/nginx/o/2020/11/30/13504957t1h7e25.jpg)
Homeless Bob Production – эстонская продюсерская компания, приложившая руку и душу к одиннадцати фильмам, в числе которых «Ласнамяэский бал» (2007), «Идиот» (2011), «Ноябрь» (2017). На фестивале PÖFF она представила две очень разные, но в чем-то схожие ленты – «Последние» и «Обреченные».
Вообще-то «Последние», пятый фильм Вейко Ыунпуу, – лента не новая: она шла в кинотеатрах с конца сентября, а в конце октября Эстония номинировала ее на «Оскар» в категории «Зарубежный фильм». Жаль, в условиях пандемии «Последних» увидели явно немногие, и «Темные ночи», в этом году еще и виртуальные, дали зрителям второй шанс. Я бы поостерегся говорить, что «Последние» – кино прямо вот для всех, однако в истории эстонского кинематографа оно все-таки останется.
Где золото моют в горах
У «Последних» нет национальной принадлежности: с формальной точки зрения это картина эстонская, с финансовой – европейская, с географической – финская, а точнее, лапландская. Именно там, на севере Финляндии, и происходит дело – в крошечном шахтерском поселке неподалеку от рудника, в котором добывают нечто (вряд ли золото, хотя в свое время в этих местах случилась золотая лихорадка; скорее – тоже ценный хром). Шахтой владеет Кари по кличке «Рыбак» (Томми Корпела), такой же бородатый и крутой мужик, как все здесь, только одежда у него почище и денег побольше.
Герой фильма, молчаливый парень Рупи (эстонский актер Пяэру Оя) – шахтер, но не простой: он младший сын вождя саамского племени, старика Оулу (Сулеви Пелтола), который, кажется, впал в маразм. С вождем связана ключевая коллизия: его племя владеет землей, которая нужна Кари позарез. В старых шахтах копать нельзя – это опасно для жизни. Ну а вождь, оленевод, лишившийся стада, не желает уступать – и племя, включая старшего брата Рупи, его поддерживает. Рупи оказывается как бы между двух миров: он почти чужой в племени, потому что работает «там, где всё взрывают», но и среди шахтеров держится особняком.
Поселок страшно беден, из развлечений там – только бар с попсой и водкой, ну и, если у кого есть чем расплатиться, наркотики. Рупи и сам ими приторговывает, например, продает таблетки местной красавице Рийтте (Лаура Бирн). У Рийтты есть парень, шахтер Лиевонен (Элмер Бэк – пять лет назад его прославила главная роль в фильме Гринуэя «Эйзенштейн в Гуанахуато»). Лиевонен когда-то был певцом и все еще выглядит как среднее между Оззи Осборном и Игги Попом, но дар петь он потерял и живет, по его словам, только потому, что есть Рийтта. Она несчастна по-своему – у нее есть Большие Мечты, она тоскует по Хорошей Жизни, а вот средств, чтобы уехать из поселка, нет. Остаются бар, танцы и амфетамины. Увы, Рийтта слишком красива – в нее тайно влюблен Рупи, понимающий, что ему ничего не светит, на нее положил глаз хозяин шахты Кари...
Как победить беса
Короче говоря, если судить по первым кадрам, перед нами производственно-лирическая драма из жизни шахтеров. Тут если жизнь - то бедная, если любовь - то несчастная, если шахта - то смертельно опасная, если природа - то страшно красивая: равнины, горы, рассветы-закаты. И всё это под величественную музыку Свена Грюнберга. Ассоциация с эстонской киноклассикой «Отель "У погибшего альпиниста"» неизбежна: там тоже были горы под ошеломительную музыку Грюнберга – и точно так же всё оказывалось не тем, чем казалось, детектив перетекал в фантастику, а та – в метафизику.
/nginx/o/2020/11/30/13505039t1h31dd.jpg)
Так и в «Последних». Наверное, Вейко Ыунпуу не столь важно, о чем именно снимать, – все равно в итоге получится фильм о дьяволе, Боге и свободе; можно начать с писателя в деревне, как в «Роукли» (2015), можно с менеджера на заводе, как в «Искушении святого Тыну» (2009), а можно с лапландских шахтеров. Только сначала производственно-лирическая драма станет триллером а-ля Тарантино (в одной сцене герои дерутся на фоне японской музыки – это в Лапландии-то), а потом перейдет в метафору освобождения от зла.
