В теории заговоров встроена вакцина

По словам Андеро Уусберга, необходимость в объяснении, которое давало бы эмоциональную удовлетворенность, делает теории заговора симпатичными. А действительность кажется людям слишком скучной. Фото: Margus Ansu

По словам старшего научного сотрудника Тартуского университета в области аффективной психологии Андеро Уусберга, больше всех рискуют попасться на удочку теорий заговора люди с низким уровнем образования и общественной позицией, характер которых не выносит запутанных ситуаций. По мнению Уусберга, предъявление антимасочникам все большего количества аргументов может, наоборот, углубить их веру в заговор и лучшим решением был бы поиск общих ценностей.

- Вы удивлены, что в пятницу прошло такое мероприятие, где всерьез выкрикивали всякие сомнительные вещи, и в основном, что маски вредны?

- Не удивлен по двум причинам. Одна из них - то, что мы видим подобное по всему миру. А во-вторых, учитывая природу человека, довольно ожидаемо, что в запутанной ситуации начинают гулять конспирологические теории и есть некоторое количество людей, которые при совпадении разных факторов воспринимают их весьма серьезно.

- Какие причины заставляют верить в теории заговоров?

- Довольно разумный, с моей точки зрения, подход говорит, что теории заговора утоляют три жажды или удовлетворяют три психологические потребности. Во-первых, у всех нас есть принципиальная потребность понять мир, что вполне естественно. Особенно велика эта потребность в острых ситуациях, которые, с одной стороны, важны, а с другой сложны – как, например, пандемия коронавируса. В таких ситуациях теории заговора предлагают иллюзорную ясность. Объяснение сложных событий зачастую состоит из множества довольно скучных фрагментов и возникает противоречие между тем, насколько невероятной выглядит ситуация, и тем, насколько не приносит удовлетворения это настоящее объяснение. Из истории можно привести в пример теракты 11 сентября и покушения, где так называемое правильное объяснение, с одной стороны, запутанно, с другой – не отвечает чрезвычайности события.

Во-вторых, люди склонны обращаться к теориям заговора в тех случаях, когда они плохо контролируют происходящее. Например, проводились опыты, при которых в лаборатории у людей увеличивали тревогу и обнаружили, что они начинают более серьезно относиться к теориям заговора. Если ты в ситуации, когда от тебя мало что зависит, теория заговора в каком-то смысле позволяет взять под контроль то, во что ты веришь. Подвергание сомнению авторитетов и распространенных точек зрения дает ощущение, что ты хоть насколько-то хозяин положения. Для стороннего наблюдателя это, конечно, дико, но человек, который в данной ситуации мало что может сделать для себя хорошего, начинает верить в какие-то истории, где у него еще меньше возможности что-то для себя сделать: поскольку теории заговора утверждают, в основном, что за происходящим кроется чья-то всемогущая рука. Но сам акт сомнения в реальности дает человеку хоть какое-то чувство контроля.

Третья потребность – потребность быть выслушанным. Вот и сейчас мы видим, что есть некоторые общины, в которых членским билетом становится наличие позиции – и этой позицией может быть и приверженность теориям заговора.

- Почему, если попытаться аргументированно объяснить пользу от ношения масок, в нее не хотят верить?

- Один из характерных признаков многих теорий заговора – то, что в них встроена вакцина против контраргументов. Согласно теориям заговора именно те участники, которые могли бы опровергнуть теорию, например, врачи, ученые, правительство, по какой-то причине не заслуживают доверия - например, у них есть в игре свои интересы. Это не случайно. Многие теории заговора характеризуются тем, что в них вплетены сомнения в тех источниках, которые действительно могли бы представить опровергающую информацию.

- Я правильно понимаю, что в этом и есть секрет успеха теорий заговора?

