/nginx/o/2020/10/04/13390966t1h38d0.jpg)
Детям, пострадавшим от семейного насилия, сейчас помогают только психологи женских опорных центров, которых поддерживают благотворители, поскольку государство до сих пор не смогло ни придумать работающую систему помощи несовершеннолетним, ни выделить на это деньги. От безысходности один фонд планирует прекратить помогать детям со следующего года, чтобы заставить государство обратить внимание на эту проблему и начать делать хоть что-то, пишет Postimees.
Сорокалетняя мать троих детей Анна (имя изменено) несколько раз наступила на одни и те же грабли. Детский опыт приводит ее в одну и ту же модель отношений.
«Мой отец – уважаемый в обществе человек… у него было… как бы это объяснить… плохо так говорить об умершем человеке… В советское время были табу на сексуальность. А у него были такие привычки, например, еще ребенком я должна была подмываться у него на глазах», - дрожащим голосом делится взрослая женщина воспоминаниями 30-летней давности. Один раз ночью отец пытался приставать к ней, это видела ее сестра, но матери они ничего не сказали.
Но когда Анне было 13, отец попался. «Мамы не было дома, и отец пришел ко мне в комнату. Вежливо я с ним не разговаривала, он был мне отвратителен. Он прижал меня к стене и попытался что-то сделать. Тут домой вернулись мама и бабушка и увидели все это, - говорит она. – Тогда я пыталась понять мать… Она спросила, что ей теперь делать? Уйти от отца? Отец был очень властным, и ему нравилось пороть нас: ремнем, спиннингом, проводами».
Анна старалась держаться подальше от дома. В 14 лет впервые влюбилась, в 17 родила первого ребенка. «Двое детей играли в семью, - говорит она о тех отношениях. – Были времена, когда сына совсем нечем было кормить».
Годы шли, у Анны появился другой спутник жизни. «У меня на голове были гематомы, он подвешивал меня на проводах к потолку, держал за ноги и свешивал головой вниз со второго этажа… Его наказали условно», - говорит Анна. От этого мужа она родила еще двоих детей, но в итоге рассталась с ним. И нашла третьего.
«Я не умею замечать признаки опасности в людях. Если сломанный человек переходит, извините, из одних говенных отношений в следующие, то это факт, что он снова окажется в таких же говенных отношениях», - считает Анна, которой в то время не у кого было попросить помощи.
В итоге она вернулась к предыдущему мужу и насилие продолжилось. Ее трое сыновей выросли, видя насилие в семье. «Старшему сыну промыли мозги, и тогда он считал, что я заслужила такое обращение, - говорит женщина. – Он вел себя, как мой муж: провоцировал, издевался, унижал».
Анна получила психологическую помощь, и отношения со старшим сыном изменились. Самый младший сын воспринимает семейное насилие как что-то самой собой разумеющееся: «В прошлом году, когда он был у отца, тот напился и устроил дома скандал, с кем-то подрался. Потом угрожал самоубийством, искал оружие, которого у него быть не должно. Я спросила у сына, как он себя чувствует, а он ответил, что это же обычное дело. Я сообщила об этом в службу защиты детства уезда и города. Из уезда просто поблагодарили за информацию - и все».
Сын стал очень замкнутым. Анна обратилась в женский опорный центр почти пять лет назад: «Я больше не могла находиться в такой обстановке. Я была как выжатая тряпка».
Позже против отца ребенка возбудили новое уголовное дело. Благодаря «Помощи жертвам» средний и младший сын прошли консультации психолога. «Теперь младший начал шутить. У него хорошее чувство юмора. Появились новые друзья».
Со средним сыном все иначе: «У него иногда проявляется злость, он не может справиться с собой, ему помогает детский психолог. Он боится, что станет таким же, как отец». Сама мать теперь пытается начать жить полноценной жизнью: «Когда у меня возникает паническая атака, я могу успокоиться сама. Рядом со мной теперь замечательный муж. Я не попала в очередные неправильные отношения, что очень важно для моих детей».
Психологи утверждают, что истории со счастливым концом можно услышать, только когда помощь подоспела вовремя.
«Мы не можем убрать детские воспоминания, но мы можем научить ребенка или подростка жить с этим. Если он получит соответствующую помощь, он будет в состоянии ценить то, что он живой, что он может учиться и жить дальше. Его травма превращается в силу. Правда, таких историй меньше», - говорит детский психолог центра помощи и информации Мариана Сакснийт, которая консультирует главным образом детей, которыми злоупотребляли дома морально, физически или, что происходит все чаще, сексуально.
По словам Скаснийт, пережившая насилие мать часто говорит, что, к счастью, ребенок не видел, или что ребенок ничего об этом не знает, но это скорее попытка выдать желаемое за действительное: «Это не злонамеренность, а желание верить, что ребенок не получил травму». Поэтому важно работать как с матерью, так и с ребенком.
