Интервью ⟩ Клинический психолог: нам предстоит еще долго разбираться с влиянием пандемии

Эстонцы по-прежнему остаются по своей натуре довольно мрачными людьми, и, хотя осведомленность о проблемах психического здоровья в последние годы возросла, нехватка клинических психологов, похоже, не исчезает, пишет Postimees со ссылкой на Horisont.

В последнее время проблема психического здоровья эстонцев стала предметом более серьезного внимания общественности. Были разговоры о разрушительном воздействии коронакризиса на психику людей - c последствиями этого явления эстонскому обществу, вероятно, придется иметь дело в течение многих лет после окончания пандемии.

Редактор Horizont Хелен Рохтметс-Ааса поговорила с руководителем института психологии Тартуского университета Кариной Лаас о том, что происходит с психическим здоровьем эстонцев, какие именно психические расстройства возникают, какова и какой могла бы быть роль психологов в эстонском обществе и как обуздать широко распространенную у детей и молодежи зависимость от гаджетов.

- Каково психическое здоровье жителей Эстонии?

- Среднее или, скорее, плохое, учитывая количество самоубийств на 100 000 населения и распространенность депрессии и проблем с алкоголем по сравнению с другими странами. В плане депрессии мы больше похожи на Финляндию, но Латвия и Литва находятся в еще худшем положении. Однако хорошо то, что мы начали уделять больше внимания вопросам психического здоровья.

Если подумать о том, что 30 лет назад ни у кого не должно было быть проблем с психическим здоровьем - если вы говорили что-то в этом роде, вас сразу же считали сумасшедшим, которого следует поместить в закрытое учреждение - ситуация все же значительно улучшилась. Мы начали публично говорить о психических расстройствах, мы понимаем, что разум и тело неразрывно связаны. Многие общественные деятели поделились личными историями в СМИ, и это помогает уменьшить стигму.

Люди начали более внимательно следить за своим психическим здоровьем, они замечают, когда что-то не так с их друзьями, знакомыми и близкими, а также сами чаще решаются обращаться к специалисту. Если в советское время у нас вообще не было психологов, а были только психиатры, к которым попадали с самыми серьезными случаями, то теперь люди все чаще находят психологов.

- Почему в нас так много ипохондрии?

- К сожалению, не в нашу пользу говорит, прежде всего, темный осенне-зимний период, который портит настроение многим. Недостаток света может сбить с толку биологические часы, также он может привести к дефициту витамина D, и то и то другое проявляется в депрессии. Поэтому каждый разумный эстоноземелец должен следить, чтобы уровень витамина D был в норме.

Конечно, та же проблема существует и в других местах на этой широте Далее, если мы сравним себя, например, с итальянцами, то эстонцы - скорее, держат все в себе, мало делятся с другими своими невзгодами и думают, что справляться с проблемами нужно самому.

Конечно, и в этом смысле дела у нас идут к лучшему. Говорят, что разделенная беда - это половина беды, и, наоборот, разделение радости усиливает чувство радости. Разговор о тревогах помогает облегчить их, и это особенно важно при чувстве одиночества, которое также является признаком депрессии. Таким образом, ввиду присущей человеческому виду социальности следует сознательно поддерживать и улучшать социальные отношения, хотя это сложно в нынешней коронавирусной ситуации.

- Из-за чего возникают проблемы с психическим здоровьем? Нужно ли в первую очередь винить окружающую среду, гены или что-то еще?

- В общем случае можно сказать, что на 50 процентов - гены и на 50 процентов - окружающую среду. Однако в каждом случае обязательно нужно смотреть на личное прошлое. Если мы видим, что в семье человека были случаи депрессии, неудивительно, что она поражает и его. То же самое и со многими другими заболеваниями, такими как диабет, так что нет разницы, говорим мы о физических или душевных проблемах.

Не всегда обязательно делать генетический тест, чтобы увидеть признаки опасности, достаточно взглянуть на историю семьи. Если есть признаки опасности, можно осознанно предпринять что-то со своей жизнью. Если у вас в анамнезе депрессия или другие проблемы с психическим здоровьем, вам следует уделять особое внимание своему психическому и физическому здоровью: придерживаться сбалансированной диеты, высыпаться, не взваливать на себя слишком много работать и научиться справляться со стрессом. Таким образом можно предотвратить проблемы и быстрее преодолеть трудности, если они возникнут.

