Мини-сериал Григория Константинопольского «Мертвые души 2020» превратил «птицу-тройку» в «бэху-трёшку» (BMW 3-й серии), а Павел Иванович Чичиков здесь не скупает по демпинговым ценам умерших крепостных, а втридорога продает элите провинциальной Бугорской области места на столичных кладбищах рядом с еще не усопшими выдающимися людьми современности.
По телевидению этот сериал вряд ли покажут. Он снят по заказу стримингового сервиса IVI и выложен на его платформе; так как удачную находку в наше время невозможно скрыть, то все 4 серии очень скоро стали доступными в интернете совершенно бесплатно.
Кинотеатры закрыты, телевидение чаще разочаровывает, чем увлекает, – и остается уповать на ресурсы интернета. Тем более, что в «Мертвых душах 2020» снялось целое созвездие великолепных актеров. В том числе недавно ушедший из жизни потрясающий артист Сергей Колтаков; сыгранный им губернатор Бугорской области А.К. Сквозник-Дмухановский стал последней работой Колтакова и блестящим продолжением созданного им ряда лукавых царедворцев (граф Панин в телевизионной трилогии о Екатерине II; граф Мордвинов в «Союзе спасения»). Чичикова сыграл Евгений Цыганов, наконец-то (через семь лет после «Оттепели») получивший роль, в которой от исполнителя требовались не только красота и солидность, но и незаурядное мастерство. В сериале снялись Анна Михалкова (хозяйка гостиницы Агафья Тихоновна), Елена Коренева (Коробочка), Александр Робак (Собакевич), Дмитрий Дюжев (Манилов), Тимофей Трибунцев (Ноздрёв), Алексей Серебряков (Плюшкин), Иван Охлобыстин (капитан Копейкин); словом, куда ни глянешь – увидишь звезду.
Гоголевские помещики превратились в чиновников Бугорска; действие перенесено в наши дни, «Мертвыми душами» Григорий Константинопольский не ограничился: Сквозник-Дмухановский перекочевал в фильм из «Ревизора», а Агафья Тихоновна – из «Женитьбы».
Дмитрий Быков недавно сказал, что Рождество в России до сих пор отмечается по лекалам, которые создал Гоголь. Григорий Константинопольский своим сериалом развил эту мысль: по гоголевским лекалам до сих пор существует не только Рождество, но и все происходящее. Имена и характеры гоголевских персонажей, надетые, словно карнавальные маски, на людей первых десятилетий ХХI века, не скрывают их естества, а, напротив, обнажают его, делают узнаваемым. Надо только принять и понять язык выразительных средств, избранный режиссером и скроенный, разумеется, тоже по гоголевским лекалам.
Гиперболизация, фантастический реализм происходящего здесь не так уж далеко ушли от реальности. Существует такой телевизионный канал «Кто есть кто»; некоторое время назад по нему шла передача об Андрее Разине, известном как создатель «Ласкового мая» и 66 клонов этой группы, а также как земляк и (лже)племянник Михаила Горбачева. Чичиков рядом с ним – всего лишь бойкий воспитанник средней группы детского сада, а любой из самозванцев, хоть Лжедмитрий I или II, хоть Пугачев – жалкий неудачник. Так что эпоха щедро унавозила почву, на которой произрастают авантюристы разных мастей.
Константинопольский, вероятно, изучал не только Гоголя и не только академические труды о его творчестве, изданные за последние полвека или чуть более долгий период, но и одно из ярчайших литературоведческих исследований Серебряного века - «Гоголь и черт» Дмитрия Мережковского. Для Мережковского гоголевский черт «номинальная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин - вечная плоскость, вечная пошлость… среди безделья, пустоты, пошлости мира человеческого; "отец лжи" в образе Хлестакова или Чичикова».
