Волна политэмиграции в Эстонию из стран ближнего зарубежья медленно, но верно набирает обороты. В числе многих других в Эстонию приехала из Беларуси Надя Зеленкова — представительница белорусской интеллигенции, супруга политзаключенного и предпринимателя Александра Василевича. Rus.Postimees поговорил с Надей о жизни в Эстонии и ситуации в ее родной стране.
Политэмигрантка из Беларуси: учить язык — это вопрос уважения к стране, в которую ты приехал (53)
В Эстонии Наде больше всего нравится наличие базовой свободы, которую, отмечает она, большинство местных жителей даже не замечает, а еще — архитектура. В то же время Беларусь, по ее словам, словно живет в последних частях «Властелина колец» и «Гарри Поттера».
Надежда есть, просвета нет
— При каких обстоятельствах вы переехали из Беларуси в Эстонию?
— Дело было в ноябре 2020 года, я была беременна и очень хотела родить своего ребенка не в Беларуси, поскольку понимала, насколько это безопасно для меня и моих детей: муж с августа был в тюрьме, признан политическим заключенным. Обстановка в стране была так себе.
Я приняла решение ехать в Эстонию, потому что здесь живет моя сестра. Получила разрешение полиции Эстонии на то, чтобы приехать и получить вид на жительство, очень долго ждала разрешения Латвии на транзит и приехала, надеясь, что я приезжаю месяца на два. Но со временем стало понятно, что ситуация в Беларуси не на месяц и не на два и ничего хорошего дальше не будет происходить, по крайней мере, пока не происходит. Поэтому я здесь осталась и живу уже десять месяцев.
— Что вменяют в вину вашему мужу?
— Ему вменяют экономическое преступление, но всем понятно, что это политическое дело хотя бы потому, что в октябре Лукашенко встречался со своими политическими оппонентами из СИЗО, на встрече было 12 человек, их собрали по всем тюрьмам — Сергей Тихановский (муж Светланы Тихановской), Виктор Бабарико, и мой муж тоже был на этой встрече. После этого у всех отпали вопросы о том, связано это с экономикой или с политикой.
— Что вы думаете о ситуации в Беларуси, видите ли просвет и надежду на лучшее?
— Надежду вижу, просвет видеть пока очень тяжело, потому что ежедневно арестовывают людей — это наши друзья, это наши знакомые, это люди, с которыми мы работали вместе. Это основное, о чем рассказывает подруга, когда спрашиваешь, как дела. И это повсеместно.
Ситуация с экономическими репрессиями катастрофическая. Людей, прошедших через административные сроки, около 35 тысяч; людей, на которых заведены уголовные дела, по разным данным, от четырех до пяти тысяч. Ситуация такая, что все с этим сталкиваются, больше не может быть такой истории, как раньше — хата с краю, живешь в своем мире и своем окружении и не сталкиваешься с государственной эстетикой и государственной реальностью. Сейчас так невозможно. Сейчас с ней сталкиваются фактически все время.
Они молчат, потому что любое слово, любая красно-белая деталь вашей одежды — это тюремный срок.
А по поводу просвета ситуация такая: сейчас мы живем в финальных частях «Властелина колец» или «Гарри Поттера» — все очень-очень плохо и очень жестко. Это фон, который создается сознательно. Людей выбирают и заставляют признаваться на камеру вообще в чем угодно. В надежде, что их выпустят, они признаются, им вменяют уголовные дела, сложно представить, через какую боль они проходят... Хотя естественно, что никто не смотрит эти показания, мы просто знаем, что где-то там они опубликованы. Но понятно, что, пока не идут титры, есть надежда, и мы все понимаем, что в страхе и репрессиях страна может существовать, вопрос — как долго, и второй вопрос — как долго еще мой муж будет сидеть в тюрьме, как долго все остальные люди будут сидеть в тюрьме.
Есть точное понимание, что это не ситуация, когда люди стали вдруг думать по-другому, хотели, чтобы сменилась власть, а теперь они молчат, потому что передумали. Они молчат, потому что любое слово, любая красно-белая деталь вашей одежды — это тюремный срок. Причем он, как правило, начинается с административного — 15-30 суток; потом, если ты делаешь это второй раз, тебе плетут уголовку. А в судах больше не нужны никакие доказательства, просто судят.