Вторая половина - это среда, но в семье эти вещи часто путают. С одной стороны, у нас есть гены наших родителей, с другой стороны, родители создают среду, которая является лицом этих генов. Например, если у ребенка тревожный родитель, который постоянно трясется и предупреждает обо всех видах опасностей и устанавливает правила и ограничения, чтобы избегать их на неопределенный срок, ребенок последует примеру и станет более тревожным и осторожным. Вдобавок, он получил от своего родителя половину генетического материала, который содержит больше тревожности, чем обычно.

Понятно, что cдетства начинаются многие проблемы, c которыми люди иногда разбираются всю свою оставшуюся жизнь. В то же время нельзя сказать, что жизнь не удалась, если в генах заложена чувствительность выше средней. Родители, которые осознают свои эмоции и создали акцептирующую и поддерживающую домашнюю среду, моделируют ее и для своих детей. Ребенок учится правильно использовать чувствительность, может жить полной жизнью и использовать свой потенциал. И, став взрослыми, мы можем сознательно работать над собой и формировать свою жизнь.

- Вам как клиническому психологу кажется, что проблемы с душевным здоровьем в последнее время участились?

- Я хотела бы ответить «да», но это трудно оценить, потому что в ситуации, когда проблемы психического здоровья привлекают много внимания общественности, к психологу также обращаются с более легкими и только начинающимися проблемами. Это само по себе прекрасно, потому что так можно предотвратить более сложные проблемы. С другой стороны, у этого внимания могут быть свои теневые стороны. Люди склонны воспринимать отрицательные эмоции как нечто, от чего нужно немедленно избавиться, и могут из-за этого слишком остро реагировать.

Фактически, все эмоции эволюционно необходимы. Например, время от времени быть напряженным и встревоженным - это совершенно нормально. Конечно, я не говорю о патологической тревоге, которая мешает нормальному функционированию и не дает спать. Тревога с более сильным выражением страха - самая важная эмоция, поддерживающая выживание, и если бы она была приятной, мы бы давно оказались под машиной или погибли бы каким-то другим образом.

Вопрос в интерпретации. Когда я говорю себе, что я напуган, у меня возникает тревога, и я должен сразу избавиться от нее, я создаю себе негативные эмоции, и напряжение и тревога возрастают. Однако, когда я понимаю, что чувствую себя отвратительно, потому что сегодня был очень трудный день, я говорю себе, что это нормально, что каждый так себя чувствует и что это чувство скоро пройдет, если я немного отдохну, и тогда я снимаю стресс. Самое главное - какой ярлык прикреплен к вашим чувствам. Нормализация эмоций - это то, чем занимаются все психологи, и этим стоило бы заниматься уже в школе.

Но, как уже было сказано, говорить о проблемах - особенно в период короны - очень полезно, учитывая историю эстонцев.

- Насколько хорошо мы знаем человеческую психику? Были ли у вас ситуации, когда вы как клинический психолог терпели неудачу с оказанием помощи?

- Главная магия работы психолога и состоит в том, что люди очень разные, нет двух одинаковых. Наука психология сильно развилась, и основы функционирования психики становятся ясными в университете, но только за счет практики можно интегрировать эти знания в единое целое. Проще, если проблема длилась недолго. Когда речь идет о проблемах, которые накапливались годами и которые могут быть вызваны какой-либо травмой, это, конечно, более сложно и требует больше времени.

Естественно, у каждого психолога бывают моменты, когда кажется, что разум иссякает. Компетентность клинического психолога не вечна, а значит, нужно постоянно совершенствоваться. Сначала учатся в вузе 3+2 года, затем еще один профессиональный год, похожий на ординатуру врачей, а затем профессию нужно обновлять каждые семь лет. Это означает регулярные тренинги, в ходе которых генерируются новые идеи.

Кроме того, предусмотрено обсуждение наболее сложных случаев с опытными коллегами, то есть супервизия. Иногда от коллег вы получаете очень хороший совет и помощ . Во время супервизии гарантируется полная конфиденциальность, что означает, что дела представлены таким образом, что личность человека не может быть идентифицирована. Если такой риск есть, дело вообще не будет представлено на обсуждение.

- В последнее время много говорят о нехватке психологов. Насколько плоха ситуация?

- Спрос сейчас в несколько раз превышает предложение - даже в частных компаниях нужно ждать несколько месяцев, чтобы попасть к квалифицированному психологу. Психиатры говорят, что были бы рады, если бы на каждого психиатра было по четыре клинических психолога, но у нас нет двух, так что ситуация довольно плохая. Кроме того, не хватает и врачей-психиатров. Ищущий помощт хочет попасть на прием как можно скорее, что дает возможность предотвратить расстройство или его обострение, вместо того, чтобы заниматься обострившимся положением, которое требует значительно больших ресурсов.