Хлестаков и Чичиков (а они воплощение одной и той же сути же в разных нарративах) обладают симпатичной, но незапоминающейся внешностью, какой, заметьте, должен обладать успешно действующий шпион. Хотите - можете считать Хлестакова/Чичикова агентом Ада, заброшенным в мир людей, чтобы выявить среди них и завербовать всякую хтонь, т.е. представителей темной, иррациональной, лишенной совести и понятий о Добре и Зле силы, которой удается оседлать жизнь и скакать верхом на ней к цели. Как кузнец Вакула на черте. Только кузнец (т.е. народ) и черт поменялись местами, и наездником стала хтонь, нежить. Люди, чьи души давно мертвы.
Чичиков, снабженный удостоверением ответственного работника прачечной, миль пардон, минкульта, вешает на ушу «уважаемых людей» небрежно проваренную лапшу: мол, на престижных столичных некрополях в результате реновации освободилось много места и есть решение: заранее закрепить эти места за выдающимися деятелями государства – столичными и провинциальными, как усопшими, так и ныне здравствующими. (Практика заблаговременной покупки мест на кладбище общеизвестна; какой бы невероятной ни была фантазия, в нее поверят, если она воздвигнута на реально осязаемом фундаменте – и весь этот набор осовремененных гоголевских персонажей повелся на аферу.)
Если рассуждать по Мережковскому, предложение Чичикова – ловушка. Жгучее желание упокоиться рядом с теми, кто на современное безрыбье считается выдающимися и даже великими людьми, выдает в бугорской «элите» ее выморочную сущность, они уже зомби, их тянет к могилам, там им – самое место.
Конечно, подойдет и более прозаический мотив. Близостью к видному деятелю (политики, науки, искусства и литературы) существо с мертвой душой повышает свою значимость – в собственных глазах, но и в глазах наивных людей, принимающих за чистую монету пассажи типа: «Я с Пушкиным на дружеской ноге», «Выпивали мы как-то с Володей Высоцким», «Когда я смотрела спектакль Богомолова», «Как-то выхожу я с Войновичем из ЦДЛ» и пр. Довольно часто фокус удается.
Каждый выбирает кумира и место согласно занимаемому общественному положению. Губернатор - у Кремлевской стены, рядом с… (сами понимаете, кем). Слегка помешавшийся на аюрведах, благовониях и Камасутре местный глава здравоохранения и социальных дел Манилов (даже жену свою он зовет Камой, а детей – Кришну и Вишной) мечтает, чтобы половина праха его и супруги была развеяна над Гангом, а другая погребена рядом с Чубайсом и его супругой, начальник над культурой Собакевич – рядом с Навальным (предусмотрительный человек, решил подстраховаться на случай, если ситуация коренным образом изменится) и т.д.
Правда, Манилов – единственный, кто тут же выкладывает требуемую сумму – 30 миллионов рублей. Верхушка: губернатор, прокурор, начальник УВД и почему-то почтмейстер (вероятно, он затесался среди высшей власти и силовых структур потому, что перлюстрирует письма) по очереди предлагают раскидать их взносы на нижестоящих – пусть расплачиваются те, кто стоит в пищевой цепочке не наверху, «но и не под ногами Фортуны, а посередке, в средоточии ее милостей», сказал бы Гамлет. Излюбленный Гоголем мотив «вор и вора дубинку украл» разыгрывается крещендо.
Актерские работы в сериале очень неравноценны. Губернатор (Колтаков), романтичная, но твердо стоящая своими крепкими ногами на земле Агафья Тихоновна (Михалкова), Собакевич (Робак) – абсолютно убедительны, актеры буквально купаются в стихии реалистического гротеска, сохраняя при этом своих персонажей живыми людьми, а не карикатурами, точность игры здесь поразительна. Дюжев в роли Манилова и Александра Ревенко в роли его Камы безбожно переигрывают. То же я бы сказал и о Кореневой – Коробочке. (Муж Коробочки был мэром Бугорска, вдова унаследовала эту должность.) Коренева рисует свою героиню невероятной дурой, кажется, это явный перебор, всё же дама у власти! Хотя… Ладно, вспомним А.К. Толстого: «Ходить довольно склизко по камешкам иным, о том, что слишком близко мы лучше умолчим».
