Сценарий для съемок собственной жизни

У Эльмо Нюганена большая семья и создан театр, где каждый, как и положено в большой семье, гордится ролью, которую ему поручили. Фото: Станислав Мошков/«День за днем»

Когда главный режиссер Таллиннского Городского театра Эльмо Нюганен начинает рассказывать о себе, то моментально выстраивает кадр, ставит свет, безупречно делает монтаж, то есть фактически разыгрывает фильм, который ты невольно представляешь себе в мельчайших деталях.

Например, он вспоминает, как Адольф Шапиро предложил ему сыграть главную роль в спектакле «451 по Фаренгейту» в московском теат­ре Et Cetera, которую Нюганен исполняет до сих пор.

Шапиро хотелось, чтобы актер, играющий Монтэга, был не примелькавшейся российской звездой, не медийным лицом, а явлением внезапным, неожиданным. И вот Нюганен сидит у Шапиро в гостях, ест борщ, идет разговор о спектакле, внезапно следует приглашение на роль.
«И я, еще ничего не поняв и ничего не решив, вдруг перестаю чувствовать вкус борща.

Ем, подношу ложку ко рту, но вкуса больше нет. И у меня неуловимо меняется лицо — ровно на это отсутствие вкусовых ощущений еды». Согласитесь, отменный получился бы кадр в хорошем кино!

Или о том, как ему позвонили ночью (потому что звонили из Америки) и спросили, не согласится ли он поставить спектакль с участием Чуриковой, Янковского и Збруева «Tout paye, или Все оплачено» в московском театре Ленком, и ему все это показалось розыгрышем.

«Потому что эти актеры для меня были именами на афишах, кадрами из фильмов… А теперь моя первая репетиция в Ленкоме: я выскакиваю из метро, а тут к театру величественно подплывают роскошные машины, из которых — постоянно ощущая под ногами красную ковровую дорожку, а в глазах вспышки восторженных фотоаппаратов — выходят со снисходительными улыбками звезды, которые должны мне подчиняться…»
И это, согласитесь, прекрасная сцена для фильма!

Качество режиссуры
Недавно я сказала Эльмо Нюганену, что в «Проделках Скапена» его студенты совершают артистический подвиг — поминутно по ходу спектакля бросаются в холодную воду, а при этом представление во дворе теат­ра идет и при плохой погоде, порой под дождем, зрители кутаются в плащи и пледы.

Правда, и сам Нюганен на премьере окунулся вместе со всеми в водоем.
«Никакого подвига, — ответил он мне, — всего два раза артисты оказываются в воде». — «А мне показалось, что постоянно падают, шлепаются, ныряют…» — «Именно что показалось. Просто режиссер вам попался хороший!»

И еще эпизод. О том, как Нюганен решился ставить Достоевского: «Меня пригласили поставить «Аркадию» Стоппарда в БДТ с Алисой Фрейндлих, Андреем Толубеевым, другими знаменитыми артистами. Оформлял спектакль Эдуард Кочергин. Приехав в Питер, я понял, что следующим названием в моем театре станет «Преступление и наказание». Я его, кстати, не читал еще тогда, но тут снял с полки книгу и нашел именно то, что искал».

Эльмо Нюганен руководит Городским театром, где играет и его жена.
Вот как много лет назад началась их история: «Меня рекомендовали режиссеру и мастеру курса Калью Комиссарову. В зале во время прослушивания сидели не только преподаватели, но и студенты, к которым нам предстояло присоединиться.

Среди них была моя будущая жена — Анне Реэманн. Прослушивали пять человек. После нашего выступления Калью спросил у студентов, кого советуете взять? Анне ответила: «Кого угодно, но только не этого маленького, кривоногого, который много о себе понимает!» Прошло несколько лет, и мы поженились».

У Эльмо Нюганена три дочки, большая семья, и создан театр, где каждый, как и положено в большой семье, гордится той значительной или крошечной ролью, которую ему поручили.
И у зрителей есть своя особая роль в Городском театре: попробуй понять, дотянуться, разобраться, приобщиться, — никто за тебя думать не будет, пожалуйста, постарайся сделать это сам.