Не хватает не только клинических психологов, но и профессиональных психологов-консультантов, которые взяли бы на себя часть нагрузки клинических психологов. Дефицит школьных психологов также является серьезной проблемой. Поскольку закон предусматривает, что бесплатные услуги психолога должны быть предоставлены в каждой школе, работать в школы идут молодые люди, у которых есть только степень бакалавра и, следовательно, нет большой части необходимой квалификации.

Основная задача школьного психолога - не проводить терапию или консультировать, а создать школьную среду, в которой и ученики, и учителя будут более психически здоровыми. Конечно, для такой работы нужны высококвалифицированные специалисты, которых недостаточно.

- Что стоит за нехваткой квалифицированных психологов?

- Интерес молодых людей к изучению психологии очень высок, но болевой момент - это профессиональный год психологов: последний год обучения 3 + 2 + 1, который можно сравнить с ординатурой врачей, но он до сих пор не финансировался государством. Это означало, что тренинги, необходимые для получения компетенции, приходилось собирать и оплачивать самостоятельно. Или же некоторым удавалось успешно завершить профессиональный год в Институте психологии Тартуского университета при поддержке проектных денег.

К счастью, в этом году из государственного бюджета впервые были выделены деньги на профессиональные годы психологов, но они подчиняются порядку государственных закупок, что является не лучшим решением для обеспечения стабильности. Тем не менее, я надеюсь, что эти ассигнования позволят профинансировать профессиональные годы как школьных, так и клинических психологов уже этой осенью, и что вскоре профессиональный год станет обычной частью профессионального обучения.

- Поговорим также о последствиях эпидемии коронавируса. Насколько глубок кризис психического здоровья, в котором мы находимся сейчас?

- Состояние многих людей, несомненно, ухудшилось. В то же время мы с коллегами прошлой весной заметили, что многие вздохнули с облегчением, оказавшись на карантине. Это были люди, которым грозило выгорание, но которые неожиданно смогли отдохнуть. К тому же, большое количество людей остается где-то посередине.

Если, например, подумать о семьях с детьми, делить домашний офис определенно легче в семьях, где дети лучше справляются с самостоятельной жизнью и школьными делами. Если же дети нуждаются в постоянной заботе и руководстве, а вдобавок к этому приходится заниматься собственной работой, то, конечно, уровень стресса возрастает, и начинают проявляться всевозможные проблемы с психическим здоровьем.

Коллеги говорят, что многие дети с особыми потребностями испытали серьезный спад в связи с хаотической работой некоторых программ помощи. Одиноким пожилым людям тоже очень тяжело. Конечно, нынешний уровень стресса в обществе в целом сейчас выше, чем обычно,потому что неопределенности в отношении будущего больше, чем когда-либо прежде: никто не знает, как долго продлится эта ситуация. Туманная картина будущего, стресс и усталость, в свою очередь, увеличивают уровень разочарования, выражение которого также видно в СМИ.

На самом деле мы сможем оценить последствия эпидемии только после того, как кризис закончится. Некоторым людям сразу станет легче, когда уровень стресса падает. Однако серьезная депрессия, усиливающееся беспокойство или зависимость не проходят так легко. Вероятно, нам еще долго придется устранять последствия эпидемии.

- Эпоха коронавируса, вероятно, углубляет проблему, о которой много говорил ученый-нейробиолог Яан Ару. Может ли чрезмерное использование гаджетов и социальных сетей безнадежно повредить мозги наших школьников?

- Эта проблема действительно пугает, и мы не знаем точно, какими могут быть последствия. Мы знаем, что в нашем мозгу есть так называемый мотивационный путь, с которым связаны все вызывающие привыкание вещества и виды поведения. Стимулировать мотивационный путь очень приятно, это создает эйфорическую и энергичную эмоцию, которую мы хотели бы испытывать постоянно.

Естественно, подобные чувства вызываются в первую очередь целенаправленными занятиями, которые, по крайней мере, в какой-то момент предполагают вознаграждение, например, преодоление себя в спорте, учебе или хобби, а также общение с друзьями и другие приятные или увлекательные занятия. Однако такую ​​же стимуляцию гораздо проще получить с помощью умного устройства: как будто вы идете на охоту, можете бесконечно заниматься серфить в гаджете в поисках чего-то интересного, и от игр возникает азарт. Или же смарт-устройство выполняет функцию самоуспокоения.