Зато совершенно фееричен Трибунцев в рои Ноздрёва. Ему и род занятий подыскан подходящий: начальник по физкультуре и спорту, и антураж подобран снайперский: Ноздрёв щеголяет в камуфляже, тельняшке десантника и казачьей папахе, его окружение – такие же опереточные казаки; конный портрет Ноздрёва (по образцу картины Жана-Луи Давида «Наполеон на Аркольском мосту») пишет Никас Сафронов (и как только режиссеру удалось уговорить модного светского живописца на такое камео?), Исполинские эскапады Ноздрёва вполне в гоголевском духе с поправкой на нынешние возможности сановных прохвостов, а мечта его – быть погребенным между Сталиным и Захаром Прилепиным.
В галерее монстров инородным телом кажется Плюшкин. Известно, что эта роль предназначалась для Михаила Ефремова, но по известным обстоятельствам артист надолго выпал из обоймы, и приглашение Алексея Серебрякова, вероятно, решительно изменило задуманный режиссером характер. Заведующий библиотеками Плюшкин относительно (?) честный человек. (Циник прокомментировал бы: а что украдешь в провинциальных публичных библиотеках, раритетов там не водится, разве что стянешь стопку писчей бумаги?). Плюшкину в сериале дана настоящая драма. Ему – и еще одному персонажу, но об этом позже. А пока он стыдливо признается о желании покоиться рядом с Федором Бондарчуком. Они однокашники по ВГИКу, только один стал режиссером, а другой не состоялся и изливает свою скорбь Чичикову на фоне сооруженного в кабинете алтаря Тарковского.
Самым неясным лицом мини-сериала становится Чичиков. Цыганов играет его точно и умно; но чиновники Бугорска – сатирические портреты, написанные яркими, местами анилиновыми, красками и размашистыми мазками, а образ Чичикова ускользает от определенности куда-то в туман, он может быть всем и не быть никем; по Мережковскому – гоголевский черт. Или, другая версия – Вергилий, проводник по кругам современного, обставленного по вкусам нуворишей и нуворюг, Ада. Только водит он не Данте, а зрителей.
Известно, что Гоголь задумывал «Мертвые души» как парафраз «Божественной комедии»; поэма должна была состоять из трех частей, соответствующих дантовским Аду, Чистилищу и Раю. «Ад», первый том, дошел до нас весь, от сожженного второго, «Чистилища», сохранились только фрагменты, к третьему Гоголь не приступал. Но если спроецировать вероятную композицию замысла на то, что дошло до нас и на наш современный опыт, то роль Чичикова меняется: он «обозреватель», трикстер, демонстрирующий нам галерею нежити и позволяющий обозреть всю эту кунсткамеру, ничего не упуская из виду. Заодно он притворяется, издевается, играя с этими монстрами в поддавки, но цель его и подлинная суть образа – как и образа водителя Селифана (Максим Емельянов), другая.
Селифан тоже совсем не прост, их отношения с Чичиковым напоминают отношения рыцаря и оруженосца, Дон Кихота и Санчо Пансы (но тут я, кажется, преувеличиваю); во всяком случае в плутовском road movie, в которое Константинопольский превратил поэму Гоголя, необходим такой персонаж: бабник, выпивоха, жулик, не побрезговавший стянуть неправедно нажитые деньги у взяточников-инспекторов дорожной полиции (один из них носит подходящую фамилию Подколёсин). Но обратите внимание: все лирические отступления поэмы вложены в уста Селифана. И это неспроста.