— Давайте вернемся в Эстонию. Каким была ваше первое впечатление от страны?
— Впервые я побывала в Эстонии лет в 12. Это был мой первый полет на самолете, мы летели с сестрой. Потом я более-менее часто бывала здесь, потому что четыре года назад сюда переехала моя сестра и одна из компаний мужа тоже зарегистрирована и работает в Эстонии. Основной холдинг у них в Голландии, в Эстонии живет его партнер, и в Беларуси бизнес.
— У вас есть работа в Эстонии?
— Да, я работаю. Я стала работать фактически сразу после родов, у меня не могло быть такой ситуации, что с космоса валятся деньги и я оплачиваю все счета, поэтому я работала сразу. У меня есть моя компания Red Graphic, которая работает с клиентами по всему миру, и я продолжала работать с ней. Устроилась дополнительно на работу в эстонскую компанию мужа, и благодаря этому я смогла получить вид на жительство. Сейчас я открыла Red Graphic здесь, в Эстонии, и вот с октября буду там директором.
— Учите ли вы эстонский, чувствуете ли в нем необходимость?
— Я учу эстонский, сейчас у меня перерыв, потому что одни курсы закончились, а на другие я жду, когда меня запишут. Я считаю, что это в принципе вопрос уважения к стране, в которую ты приехал. Не пытаться даже выучить язык как-то нелогично, плюс опять же, я не знаю, сколько здесь проживу, но исходя из того, что моя старшая дочь ходит здесь в школу, а младшая будет играть на детской площадке, конечно, для меня важно, чтобы они могли общаться со всеми детьми, в том числе с теми, которые говорят только по-эстонски. Хотя, как правило, они все говорят еще и по-английски, а по-английски как раз моя дочка уже разговаривает.
Можно ли прожить в Эстонии, не зная эстонского? Да, конечно, можно. Все говорят на английском, у врачей или в банке даже можно получить информацию на русском в большой объеме. Дает ли мне это возможность не учить эстонский? Нет, я бы хотела выучить язык.
Чувство безопасности — главное отличие
— Какие, по-вашему, главные сложности жизни в Эстонии? С какими проблемами вы столкнулись?
— Когда я приехала, мне, конечно, было очень тяжело разбираться со всеми документами, когда ребенок либо в животе, либо на руках и ты первые дни кормящая мать. Это было очень тяжело, честно. Я не могу сказать, что это было непреодолимо и разобраться было невозможно, но у меня ушел в общей сложности месяц, чтобы сделать свидетельство о рождении ребенка, в Вильнюсе я делала его за два дня. Вроде бы ничего страшного, но у меня не было зарегистрированного свидетельства о браке, мне пришлось заказывать его и платить деньги за перевозки. Плюс у меня требовали согласия мужа на имя, а потом имя, которое я хотела, не зарегистрировали, и нужно было ждать решения министерства. Муж в тюрьме, и ему дать мне какое-то разрешение — это отдельная сложная, невозможная операция.
В Беларуси все-таки очень много эстетического треша, и он, к сожалению, присутствует и в архитектуре, и в дизайне, если мы говорим о дизайне как о формате коммуникации, — у меня с этой властью эстетические противоречия...
Сложно было, когда я пришла получать визу. Я пришла на консультацию, получила список документов, пришла со списком документов через месяц, потому что только через месяц можно было записаться, и у меня запросили совсем другие документы. Хорошо, что большая часть их у меня была. Но сказать, что это какие-то непреодолимые или дико неприятные вещи... нет, нормально, но тогда, конечно, было сложно — я рыдала в ЗАГСе, рыдала в полиции. Не от того, что это жестоко, а от того, что это сложно. И ты не можешь при этом не волноваться за своего мужа, у которого то допросы, то ковид в камере и он болеет, то еще что-то. Общая атмосфера, то состояние, в каком я была, приехав сюда, первые месяцы после родов — состояние тяжелое, поэтому ты тяжело воспринимаешь и те вещи, которые с тобой происходят.
— Что бы вы назвали в числе плюсов жизни в Эстонии?