Но помощь не всегда успевает вовремя: «Очень часто люди говорят, что с проблемой средней тяжести приходится ждать несколько месяцев. Если помощи нужно ждать месяцами, это может привести к непредсказуемым последствиям, например, угрозе самоубийства ребенка». По словам психолога, получивший в детстве опыт насилия ребенок в будущем сам может стать агрессивным: «Если я стала жертвой насилия, то у меня есть право сделать что-то подобное в отношении кого-то другого». Такие мысли распространены среды насильников в свое оправдание.
Психологическая помощь детям, ставшим жертвами семейного насилия, финансируется из разных источников: системы «Помощи жертвам», государственной услуги социальной реабилитации и системы защиты детства местных самоуправлений. С 2017 года услуга женских опорных центров является частью государственной услуги «Помощи жертвам», ее организует Департамент социального страхования, который покупает услугу в рамках госзаказа.
Платят главным образом за консультирование женщин. Государство дает деньги женским опорным центрам на консультации детей лишь тогда, когда речь идет о жертве сексуального насилия или если по факту семейного насилия возбуждено уголовное дело. Но до уголовного дела доходят лишь единичные случаи.
Опорные центры ищут финансирование для консультирования детей посредством проектов и благотворителей. «Это моя работа – панически искать деньги, - говорит исполнительный директор MTÜ Naiste Tugi- ja Teabekeskus Пилле Тсопп-Паган. – Мы не оставим ребенка без помощи из-за того, что у нас нет денег, чаще всего мы оказываем ее на добровольных началах, но это не может продолжаться бесконечно».
По ее словам, государству было бы разумно инвестировать в детское душевное здоровье, чтобы в будущем всем было безопаснее: «Мы говорим о будущем государства: эти дети скоро станут взрослыми, которые из-за своих незалеченных душевных травм или станут сломанными людьми, или сами начнут проявлять агрессию, как это несколько лет назад произошло у тартуского торгового центра, где подростки избили мужчину на глазах у его ребенка».
Женские опорные центры могут попросить помощи у города или волости: «Мы годами терпеливо объясняем, что эффективнее всего работать с жертвами семейного насилия вместе – одновременно с матерью и ребенком, желательно и в одном месте. Если матери терапию предлагают в одном конце города, а ребенку дают другое время на другом конце города, это, конечно, хоть какое-то решение. Но наш опыт показывает, что чаще всего в таких случаях мать не ведет ребенка на терапию, поскольку это очень сложно с точки зрения логистики. Кроме того, специалисты из разных организаций часто не общаются друг с другом, чтобы следить за развитием ситуации у матери и ребенка, поэтому процесс лечения оказывается длиннее и менее эффективным». «Мои 45 рабочих часов в месяц оплачивают так: 35 часов – Детский фонд, 10 часов – «Помощь жертвам», в том числе, и государство», - говорит детский психиатр MTÜ Tähtvere Avatud Keskus Анне Даниэль-Карлсен.
Детям обоих опорных центров помогают благотворители, то есть Детский фонд Клиники Тартуского университета, который со следующего года планирует отказаться от оказания помощи. «Действительно заслуживает крайнего сожаления то, что в течение десяти лет ни государство, ни самоуправления не нашли возможность финансирования крайне важной услуги. Там все больше думают, что помощь Детского фонда стала чем-то само собой разумеющимся. Хотя всем участникам процесса очень хорошо понятно, что попавшие в замещающий дом или приют для женщин дети нуждаются в психологическом консультировании», - говорит стратегический руководитель Детского фонда Сийри Оттендер-Паасмаа, которая надеется на то, что государство как можно быстрее найдет решение.
В этом году Детский фонд оплатил 960 часов консультаций на сумму в 49 613 евро: «Средняя стоимость часа составляет 45 евро и, конечно, это весьма скромная сумма, учитывая характер и сложность работы».
Postimees связался еще с 18 опорными центрами и приютами, замещающими домами и некоторыми местными самоуправлениями. Выяснилось, что большая часть из них нуждаются для проведения психологических консультаций в дополнительных пожертвованиях. Расходы на консультирование детей покрываются, например, крышевыми деньгами политиков.
На Сааремаа, например, можно купить услугу, но это требует дополнительных расходов, чтобы добраться до специалиста (например, в Таллинн, Пярну, Тарту) или невозможно ездить к специалисту с необходимой частотой.
«Странно, что если у персонала опорного центра должно быть пройдено обучение по теме насилия в близких отношениях, то у представляющих помощь государственных психиатров и психологов такого требования нет. Часто предлагаемая услуга не отвечает поставленным целям, поскольку детские проблемы не могут связать с пережитым в агрессивной семье и дети отказываются от услуги», - говорит представитель MTÜ Pärnu Naiste Tugikeskus Марго Орупыльд.
Первичная потребность в психологическом консультировании в SOS Lasteküla в большей степени покрыта деньгами государства и волости, но поскольку нуждающихся в помощи детей и семей очень много, возникла ситуация, когда возрастает потребность в лечении, искать финансирование которой приходится самим. «Поскольку SOS Lasteküla уже больше десяти лет помогает оказавшимся в беде семьям, можем сказать, что не каждое самоуправление может обеспечить детей и родителей необходимыми услугами и консультациями. Консультирование и терапия таких семей финансируется за счет благотворителей», - сказал руководитель отдела развития и качества услуг SOS Lasteküla Эльмет Пухм.
