Ученый, преподаватель и политик Марью Лауристин 30 лет спустя говорит, что не чувствовала страха, когда в августе 1991 года писала решение о восстановлении независимости Эстонии, поскольку у нее не было времени на страх.
- Что первым вспоминается вам о 20 августа 1991 года?
- Это не может быть чем-то иным, кроме как последнее голосование. Для меня это во многих смыслах было несколько иначе, чем для других членов Верховного совета. Во-первых, я выступала с речью с трибуны, знакомила с текстом решения и спорила с русскими делегатами, которые устроили настоящую атаку. Я чувствовала, что отвечаю за текст, поскольку участвовала в его составлении.
Во-вторых, с моей собственной точки зрения, было важно, что я могла делать это с той же трибуны, с которой мой отец Йоханнес Лауристин выступал с противоположным сообщением. Теперь я могла сказать, что Эстония станет независимой, и то, что было в промежутке, было преступлением и ошибкой. Это был мой долг, моя миссия. Я не сказала этого, но я серьезно так чувствовала. Некоторые чувствуют, что отвечают за историю. (Йоханнес Лауристин 21 июля 1940 года сделал в зале Рийгикогу в замке Тоомпеа предложение объявить Эстонию советской социалистической республикой, т.е. присоединить ее к Советскому Союзу - прим. автора).
- Правда ли, что вы до последней минуты сомневались, правильно ли принимать решение о восстановлении независимости?
- Естественно, это не правда. Слухи, будто текст решения о независимости задержался, потому что Лауристин и Лийа Хянни не хотели независимости, - сознательная клевета. Все затянулось потому, что решение о восстановлении независимости надо было сформулировать так, чтобы оно выдерживало критику с разных сторон. Шлифуя текст, мы пытались достичь того, чтобы мир однозначно понял, что независимость Эстонии восстановлена. Во-вторых, решение должно было сказать народу Эстонии, что будет дальше. Как мы будем двигаться дальше? Мы искали эту формулу.