— Я все время говорю одно и то же: в Беларуси ты не знаешь, заснешь ли ты в своей кровати. Выйдя из дома или даже оставаясь дома, ты не знаешь, где у тебя прослушка, есть ли она у тебя в офисе, есть ли она у тебя в машине, за что тебя посадят, за что заберут сегодня кого-нибудь из твоих знакомых. То есть, наверное, это обычная базовая безопасность. Никто, я уверена, в Эстонии ее даже не замечает.
И так как я живу все равно в минском информационном поле, то понятно, что это чувство безопасности — существенное отличие. Сейчас в Минске очень тяжело жить и сохранять психическое здоровье, давайте так это называть. Это первое, второе — эстетика. Для меня важно, как выглядит город, как выглядят городские коммуникации, как выглядят надписи в трамваях. В Беларуси все-таки очень много эстетического треша, и он, к сожалению, присутствует и в архитектуре, и в дизайне, если мы говорим о дизайне как о формате коммуникации, — у меня с этой властью эстетические противоречия...
В целом я думаю, что люди, живущие в Эстонии, часто недооценивают, насколько классная у них страна.
Есть все эти удобные электронные вещи, но они удобные, когда у тебя уже есть карточка вида на жительство. До этого же как ответить на вопрос по пять раз в день: «Где твой isikukood?», когда ты даже не знаешь, что это. Но со временем ты получаешь волшебный номер, а потом еще и карточку.
— Вы сталкивались в Эстонии с какой-либо формой дискриминации?
— Мне кажется, нет. Нет, не кажется — не сталкивалась. Есть люди, которые говорят, что если ты говоришь по-русски, к тебе как-то строже или резче относятся; бывает, возникает странное ощущение, что тебя чему-то учат, но в Беларуси такого в 300 раз больше — ничего страшного, люди просто так работают. Хотелось бы чуть-чуть больше бытовой вежливости, но это из разряда вишенок на торте. В целом я думаю, что люди, живущие в Эстонии, часто недооценивают, насколько классная у них страна.
— Как вы оцениваете социальную политику в нашей стране? Чем Эстония в этом плане отличается от Беларуси?
— У меня и у детей есть Haigekassa. Честно скажу, в Беларуси я старалась избегать, насколько это возможно, государственной медицины и абсолютно точно государственного образования. Здесь я спокойно всем этим пользуюсь.
— Вы видите здесь свое будущее?
— Сейчас я категорически не готова что-либо планировать. Такое понятие, как «будущее», для меня не существует; у меня есть мой сегодняшний день, я с ним стараюсь разобраться и строить свою жизнь, исходя из того, что у меня есть на данный момент. Я не могу планировать будущее, не знаю, когда мой муж будет рядом со мной — через месяц или через семь лет, как долго я смогу оплачивать свою квартиру и как долго я смогу позволить себе работать в своей компании. Это все для меня слишком большие вопросы, я о них не думаю.
Прямо сейчас я о'кей, я живу в Эстонии. Конечно, это тоже тяжело, потому что качество жизни у меня здесь абсолютно другое. У меня своя прекрасная огромная по эстонским меркам квартира в Минске с любовно подобранной каждой деталью — стулом, подушкой и картиной, а здесь я живу в малюсенькой съемной квартире с одной спальней, в которой сплю с двумя дочерьми. Понятно, что здесь у меня другой уровень комфорта — у меня машина в аресте в Минске, здесь у меня нет машины, иногда беру машину сестры, зато здесь есть прекрасный каршеринг, очень удобно.
Если говорить про то, насколько мне здесь комфортно, то это спорный вопрос. В Минске у меня была другая жизнь с бытовой точки зрения: собственная квартира, машина, проекты, которые занимали свободное время, очень большая галерея современного искусства и винный бар. У нас был огромный круг общения с волшебными, прекрасными людьми; здесь тоже есть свой круг общения, тоже прекрасные волшебные люди, но там мой дом.
Данный материал подготовлен в рамках сотрудничества с проектом НКО Mondo «Разделенные пути: факты и истории о миграции в 21 веке», который финансируют Европейская комиссия, Министерство культуры и гражданское общество Sihtkapital, а также средства на сотрудничество по развитию и гуманитарную помощь Министерства иностранных дел Эстонии. Медиаконтент не должен выражать точки зрения спонсоров.