«Для психологического консультирования детей нет отдельной строки в бюджетах ни этого года, ни следующего. Деньги на консультирование детей заложен в бюджетах многих услуг, например, услуги помощи жертвам», - ответила на вопрос Postimees советник отдела благополучия детей Министерства социальных дел Маарья Кярсон.
Это не означает, что консультирование детей вообще не финансируют: «Услуги психологов финансируются из разных источников. Детскому фонду мы предложили встретиться, чтобы выяснить, по каким причинам у них больше нет возможности помогать».
В Детском фонде заверили, что они неоднократно рассказывали о проблемах и представителям министерства, и министру.
«Понимание имеется. Людей, которые выходят из нашего кабинета и говорят, что понимают серьезность проблемы, все больше. Но это понимание не доходит до государственного финансирования: на это еще потребуется время», - говорит психолог Мариана Сакснийт.
В 2011 году Эстония подписала Стамбульскую конвенцию, согласно которой она признала, что и ставшие свидетелями семейного насилия дети являются жертвами, поэтому она обеспечит психологическое консультирование детям, ставшими свидетелями любой формы насилия, а также будет считаться с интересами ребенка. Пока же Министерство социальных дел готовит новый Закон о помощи жертвам, который, в числе прочего, говорит о психологической помощи детям, видевшим насилие. Он должен вступить в силу в 2022 году.
«Хочу надеяться, что приоритет государству ясен, я даже не осмелюсь подумать иначе, поскольку это означало бы большой откат назад. Очень много людей проделали огромную работу, чтобы люди решились попросить о помощи, чтобы они признали, что им нужна помощь», - говорит Сакснийт.
Нуждающиеся в помощи дети могут получить ее круглосуточно по телефону 116 111 или на сайте lasteabi.ee, или отправив письмо по адресу info@lasteabi.ee.
Работа детского психолога еще и очень сложная.
В Эстонии бакалавриат и магистратуру по психологии заканчивает большое количество психологов, но не все работают по специальности. «Поскольку это крайне сложная в моральном плане профессия и у нее очень высокий процент профессионального выгорания», - говорит детский психолог Мариана Сакснийт.
«Коллеги часто удивляются, как можно работать с детьми, которые больше не хотят жить? Очень страшно, что все эти маленькие люди к своим восьми годами уже допускают мысль о том, что они вообще не хотят жить, или не понимают, как можно жить по-другому».
Проблема нехватки психологов наблюдается по всей стране, а детских психологов, которые хорошо понимают тему травм от семейного насилия, в Эстонии крайне мало.
«Менее 20 специалистов сейчас настолько перегружены работой, что это уже вредит им самим, но никто другой помочь ребенку не может. Поэтому приходится выбирать: или оставить ребенка без помощи, или помогать, пока хватит сил», - говорит исполнительный директор MTÜ Naiste Tugi- ja Teabekeskus Пиллет Цопп-Паган.
«Начало работы с пациентами, ждущими в общей очереди, к сожалению, может крайне сильно затянуться», - добавляет детский психиатр Анне Даниэль-Карлсен. По данным профессионального регистра, профессию клинического детского психолога в Эстонии имеют 48 человек, которые должны помогать и детям, ставшим жертвами сексуального насилия.
«Клинических психологов, конечно, не хватает, но люди, имеющие необходимое базовое образование, в Эстонии есть. Есть проблема с прохождением профессионального года, но в ближайшем будущем есть надежда на получение финансирования на обучение из государственного бюджета», - говорит главный специалист отдела народного здоровья Министерства социальных дел Кятлин Микивер.
«По бумагам чиновникам кажется, что все работает, однако реальность – это нечто иное. Иногда стоит выходить из кабинета!» - призывает стратегический руководитель Детского фонда Сийри Оттендер-Паасма.
«Прежде всего, нам не хватает психологов, обучение которых в Эстонии могло бы стать более гибким. В Тартуском и Таллиннском университетах психологов учат только на дневном отделении, а учитывая общую потребность, это никак не оправдано. Нужно открыть группы сессионного обучения, а обучение вывести из больших городов в так называемые колледжи», - советует руководитель Сааремааского опорного центра для детей и семей Ааро Нурси.
Государство не считает, какому количеству детей оказали психологическую помощь после семейного насилия, а MTÜ Naiste Tugi- ja Teabekeskus с января по август консультировал детей так:
Дети, ставшие жертвами семейного насилия (в том числе, свидетели)
2019 год – 331
2020 год – 301
Дети, ходившие к детскому психологу
2019 год – 73
2020 год – 50
Дети, получившие помощь за счет государства
2019 год – 21
2020 год – 8
Дети, ставшие жертвами семейного насилия (в том числе, свидетели)
2019 год – 89
2020 год – 76
Дети, ходившие к детскому психологу
2019 год – 25
2020 год – 36
Дети, получившие помощь от государства
2019 год – 2
2020 год – 1