"Штормило" к этому времени не только МХАТ - на съезде Всероссийского театрального общества решали, куда идти дальше театру как таковому.
"Помню, как свистел, топал, орал "революционный" съезд тогдашнего ВТО в 1987 году, заседавший в большом зале еще не расстрелянного Белого дома, - вспоминает критик Вера Максимова, - Ярость тогдашнего зала по отношению к Дорониной превысила меру приличий. Мужчины забыли, что они мужчины. Свист и вопли летели в лицо женщине, знаменитой актрисе - не оратору, стоявшей на трибуне и неумело пытавшейся доказать свою правоту, защитить обижаемых и изгоняемых артистов. Свистел и орал Лелик Табаков, обычно добродушный, только что в партнерстве с Дорониной замечательно сыгравший гельмановскую "Скамейку" в еще не разделенном МХАТе".
"Места на хорошем кладбище"
Сейчас сложно восстановить, чем был "доронинский" МХАТ в девяностые и даже двухтысячные - его полностью игнорировала и театральная, и обычная пресса.
Практически все звезды отошли Ефремову, а горьковский МХАТ постепенно забывался, хотя, по словам людей, служивших тогда в этом театре, Доронина "по советской привычке делала все, чтобы у актеров были важные в советском понимании блага: выбивала звания, надбавки за премьеры, места на хорошем кладбище".
"Это театр, который попытался законсервировать советский способ делания театров в изменившейся стране, - объясняет театральный критик Антон Хитров. - Он и был создан как заповедник брежневской эпохи, с игнорированием окружающего мира. Очевидно, что в любом обществе во времена слома, перемен, есть люди, которые этим переменам сопротивляются. Разумеется, такие люди нашлись в театре. Разумеется, среди таких театральных людей нашлись достаточно влиятельные, чтобы иметь собственный большой, крупный театр, и разумеется, нашлись зрители, которые имеют такой запрос, которыми эти ценности востребованы".