Над эстонским спортом нависла черная тень

Семья Сильдару несколько лет назад. Фото: Raul Mee

Один «вскрывшийся» случай очевидного бессовестного манипулирования тренером-отцом своим воспитанником-ребенком может бросить тень и на другие подобным образом выстроенные профессионально-семейные союзы, считает журналист Павел Соболев.

В связи со сдачей знаменитым эстонским борцом Хейки Наби положительного допинг-теста курирующее «спорт высших достижений» Министерство культуры Эстонии выпустило короткое заявление, в котором оно напомнило о не слишком давнем допинг-скандале с эстонскими лыжниками и указало, что любой обнаружившийся факт использования каким-то спортсменом допинга усиливает давление на тех спортсменов, кто занимается своим делом честно. 

В тот же самый день, когда стало известно об обнаружении в пробе Наби следов применения стимулирующего рост мышц препарата, эстонский спорт потряс другой скандал: одна из лучших фристайлисток мира Келли Сильдару публично рассказала о том, что в течение долгого времени подвергалась психологическому и даже отчасти физическому насилию со стороны своего тренера и отца.

Наби являлся (до вскрытия пробы «Б» формально еще и является) одной из главных медальных надежд эстонского спорта на Олимпиаде в Токио, Сильдару была единственной такой надеждой на зимних играх в Пекине. Теперь для Наби стали выглядеть совсем призрачными шансы даже просто выступить на Олимпийских играх, ну а Сильдару явила себя на днях миру в таком эмоциональном состоянии, которое говорит о том, что достижение «мира в душе» является для нее сейчас куда более актуальной задачей, чем высокие соревновательные результаты.

На первый взгляд, между «кейсами» Наби и Сильдару нет ничего общего, однако как раз та история с эстонскими лыжниками, о которой вспомнило эстонское культурное ведомство, позволяет перебросить мостик от одного скандала к другому. Как хорошо известно, по делу о применении на чемпионате мира по лыжным видам спорта в австрийском Зеефельде кровяного допинга были вынесены решения о дисквалификации как в отношении — среди прочих фигурантов — спортсмена Андреаса Веэрпалу, так и его тренера и отца, Андруса Веэрпалу, олимпийского чемпиона Солт-Лейк-Сити и Турина, культовой фигуры эстонских лыж и всего эстонского спорта.

Самое суровое наказание по итогам задержания кровяных мошенников с поличным понес тогда самый авторитетный эстонский лыжный тренер Мати Алавер (не только на международном уровне изгнанный «из профессии», но и лишившийся всего своего социального — некогда очень богатого орденами и званиями — капитала в родной стране). Всем пристально следящим за эстонскими лыжами людям было понятно, что именно Алавер и был главным координатором систематического применения допинга членами сборной Эстонии по лыжным гонкам; именно Алавер разрушил то, что когда-то сам и породил, — высочайшую международную репутацию эстонского лыжного спорта, но едва ли хоть у кого-то могли появиться сомнения в том, что Андреас Веэрпалу заказывал услуги рекомендованного Алавером немецкого «допинг-доктора» не без ведома и одобрения своего отца, чья блестящая карьера спортсмена в своей финальной части тоже успела прирасти неприятными допинговыми страницами, которые нельзя было бесследно вырвать из нее даже несмотря на его судебную реабилитацию.

И вот в русле точно такой же логики, каковую использует министр культуры Эстонии Аннели Отть, говоря в связи со случаем Хейки Наби о негативном влиянии допинговых разоблачений на «чистых» спортсменов, к которым возникает определенное недоверие, можно говорить и о том, что один «вскрывшийся» случай очевидного бессовестного манипулирования тренером-отцом своим воспитанником-ребенком может бросить тень и на другие подобным образом выстроенные профессионально-семейные союзы, механизм работы которых вдруг нарушается острым конфликтом.