Мозгу это в любом случае нравится, но у всех людей разная чувствительность как к веществам, вызывающим привыкание, так и к стимуляции гаджетами: некоторые гораздо сильнее привязываются к смарт-устройству и гораздо сильнее злятся, когда его у них забирают.

Исследования показывают, что дети, которые проводят больше времени в социальных сетях и интернете, также имеют больше симптомов тревожности и расстройств настроения. Меня, конечно, это беспокоит. Если у ребенка мрачное настроение, например, у него проблемы в школе, он может проводить больше времени в интернете и в социальных сетях, чтобы отвлечься и утешиться. Это, в свою очередь, может втянуть его в негативную спираль зависимости.

Если много смотреть на экран даже поздним вечером, это только вызовет больше симптомов расстройства настроения и тревожных расстройств, потому что время сна также будет коротким. Возникает необходимость быть в курсе того, что публикуют другие, или, так сказать, страх чего-то упустить, о котором тоже много говорят. На самом деле, вам не нужно все время быть в курсе всего, но такое вынужденное поведение, в свою очередь, создает тревогу и напряжение.

- Как ответственный родитель должен себя вести в такой ситуации?

- Установить более строгие правила и следить за их соблюдением. Объяснять. Мы не можем полностью запретить использование компьютеров или гаджетов. Мы живем в обществе, где электроника - нормальная часть повседневной жизни, особенно сейчас, когда многие дети обучаются дистанционно. Кроме того, устройства обладают множеством преимуществ: они помогают учиться и общаться с другими.

Однако, если мы позволим ребенку часами стимулировать себя в гаджете, ему будет все труднее найти альтернативные занятия, которые могли бы ему в равной степени понравиться. Легче с ранних лет следить, чтобы такая ситуация не возникала, проводить с детьми как можно больше времени, выходить с ними на улицу и направлять их к книгам, чтение которых тоже дает приятные эмоции. Здесь очень важен пример родителей, поэтому давайте сначала посмотрим в зеркало.

- С конца прошлого года психолог также входит в состав научного совета при правительстве. Как психологи могут помочь государству?

- Психологи занимаются практически всеми аспектами жизни людей, и это знание только начинает понемногу доходить до общественности. Неправильно связывать психологию только с консультированием с глазу на глаз или с идущими в отрыве от реальной жизни исследованиями.

Психологи смотрят на психику комплексно, и когда дело доходит до таких деликатных тем, как эпидемия коронавируса, растущий уровень беспокойства и разочарования, рост психических расстройств и противодействие вакцинации, им есть что сказать. Например, объяснить, как люди могут отреагировать на то или иное сообщение, и дать совет о том, как передавать сообщения так, чтобы они воспринимались конструктивно.

Привлечение психологов может принести пользу во всех сферах формирования политики. Мы думаем и об экологических проблемахмы пилим сук, на котором сидим, и это можно изменить, только изменив отношение и поведение людей.

Мы также уделяем повышенное внимание широкой социальной роли психологов в обучении и исследованиях; мы провели исследования о том, как управлять поведением людей с помощью психологических методов, например, как заставить их вести более здоровый образ жизни или лучше платить налоги.

Эта тактика называется подталкиванием, и психологи всегда занимались этим - как подтолкнуть людей к более разумному поведению. Иногда бывает полезно внести в сообщения небольшие нюансы. Осенью 2022 года мы также планируем открыть годичную магистерскую программу «Прикладная поведенческая наука», которая предназначена для людей с высшим образованием, которые хотят лучше понять, как работает психика и мышление, что составляет мотивацию и как направлять поведение без силы и власти. Такое более обширное обучение окупилось бы и для чиновников, и для политиков, чтобы они понимали возможное значение своих посланий.

Карина Лаас

Родилась 10 января 1971 года в Таллинне.

В 2006 году окончила университет "Аудентес" по специальности «Бизнес-администрирование» с дипломом финансового директора.

В 2008 году окончила факультет психологии Тартуского университета.

В 2010 году защитила степень магистра в Институте психологии Тартуского университета.

С 2011 года работала в Институте психологии Тартуского университета сначала лаборантом, затем младшим научным сотрудником, исследователем и преподавателем нейропсихофармакологии.

С 2018 года возглавляет Институт психологии Тартуского университета.

Работала психологом в MTÜ Iseseisev Elu (2010–2012) и клинике Ambromed (2012–2017).

С 2018 года - клинический психолог в OÜ SeekCare.

Член Эстонского союза психологов и Эстонского союза когнитивной и поведенческой терапии; с 2018 года президент Эстонского союза психологов.