«Мертвые души 2020» - яркий образец постмодернистского кинематографа, переносящего классический нарратив в наши дни. К такому приему кино (чаще – телевидение) прибегает, вероятно, и потому, что современные сериальные сценарии, по крайней мере 90 процентов их, если они не про ментов и бандитов, ограничиваются частными случаями «из жизни», не будучи в состоянии подняться на ту высоту обобщения, которой когда-то достигала классика. Театр тоже охотно осовременивает классику, перенося Шекспира, Шоу, Гоголя, Островского, Чехова и др. в сегодняшний хронотоп; вспомним хотя бы «Грозу» Михаила Бычкова, персонажи которой явно существовали в мире прозы Андрея Платонова или его «Игроков», перенесенных на ферму в Техасе, а уж сколько раз шекспировские герои выходили на сцену в офисных костюмах или джинсах...
Но один и тот же прием «актуализации» классики в театре и в кино воспринимается по-разному, так как мера условности разная. В театре зритель постоянно ощущает условность происходящего и помнит о ней, а кинофильм и телесериал для него «прямо как в жизни», он забывает, что искусство не копирует существующую реальность, а создает иную, параллельную – и когда на экране возникает перенос классического нарратива в сегодня, зритель тоже проецирует картину мира, созданную великим автором, на окружающую действительность. А режиссер, не всегда, но часто, в выигрыше: ему удалось создать более или менее универсальную картину мира. Чего не получалось, если взять оригинальный, сработанный нашим современником, сценарий.
Только в XXI веке и только в России вышли сделанные по таким постмодернистским канонам фильмы и сериалы «Дубровский» (режиссеры Александр Вартанов и Кирилл Михановский), «Фаворский» (сюжет «Графа Монте-Кристо», очень удачно приспособленный к советским реалиям 1980-х и к постсоветским 1990-х; режиссер Дмитрий Светозаров). «Цветы от Лизы» (осовремененная версия «Пигмалиона» Шоу, режиссер Александр Тимм) и др. А еще раньше адаптировал к 1990-м «Леди Макбет Мценского уезда» Валерий Тодоровский. Отметился и наш земляк Андрес Пуустусмаа, переделавший на современный лад «Бесприданницу». Получилась скрытая полемика с «Жестоким романсом» Эльдара Рязанова – у того Паратов (Никита Михалков), Кнуров (Алексей Петренко), даже Вожеватов (Виктор Проскурин) были, конечно, мерзавцами, но мерзавцами богатырского размаха, а Карандышев (Андрея Мягков) – ничтожеством и завистником. Возможно, Эльдар Александрович в 1984 году предвидел «большие перемены» и торжество «свободного рынка» - и в глубине души надеялся, что эти перемены породят породу предпринимателей сравнимого с купцами Островского масштаба.
А получилось с точностью до наоборот, и у Пуустусмаа единственным приличным человеком оказался сыгранный другим нашим земляком, замечательным актером Кириллом Кяро, Карандышев. И его выстрел в Ларису оказался не смертельным, и выздоровевшая (физически, но и духовно тоже) Лариса ждала Карандышева у ворот тюрьмы. Интересно, что немногим позже, уже не на экране, а на сцене Дмитрий Крымов в своей гениальной «БеЗприданнице» безжалостно развенчал Кнурова, Вожжеватова и Паратова, показав их как пошлые, мелкие и едва ли не мертвые душонки!
Константинопольский годом ранее выпустил постмодернистскую «Грозу», в которой Дикой – мэр города, Кабаниха – владелица ресторана, Кулигин – местный рэпер и оппозиционер. Любовный треугольник Катерина – Тихон – Борис был довольно анемичен; картина не получилась, замах был на рупь, а удар – не на копейку, зачем обижать человека, но максимум на пятиалтынный. Потому что «Гроза» все-таки, как ни крути и как ни своди ее к школьной трактовке про луч света в темном царстве – трагедия, в которой каждое событие вытекает из характеров персонажей, а те прочно заземлены в своей эпохе.