- Кажется, что так. Можно ведь подумать, что теории заговора – как вирусы или организмы, подчиняющиеся каким-то эволюционным силам. Как коронавирусы появляются снова и снова, но лишь некоторые из них могут распространиться по всему миру, потому что у них есть какие-то признаки, благоприятствующие росту. В случае теорий заговора одним из таких признаков является упреждающая атака против тех, кто не согласен с теориями заговора.

Но, например, в случае антимасочников мы видим, что те научные исследования, которые им подходят, они все-таки используют. Например, известное датское исследование, которое показало, что в некоторых случаях маска не помогает. Для меня это тоже интересный парадокс. С одной стороны, теоретики заговора как будто отрицают такие традиционные для общества методы приближения к истине, как консенсусная наука и научные институты. Но в то же время они заимствуют такие атрибуты научного мышления и действительно используют аргументы ученых.

Андеро Уусберг (40)

1987–1999 Раплаская общая гимназия

1999–2004 Тартуский университет, бакалавр психологии

2004–2006 Тартуский университет Tartu Ülikool, магистр психологии

2006–2014 Тартуский университет Tartu Ülikool, доктор психологии,

2002–2003 ведущий Terevisioon

2006–2007 Тартуская горуправа, руководитель отдела по связям с общественностью

2007–2015 Тартуский университет, научный сотрудник института психологии

2015–2018 Стэнфордский университет, отделение психологии, постдокторантура

2018–… Тартуский университет, институт психологии, старший научный сотрудник в области аффективной психологии

- Отличаются ли люди, которые легко верят теориям заговора, от обычных людей, может ли у них в мозге что-то быть устроено по-другому?

- Здесь слишком легко соскользнуть в иллюзию, что, если я человек с определенными качествами, то у меня иммунитет к теориям заговора. Я думаю, что многие из нас наслаждаются документальными фильмами National Geographic или History, которые щекочут немного альтернативными объяснениями исторических событий, и все это очень по-человечески.

Но исследования, конечно, показывают некоторые тенденции. Зачастую люди, которых приводят в восторг теории заговоров, не высоко образованы. Во-вторых, играют свою роль некоторые свойства характера, как, например, нетерпимость к неопределенности (uncertanty intolerance). Есть люди, у которых не до конца ясные ситуации не вызывают особой тревоги. И есть люди, которым из-за их характера труднее терпеть вещи, которые неясны. Например, когда серия телесериала заканчивается так, что остаются вопросы. Это заставляет нас всех нервничать, но некоторых больше, поскольку их нетерпимость к неопределенности выше. Такие люди чаще становятся легкой добычей теорий заговора. Они труднее переносят те несовершенные объяснения, которые зачастую предлагает нам реальность.

- Это хроническое?

- Да, свойства характера не особенно быстро меняются в течение жизни, они просто присущи человеку.

Третий признак восприимчивости к теориям заговора связан с тем, где человек находится в социальной иерархии. Люди и группы, которые по какой-то причине маргинализированы и чья социально-экономическая позиция ниже – будь то меньшинства, люди с меньшими финансовыми возможностями, просто группы, чье слово в обществе ничего не стоит – они тоже по каким-то причинам становятся более легкой добычей теорий заговора.

- Если мы возьмем, например, теорию плоской Земли, мы можем быть уверены, что это не очень опасно. Зато теории антимасочников в нынешней эпидемиологической ситуации могут быть такими. Возможно ли как-то переубедить тех, кто в них верит, хотя бы с помощью эмпатии?

- Ответ – и да, и нет. Исследования показывают, что переубедить очень трудно, и предъявление все большего количества доказательств в основном не работает. В то же время есть примеры удачного убеждения.

Я думаю, что о борьбе с теориями заговора можно думать в двух фазах. Одна касается профилактики. Нельзя допустить поляризацию позиций, чтобы не возникло линий фронта. Если какая-то тема становится не вопросом того, как мне правильно себе вести, а вопросом о том, к какому лагерю я принадлежу, то переубеждение человека сразу становится на порядок сложнее, поскольку тема становится частью человеческой идентичности.

