц писатель оставил их настоящие имена, но этому всё-таки изменил фамилию, как бы подчеркивая: это не совсем Рогинский, хотя и очень похож…

Великая Фаина Раневская как-то сказала, что сняться в плохом кино – это всё равно, что плюнуть в вечность. Если продолжить ассоциацию, то можно сказать, что стать персонажем хорошей книги, притом одним из самых симпатичных – значит, улыбнуться в ту же вечность. Мишина улыбка того стоила…