Но с «Мертвыми душами» Константинопольский угадал!
Пути сериала и поэмы расходятся в 4-й, самой неожиданной и фантасмагоричной серии. Материал 1-го тома (если помните, «Ад») постмодернистски преобразован. Куда теперь понесет дорога «птицу-бэху-трёху» с любителями быстрой езды, неясно; правда, из второго тома можно почерпнуть мотив неожиданного ареста Чичикова, привести героя на скамью подсудимых в самом абсурдном процессе, который только можно себе вообразить. Сплетня, будто Чичиков и есть капитан Копейкин, становится полновесным обвинением; возражения, что Копейкин лишился на войне руки и ноги, а у Павла Ивановича все конечности налицо, во внимание не принимаются: мол, нынче изготовляют такие биопротезы, каких не отличить от настоящих рук и ног.
История капитана Копейкина, у Гоголя только мелькнувшая, здесь обрастает трагическими подробностями – это история человека, который по зову сердца, добровольно, отправился воевать в Донбасс на стороне тех, кого украинские власти называют сепаратистами, был тяжело ранен, стал инвалидом, хлопотал о том, чтобы его признали ветераном войны и о льготах, положенных ветеранам, но в Москве наткнулся на отказ: мол, какой же вы ветеран войны, когда наши войска, как известно, в этой войне не участвовали?
Сериал – массовый жанр, и он просто обязан отвечать двум главным зрительским желаниям. Во-первых, нужен герой, которому зритель будет сострадать. Искренне, до слёз. Во-вторых, порок должен быть наказан. Вы же, господа, не артхаус какой-нибудь снимаете, а искусство для народа. Не важно, покажут ли вашу работу «официальные» каналы, или не решатся по причинам, которые сам Гоголь предвидел: «Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и накопляют себе капитальцы, устраивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом? Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше, — хорошо ли это?».
Законы зрительского восприятия выше таких соображений. И в этом сериале от души сочувствовать мы с вами можем только Копейкину. Пока рассказывается его трагическая история, Копейкина играет артист, всей фактурой своей соответствующий этому образу: сильный человек, попавший в безвыходное положение. Но выдержать эту ноту невозможно, она слишком выбивается из стилистики сериала, все-таки он, при всей заземленности в реальности (гоголевской и отличающейся от нее только незначительными подробностями современной), есть акт искусства, а искусство, как обмолвился однажды Ницше, нам дано, чтобы не умереть от истины. Копейкин вновь появляется на экране во главе своих «партизан» (таких же неуместных, как аналогичные, хотя и решенные в драматическом ключе «партизаны», как в «Дубровском» с Данилой Козловским в заглавной роли: не все мотивы и линии классического произведения годятся для переноса в современность), играет этого Копейкина Иван Охлобыстин – и драма превращается в балаган.
Ну а как же с возмездием? Тут все путём – ведь острие сатиры обращено не против Чичикова, а против всей той хтони, которую уже не гоголевскими словами впору характеризовать, а бунинскими, из «Окаянных дней»: «Все самое темное, жуткое и алчное поднялось со дна и вообразило себя хозяевами жизни!». Чичиков и Селифан неожиданно оборачиваются работающими под прикрытием офицерами спецслужбы, которых командировали в Бугорск, чтобы разоблачить тамошних коррупционеров; порок наказан, в кабинеты негодяев врывается спецназ, а Чичиков с Селифаном катят с таким же заданием уже в другую область, и Селифан мечтательно произносит гоголевское: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Согласитесь, что в контексте сериала монолог звучит несколько амбивалентно.
Зато тема хтони убедительно раскрыта. Хотя и в этих закоулках бытия сериальному жанру и Константиновскому лично есть еще чем заняться. Скажем, перенести в современность «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина.
Читайте нас в Telegram! Чтобы найти наш канал, в строке поиска введите ruspostimees или просто перейдите по ссылке!