Кто там знамя красное на себе несет?

Вячеслав Иванов. Фото: архив Вячеслава Иванова

Старина Моисей, помнится, водил евреев по пустыне сорок лет. Если взглянуть на новейшую историю Эстонии с таких позиций, то нам осталось совсем немного.

Кому-то такое сравнение покажется притянутым за уши. Но одно из объяснений неторопливости пророка (ибо ходу от Египта до нынешнего Израиля, даже если передвигаться нога за ногу, максимум на полгода) гласит: в Землю обетованную должно было войти хотя бы одно, уже достигшее зрелого возраста, поколение, не знавшее подневольной жизни в египетском плену. В этом смысле выход Эстонии из СССР ничуть не менее важен, чем Исход евреев из Египта. Правда, начиная с 20 августа 1991-го от «фараона» сбежали, по сути, все населявшие империю народы, однако это уже детали. Никто не обещал полной идентичности.

Под бессмертную музыку Чайковского

По призыву Булата Окуджавы все мы, тогдашние журналисты, высокопарных слов не очень опасались, хотя в газете «Советская Эстония», где я работал, этим и не принято было злоупотреблять. Но только если зло… А по-доброму, с лукавинкой – не возбранялось. Так что применительно к тем августовским дням, проходившим под аккомпанемент непрерывного телемарафона маленьких лебедей, выражения типа «эпохальные», «судьбоносные», «незабываемые», «знаменательные», и т.д., были не только допустимы, но даже желательны.

Что, впрочем, не исключает возможного присутствия в этих же днях элементов комических, а то и фарсовых. Великое и смешное соседствуют чаще, чем принято думать.

…Итак (это слово здесь вполне уместно для придания повествованию элемента эпичности), 19 августа я должен был лететь в Москву, где планировалось обсуждение Съездом Народных Депутатов СССР нового Союзного договора. А поскольку я как спецкор «Советской Эстонии» был при этом уважаемом собрании аккредитован, то, сами понимаете, пропустить его не мог, да и не хотел…

Однако ГКЧП перечеркнул все планы, включая и сам Союзный договор, а не только его обсуждение. Приходилось перестраиваться на марше.

Самым естественным в этой ситуации представлялось идти на работу. Во-первых, дома, сиди – не сиди, ничего важного, интересного и полезного не высидишь, кроме замогильных дикторских голосов, с левитанскими интонациями повторяющих заклинания о болезни президента СССС Михаила Горбачева и создании ГКЧП в видах спасения Отечества. А во-вторых, как раз в редакционные коридоры и кабинеты что-нибудь да непременно просочится. И просачивалось.

Впрочем, прийти на работу естественным представлялось далеко не всем. Наш главный редактор Вольдемар Томбу почел в то утро за благо на всякий случай оказаться подальше от города, на даче, где неусыпного внимания и заботы срочно потребовали его ушастые питомцы – кролики…

Дом Печати в то утро представлял собой непривычное зрелище. Начать с того, что в его вестибюле, по-моему – впервые за все годы (включая и последующие), за барьером сбоку от лестницы восседал милиционер. Даже если бы это был рыцарь на коне и в латах, то и тогда впечатление не было бы более сильным

Безумству храбрых…

Время от времени к сидящему за барьером стражу порядка подходил его коллега чином постарше, они о чем-то негромко переговаривались, после чего старшóй куда-то уходил, затем возвращался, выслушивал невнятные звуки, доносившиеся из уоки-токи на его на портупее, и снова уходил…

Журналисты, бродившие по вестибюлю группками и поодиночке, тусовавшиеся в здешнем кафе и в импровизированной курилке рядом – крытом переходе из газетного корпуса в журнальный, – поглядывали на непривычных персонажей в форме с опасливым любопытством.

По-моему, те и сами испытывали не меньшую, если даже не бóльшую растерянность и тревогу. Обстановка явно не походила на ту, про которую им рассказывало начальство, предписывая овладеть столь специфическим объектом.

Никто не выкрикивал диссидентских лозунгов, не призывал пойти куда-то на штурм, не нападал на них с дрекольем и не швырялся коктейлем Молотова.

Чем это все могло кончиться, никто себе толком не представлял, и поэтому на всякий случай стороны сохраняли индифферентный нейтралитет: как будто всё так и было…

Информация между тем доходила противоречивая. В числе прочего утверждалось, что вот-вот начнутся повальные обыски и аресты. И вот на этом фоне по коридору шестого этажа, где находилась редакция «Советской Эстонии», прошелестело: «А знамя-то! Знамя? Знамя…».

Вскоре выяснилось, что инициативная группа, в состав которой вошли художник, пара наиболее сильно пьющих корреспондентов и редакционная секс-бомба Лидочка Доржина (имя изменено), озаботилась судьбой красного знамени, уже Бог знает сколько лет в свернутом виде пылившегося в углу редакторского кабинета.

Вообще-то про него в редакции уже мало кто помнил. Появилось оно, когда – не то к сорокалетию газеты, не то по случаю выхода 10-тысячного номера – «Советскую Эстонию» наградили орденом Трудового Красного знамени. А к чему награду пришпиливать?! Не к лацкану же редакторского пиджака!

Так оно, изготовленное по спецзаказу, обрело постоянную прописку в угловом кабинете на шестом этаже Дома печати.

И вот теперь решалась его судьба: удастся ли спасти святыню, а заодно и честь коллектива, или же знамя попадет в чужие, вражеские руки, если, не приведи КПСС! – верх все-таки возьмут радетели эстонского суверенитета.

Лидуша, доселе славившаяся лишь тем, что каждому новому редактору, дождавшись как можно большего скопления народа, сообщала интимным контральто: «Вашу правку я чувствую физически!», наконец-то получила шанс сыграть роль героическую и даже, может быть, трагическую…

Раздобыв ключ от редакторского кабинета, новые молодогвардейцы овладели полотнищем, после чего Лидуша в (пардон, но правду говорить легко и приятно) дамском туалете, предварительно разоблачившись, обернула тугое тело алым шелком и, с трудом заново облачившись в верхнюю одежду, вышла в коридор.

Затем, обмирая на каждом шагу и чувствуя себя Жанной д'Арк, Зоей Космодемьянской и Анжелой Дэвис одновременно, она в сопровождении верных соратников (предпочитавших, однако, держаться на известной дистанции), прошествовала с гордо поднятой головой мимо милиционеров. Которые, впрочем, сомневаюсь, вообще обратили ли на нее внимание – не до того им было. И даже вздумай инициативная группа устроить торжественный проход со знаменем под звуки парадного марша с горнами и барабанами, то и тогда вряд ли милиция проявила бы к ним больше интереса.

…Где он теперь – ничем, в общем-то, при иных обстоятельствах не примечательный кусок красной ткани, украшенный золотистой бахромой и такими же вышитыми буквами и пробудивший столь пассионарные страсти?

Да какая разница! Главное, что это было. История, однако…