Я не люблю фантастику. Всегда, когда о ней заходит речь, вспоминаю слова Виктора Шкловского – ученого, максимально иронично относившегося к любому учению – о том, что самое примитивное и простое – описывать выдуманное. Но когда это выдуманное сбывается, то холодок проходит по коже: может быть, кто-то свыше руководит не только нашей реальностью, но и нашим воображением, показывая нам в пустыне обыденности миражи – эскизы будущего.
Я вот думаю: чего лишила нас пандемия? Чему невозможно было найти виртуальную замену? С друзьями можно было болтать часами, сидя перед экранами мониторов и, при желании, можно было даже идентично накрыть столы и символически чокнуться. Лекции читать и слушать никто не мешал. Кинофильмы и спектакли, концерты и шоу предоставлялись в изобилии; репетиции шли в дистанционном режиме. Выписать себе из магазинов можно было все что угодно самому капризному вкусу – от мебели до платья, еду заказать из любого ресторана, продукты для самостоятельных кулинарных вдохновений – пожалуйста!
Единственное, чего мы были лишены, – физического контакта с другими людьми. Но, знаете, если честно, мы уже давно стали держать дистанцию: посмотрите фильмы 80-х – 90-х годов – там люди очень близко подходят друг к другу во время разговора, хлопают друг друга по плечу, прикасаются – к галстуку, к воротничку, могут потрепать по щеке, тесно сидят за столом, соприкасаясь локтями. А мы задолго до пандемии стали сторониться собеседников, подступающих к нам на расстояние отчетливого запаха: во всех местах, где возможны очереди, появились номерки, и исчезла необходимость дышать в затылок друг другу; многие профессии дали людям возможность работать, не выходя из собственной квартиры; в современных кинотеатрах есть диванчики на двоих, позволяющие смотреть фильмы, не объединяясь с остальными зрителями общего зала; а уж в театре давным давно выдуманы ложи; даже на переполненном пляже можно достичь отъединенности – достаточно включить громкую музыку с помощью портативных беспроводных колонок, и близлежащие отдыхающие отползут на нужное расстояние.
Социальные сети позволяют познакомиться, влюбиться, но для осуществления этой самой любви все-таки необходимо встретиться, необходим, простите, физический контакт. И вот тут-то и вспомнился мне нашумевший рассказ итальянского фантаста Лино Альдани «Онирофильм». Опубликован он был в Советском Союзе в 1966 году, и бдительные советские педагоги моментально написали письмо-протест в журнал «Здоровье» о вреде этого рассказа, пропагандирующего порнографию. (Очень важно, что именно в журнал «Здоровье»!) В рассказе речь шла о том фантастическом будущем, когда будут запрещены физические контакты между людьми. Но зато каждый сможет купить фильм о любви и страсти (для мужчин – свои фильмы, для женщин – свои) и ощутить полнейший эффект присутствия, соединяясь с любимой актрисой (актером). Сами же актеры не испытывают ни малейших неудобств – они снимаются не с партнерами по фильму (какой был бы ужас – обнимать реального коллегу, обонять его запах, чувствовать его поцелуи!), но с идеально сконструированными роботами.
В вымышленной стране действует лига защиты естественных отношений, но у нее нет будущего, как нет перспектив и у главной героини рассказа – актрисы, которая чуть было не оступилась – почувствовала влечение к живому мужчине.
Если нас накроет третья, четвертая, пятая волна пандемии, не возникнет ли у страстно заботящихся о своей безопасности и здоровье людей потребность создать общество по образцу, предложенному итальянским фантастом? А дети – даже это предусмотрел фантаст – будут выращиваться в пробирках.
Тут же мне хочется провести параллель с новым спектаклем Келлертеатра «Madam Brigitte». Это моноспектакль Сандры Ланге, в котором не произносится ни одного слова. Но нет в зале человека, который бы не понял, что произошло в жизни героини. Эта женщина – нелепая, трогательная, комически-масочная, эксцентричная, взбалмошная, застенчивая, клоунесса из клоунесс мечтала лишь об одном долгие годы – о спутнике, о разделенном одиночестве, о возможности согреться, прижаться, обнять, поговорить, отметить вместе праздник, а не встречать свой день рождения в полнейшем одиночестве. Чем-то отдаленным напомнил мне этот спектакль «Ночи Кабирии» Федерико Феллини: среди карнавальных уродцев обманутая клоунесса Джульетты Мазины, подогреваемая нелепой надеждой, верит в будущее. Вокруг героини Сандры Ланге абсолютная пустота, никакого карнавала, полумертвая жизнь. Но надежда все равно теплится и готова в любой момент разгореться.
Долго ли проживет в людях эта потребность реального близкого общения? На этот вопрос смогут ответить, наверное, только нелюбимые мною фантасты.