Конечно, между историями семей Веэрпалу и Сильдару есть существенные отличия: ясно, что Келли Сильдару — исключительно талантливая спортсменка, а у Андреаса Веэрпалу не обнаруживалось даже и малой доли способностей своего отца; Андреас Веэрпалу, занимаясь спортом под руководством своего папы, перед важными соревнованиями вызывал «спецов» для инъекций своей размороженной крови, в то время как в семье Сильдару и речи не шло о каких-то запрещенных допинг-законодательством приемах, но зато, если верить Келли, в обыкновении было грубое принуждение к тренировкам на фоне сильной усталости, а однажды, например, ее заставили форсировать набор формы после незавершенного восстановления от тяжелой травмы.

Между тем, хоть истории и разные, как-то слишком уж бросается в глаза одно в них «общее место»: маниакальное желание родителя максимально сосредоточить своего ребенка на «деле жизни» (которое, возможно, изначально было ребенку навязано), добиться от своего потомка такого уровня посвящения себя «ремеслу», при котором тот должен будет готов идти на очень существенные риски в отношении своего здоровья. В случае Тыниса Сильдару такой расчет имел практические обоснования, потому что его дочь, как все хорошо знают, уже сумела выиграть значительное количество сверхпрестижных международных титулов, а вот Андрус Веэрпалу в своем таком упорстве выглядел находящимся не вполне в ладах с рассудком, поскольку его сыну, кажется, ничто не могло помочь стать конкурентоспособным на международном уровне лыжником. 

Тем не менее, что один, что другой смотрятся принесшими в жертву собственным амбициям в отношении своих детей их «счастливое детство», которое, возможно, является недооцениваемым в формировании личности человека «активом», в действительности влияющим на «формулу счастья» куда больше, чем так называемая карьерная реализация.

Уже заметно, что в публичном выступлении Келли Сильдару комментаторы с консервативным мировоззрением начинают различать попытку встроиться в набравшую в последнее время в мире социальный вес «феминистскую повестку», да и вообще в тренды «новой этики». С моей же точки зрения, довольно трудно не почувствовать, что в случае этого выступления, скорее всего, речь идет об исповеди человека, которому в течение долгого времени приходилось жить такой жизнью, которая не была его собственным выбором, и что даже довольно частые моменты публичного триумфа, к которым эта вынужденная ситуация приводила, никак не могли быть достаточной компенсацией за ту рутину кошмара, в которую выливалось направленное на нее деспотическое доминирование (на которое накладывалось еще и насилие в отношениях между родителями), оформляемое как «воспитание профессионального отношения к делу» .

Когда сам Андрус Веэрпалу в 2011 году был обвинен в применении допинга, созданная в фейсбуке группа «Usume Andrus Veerpalu» («Мы верим Андрусу Веэрпалу») набрала несколько десятков тысяч участников; когда в 2017 году Веэрпалу попался уже как тренер допингиста, предложение о создании сообщества «Usume Andrus Veerpalu 2.0» высказывалось уже только в качестве горькой и глумливой шутки, и у большинства защищавших в прошлом Веэрпалу людей ощущения от нового допинг-скандала экстраполировались и на старый, — в том смысле, что они стали признавать, что Андрус Веэрпалу, с очень высокой вероятностью, и в 2011 году был виноват.

Как мне кажется, поверить сейчас Келли Сильдару можно с куда более легким сердцем, не опасаясь того, что в связи с открытием каких-то новых обстоятельств когда-нибудь ее нынешний рассказ зазвучит по-другому (неправдоподобно); ведь обе стороны коллизии (мать/дочь и отец/сын), расколовшей семью Сильдару, не отрицают того, что ругань и рукоприкладство были в этой семье уже в годы нахождения Келли Сильдару на гребне мировой славы достаточно обычным делом. За такое положение дел никак не может нести ответственность дочь, но очень правдоподобно ее несет отец; никакой пробой «Б» эту очевидность не опровергнуть.