- То есть убедить, скорее, очень сложно?

- В фазе поляризации это довольно сложно, но кажется, что эту ситуацию можно предотвратить. Если взять вопрос масок, то долгое время в Эстонии это не было вопросом идентичности. И сейчас это далеко не самая сильная часть идентичности, как, например, в США, где это приклеилось к партийной идентичности, раскалывающей общество. Мы в Эстонии могли бы подумать наперед, что когда в один прекрасный день к нам прибудет вакцина от ковида, как не оформить ее в виде бинарного вопроса – будешь ты ее делать или нет.  

Если уже произошла поляризация, то исследования показывают, что выдвижение дополнительных аргументов, основанных на фактах, скорее усугубляет противостояние. Скорее, необходимо сохранить ощущение понимания, что мы на поле ради одного и того же, и искать общие ценности. В дебатах о масках можно найти и общность на уровне ценностей. Например, человек, ценящий свободу передвижения, если он в данный момент не слишком охвачен чувством принадлежности к своем лагерю, очевидно, понимает, что ношение маски в общественных местах - намного меньшее ограничение свободы, чем если бы мы вновь пошли по пути полного закрытия общества.

- Решение правительства сделать маски обязательными может стать моментом поляризации или деления на лагеря? Раньше ведь против этого не протестовали.

- Одна проблема действительно в том, то тема масок уперлась в вопрос, обязательно это или нет. Например, я помню один из весенних выпусков передачи Suud puhtaks, где все время спорили о том, должна маска быть обязательной или нет. Но не о том, почему маска хороша и почему можно было бы носить ее добровольно. Да, рамки обязанности были неудачными. Но я бы не стал однозначно возлагать ответственность на государство, которое в конце концов сделало их обязательными, но возложил бы ее и на экспертов, лидеров общественного мнения и журналистов, которые восприняли этот вопрос обязательности как более важный, чем это есть на самом деле.

- Что было бы лучшим решением в нынешней ситуации?

- Если мы говорим, например, о том, что могли бы сделать СМИ, было бы конструктивно раскрыть разные грани эффективности масок, - когда они помогают, а когда нет - причем совершенно честно. Есть темы, связанные с практическим ношением масок, которые СМИ могли бы осветить конструктивно. Сейчас эти темы рассматривают тоже, их хватает, но вопрос в том, что доминирует.

Теперь, когда вопрос в какой-то мере поляризовался, необходимо держать целое в голове. Сколько мы сейчас говорим о тех, кто не носит маски, и сколько о тех, кто их все-таки носит? Опять-таки из исследований известно, что люди следуют примеру друг друга и таким образом постоянное выделение тех, кто не носит маски, оказывает популяризации масок медвежью услугу.

Чтобы ношение масок стало социальной нормой и принесло эпидемиологическую пользу, далеко не все до последнего должны их носить. Достаточно, если это будет делать большинство, что ограничит распространение эпидемии и сделает неношение маски социально неудобным.

С моей точки зрения, если кто-то хочет терпеть это неудобство в своей жизни и это поможет ему утолить какую-то жажду, это не большая проблема.

- С ними больше нельзя ничего поделать?

- Именно, и, может быть, не стоит об этом и беспокоиться. Чем меньше заставлять людей выбирать какой-то определенный лагерь, тем больше будет тех, кто в какой-то момент потихоньку начнет менять свое поведение. Как и сейчас есть люди, которые говорят, что не наденут маску, например, в театре, но согласны надеть ее в магазине. Социальные нормы или неписаные правила на самом деле устанавливаются с течением какого-то времени. Такие вещи, которым мы по умолчанию следуем и о которых не задумываемся. В основном это происходит по примеру других и часто  достаточно небольшого большинства, чтобы установить манеру поведения в каком-то пространстве. Мы очень надеемся, что вопрос масок на самом деле встает на место.