И еще один фантастический рассказ вспоминается мне в эти дни – «Вельд» Рэя Брэдбери. В нем речь идет об умном доме будущего, доме, который способен визуализировать все, что только не пожелает человек. Родители в рассказе создали детскую комнату, которая полностью избавила их от воспитания детей – дети проводят все свое время перед экраном, который реализует их мечты и желания. Время от времени до родителей доносится рев львов и другие звуки дикой Африки. Психолог советует им на время отключить детскую комнату и вообще весь умный дом и попробовать пожить с детьми в обычной обстановке без технических новшеств. Но родители не успевают последовать мудрому совету: дети слезно выпрашивают у них разрешение последний раз побывать в своей комнате, затем они зовут родителей к себе, а в финале психолог навещает семью – дети сидят в своей комнате, родители исчезли, только на экране африканские львы терзают и пожирают чью-то плоть…
Это я к тому, что во время пандемии родители и дети, которые раньше почти и не виделись друг с другом, вынуждены были проводить очень много времени вместе. И оказалось, что тесное сближение готово обернуться если не трагедией, то чередой неприятностей. Я знаю много семей, где родительская любовь проявляется исключительно в деньгах, подарках, престижных школах, дорогих репетиторах, поездках на модные курорты. Детям предоставлено всё, о чем только можно мечтать. Но вещи и деньги не утоляют жажду любви, и дети, даже маленькие, отлично знают, что от них просто откупаются. Я, конечно, зря употребила слово «просто» – на самом деле всякое поколение неизбежно вступает в конфликт и с прошлым и будущим. Прошлое не дает возможности быть самим собой, будущее все время напоминает о краткости жизни на земле. Мирно договориться и с родителями и с детьми удается лишь единицам. Даже если все поколения живут отдельно и не вмешиваются в быт друг друга, они находят способ транслировать свою категорическую точку зрения на образ жизни, не совпадающий с их установками.
Идиллические отношения – без вздохов и попреков – я встречала лишь в стихах Вероники Кивисилла, которая пишет о сыне:
*
Olen kodus ja ootan jumalat.
Avali aknal ootan
oma väikest jumalat,
kes peaks kohe-kohe koju jõudma.
Toad on tuulutatud,
lihtne toit eimillestki aurab laual
ja ootab meid –
(on ju kuu lõpp ja ka rahakott on hästi tuuldunud),
aga ma tean,
et tühjus on tihti õnnistus
ja eimiski on kõik ...
Ja sealt mu pisike jumal tulebki –
kõik lehvib ta ümber
õndsalt ja hooletult:
hõlmad, tossupaelad, sall, kotilukk,
üleni avatud ja valla!
Ta tõmbab puupulgaga mööda aialippe
ja need laulavad
ning sellist muusikat mõistab teha
ainult tillukene jumal.
Ning ta astub tuppa
ja näe, tal on vahvlijäätis käes,
mis kaunistatud noorte kuusevõrsetega
ja ta ütleb, sest ta teab:
hea kui pole ainult magus,
vaid on natuke hapu ja mõru ka!
*
Я одна дома и жду своего бога.
У открытого окна жду прихода
своего маленького бога,
он должен вот-вот появиться.
Комнаты проветрены,
простенький ужин из ничего остывает на столе
и ждет нас –
(конец месяца и кошелек совершенно истощился),
но я знаю,
что пустота порой благодатна
и ничто может быть всем...
И вот мой маленький бог приходит –
все его вещи подобраны
с обожанием и заботой:
одежда, шнурки на кроссовках, шарф, молния на сумке
полностью расстегнутая – просто настежь!
Он проводит палкой по клавишам штакетин,
и они поют,
такую музыку может создать
только крохотный бог.
И вот он входит в комнату
и смотри-ка, у него в руках мороженое в вафельном стаканчике,
украшенное народившимися хвойными побегами
и он говорит, что знает:
должно быть не только сладко,
но немного кисло и даже горько!
Когда я взялась недавно переводить эти стихи, то все время боялась наткнуться на искусственную приподнятость, экзальтированность интонации, но ничего, кроме искренности, распахнутой, как открытая рана, в стихах, посвященных Вероникой своим и чужим детям, не нашла. Для нее, я уверена, возможность проводить больше времени с дочерью и сыном была настоящим подарком.
Чаще же я слышу от молодых людей, что родители по-прежнему применяют в воспитании политику кнута и пряника – кнут заключается в насаждении своих принципов, пряник… в попытках вызвать к себе жалость: «Мы же всё для тебя делали, посвятили тебе лучшие годы, а ты теперь хочешь нас бросить!»
Человек, оказавшийся в изоляции, невольно обращается к своей памяти, воскрешая важнейшие из воспоминаний. В большинстве случаев оказывается, что их не так уж и много – значительных событий и происшествий. Неизбежно понимаешь, что было множество ненужных дружб, ненужных встреч, бессмысленных разговоров, унылых посиделок, утомительных и безрадостных поездок. И ради этих лишних событий ты отказывался от встреч нужных, важных, которые могли одарить тебя настоящей радостью и наполнить существование смыслом. И, конечно, даешь себе слово: после снятия всех ограничений ты будешь жить по-другому, экономно и рачительно тратить время и эмоции.
Мне кажется, это пусть и совершенно бессмысленный, но очень полезный переучет, генеральная влажная уборка мозга. Страх побуждает людей быть как все, подравняться, объединиться. Теперь можно стать самим собой. И почувствовать свою отдельность, независимость. И радоваться, например, тому, что очень возрос сейчас интерес к литературе.
Мне привезли только что новый роман Владимира Сорокина (не так давно писатель приезжал в Эстонию по приглашению фестиваля HeadRead и с успехом здесь выступал) «Доктор Гарин». Там в элитном санатории живут… как бы это сказать в приличном обществе… говорящие жопы. Я сначала разволновалась: у меня в романе «Самсон выходит из парикмахерской» («Simson lahkub juuksuri juurest»), вышедшем на год раньше, тоже действует персонаж, которому на место головы пересадили ягодицы. Но по здравому размышлению я поняла, что если обращаться к физиологии, то не так-то много вариантов предлагает нам природа для реализации сатирических метафор. И как раз ягодицы (со всеми возможными синонимами) оказались самой употребительной частью тела для характеристики нашего образа жизни.
Но может быть все-таки литература (которая ничем и никому не обязана) заметит, что мир пытается выйти из кризиса, что люди, сняв маски, покажут прекрасные человеческие лица, а не что-нибудь другое, что оживут не только рестораны, но и чувства, что фантом свободы или счастья будет маячить где-то впереди.