Потому что хозяин шахты Кари – это, разумеется, зло. Если не дьявол, то бес, пусть мелкий, но причиняющий изрядно вреда всем, чьей жизни касается. Когда в шахте случается взрыв и из нее еле выходят окровавленные, покалеченные шахтеры, Кари заводит патриотическую песню: мол, спасибо всем, вы молодцы, вы настоящие финские мужики, а уж финские мужики не сдаются, они продолжают идти, чтобы доказать, что они не сдаются, особенно тут, в Лапландии... И когда бригадир возражает: нет, нельзя копать дальше, кто-нибудь может погибнуть, – Кари наливает ему заоблачно дорогого алкоголя и вспоминает о том, что ведь были, были времена, когда надо было сражаться, вот хоть сороковые годы, помнишь, на Финляндию напал медведь, медведище с востока, – так что вперед, мы еще немного покопаем!
Кари – демагог, и не слишком умный, но шахтеры ему верят. Может, потому что альтернативы нет: закроется шахта – и кранты всему. И даже когда Кари посылает Рупи и Лиевонена на границу, в Норвегию, чтобы Рупи купил у дилеров запас амфетаминов, они ни в чем его не подозревают. Хотя Рупи, кажется, понимает: весь маневр затеян, чтобы Кари остался наедине с Рийттой. Чего Рупи не знает – так это того, что хозяин шахты всё продумал и полицейские уже ждут автомобиль с наркотиками...
Но тут вмешивается то, что называют судьбой. Или Богом. Только смысл не в том, чтобы, как в блокбастере, победить зло, убить зло, растоптать, расстрелять, раздавить, замочить зло любым доступным добру способом. Нет, свобода – в другой стороне. И те, кто выживет, – последние – выживут именно и только потому, что они это поняли.
/nginx/o/2020/11/30/13505051t1h6fc3.jpg)
Страшные сказки, а может, и не сказки
А еще Homeless Bob Production представил на «Темных ночах» дебютный полный метр Чино Мойи, известного как режиссера клипов. По-русски фильм называется, кажется, «Обреченные», в оригинале – «Undergods» с отсылкой к слову underdog, «неудачник, жертва, терпила», и перевертышем: вместо «собаки» – «бог». В общем, «Нижние боги» или «Недобоги». Это чисто европейский, британско-бельгийско-эстонско-сербско-шведский проект, играют в нем актеры из дюжины стран, и состоит он из киноновелл, которые, на манер «Тысячи и одной ночи» или «Рукописи, найденной в Сарагосе», переплетены между собой неочевидными способами. Первый герой видит второго во сне; сосед этого второго героя рассказывает дочери сказку о третьем; третий проваливается в мир первого; четвертый, наоборот, выходит из этого мира в мир пятого героя;, но, возможно, он всего лишь фантазия героя номер один...
Истории эти очень разные, фантастические, страшные, непредсказуемые. Темной моралью они все похожи на сказки Гофмана (которым зачитывается одна героиня). Здесь есть, скажем, история образцового, нормального, но ужасно скучного инженера, в дом которого заявляется давным-давно пропавший без вести первый муж его жены – явно не в себе. Есть история жадного торговца, который украл у полусумасшедшего инженера некий проект – и в итоге потерял дочь. Есть история пожилой пары, первой въехавшей в новостройку; вечером к паре приходит мужчина, говорит, что он их сосед с верхнего этажа, вышел без ключа, дверь захлопнулась – не разрешите ли переночевать...
/nginx/o/2020/11/30/13505053t1h21cb.jpg)
Паттерн один и тот же – появление незнакомца, который вторгается в вашу жизнь и ее переворачивает, – но есть и кое-что общее: разрушенный, может, даже постъядерный мир, по которому колесит, собирая трупы и полуживых людей, старый грузовик. Мир этот – наш, эстонский, таллиннский: в серых силуэтах пустых обуглившихся домов угадываются ласнамяэские пейзажи, обезображенные компьютерной графикой до постапокалиптического состояния. Такое вот чисто визуальное смещение реальности – вдобавок к ее смысловому, сюжетному, структурному смещению, которое случается на экране примерно раз в три минуты. «Обреченные» – тревожное кино. В пандемию, признаться, весьма и весьма в тему – практически реализм.