Делать свое дело
На афишах Эльмо Нюганен часто пишет свою фамилию через дефис с фамилией автора, которого он ставит: Дюма — Нюганен, Таммсааре — Нюганен, Достоевский — Нюганен. И в этом нет самомнения — в этом открывается глубинная искренность диалога, который он ведет с автором всей своей жизнью. «Потому что нужно делать свое дело и совсем не думать о том, что полагают по этому поводу другие».

Самое главное, как мне кажется, что есть у Эльмо Нюганена — собственная внутренняя, насыщенная жизнь, из которой только и могут рождаться настоящие спектакли: литературоцентричные, как «Я любил немку», буффонные, как «Проделки Скапена», или строго психологически выверенные, как «Время и семья Конвэй».

Я часто вспоминаю сцену из «Трех мушкетеров», поставленных Эльмо Нюганеном во дворе Городского театра. Значит, мушкетеры собираются в Англию за подвесками, вскакивают на бутафорские деревянные детские лошадки и покидают двор.

И вот они уже скачут по крепостной стене на самых настоящих живых конях. Это — одна из самых блестящих театральных метафор, которые мне довелось видеть.
Так бывает в настоящем искусстве: всё выдуманное становится реальностью! В этом и есть смысл «искусственного» искусства.

Эльмо Нюганен

• Родился 15 февраля
1962 года в Йыхви.
• Образование:
1982 — окончил профтех­училище по специальности «портной».
1982-1983 — учился на факультете культуры Таллиннского пединститута.
1988 — окончил кафедру сценического искусства Таллиннской консерватории.
1988-1992 — актер и режиссер вильяндиского теат­ра «Угала».
С 1992 — главный режиссер Таллиннского Городского театра.
• Жена — актриса Городского театра Анне Реэманн. В семье три дочери: Саара, Мария-Нетти и Соня.

МНЕНИЯ

Марина Дмитревская,
профессор Санкт-Петербургской театральной
академии, главный редактор «Петербургского теат­рального журнала», член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза театральных деятелей России

Когда много лет назад я приехала в Таллинн смотреть «Ромео и Джуль­етту», все говорили мне об Эльмо как о солнце эстонской земли, «солнечном мальчике», были и еще какие-то умилительные и восторженные определения.
Сам Нюганен, особенно после замечательной «Пианолы», производил впечатление «чеховского» человека.

Потом мы встретились на «Аркадии» в БДТ и, пройдя «от звонка до звонка» весь процесс создания спектакля, я заподоз­рила в нем человека «дос­тоевского».
Что все это значит? Это значит, что Эльмо Нюганен — замечательный актер, природа которого отзывчиво откликается на предлагаемые обстоятельства ролей, спектаклей, жизни.

Уже не первое поколение своих студентов я вожу и посылаю в Таллинн — познакомиться с Городским театром, «театральным раем» на эстонской земле, где топится камин и идут прекрасные спектакли. Без Нюганена и его театра Петербург как-то даже не представляет себе театральной картины мира.

Мы давно не общались подробно, давно не спорили, что важнее — жизнь или искусство, счастье или опыт, последний раз коротко поговорили этой осенью в ночном аэропорту Перми, возвращаясь с фестиваля «Пространство режиссуры» (они — в Таллинн, мы — в Питер). Поэтому не знаю, какие пожелания были бы сегодня актуальны для Эльмо. У него все есть: дом-семья и дом-театр, есть студенты, спектакли, коньяк, поездки...

Когда-то в нашем самом первом с ним интервью Нюганен сказал: «Если бы не театр, я не знал бы, что трава умеет звучать». Эльмо, дорогой! Пусть трава на эстонских лугах растет все гуще и звучит все тоньше! С днем рождения! 15 февраля в редакции «Петербургского театрального журнала», которому в этом году не 50, но 20 лет, мы поднимем за тебя рюмку! 

Адольф Шапиро,
режиссер

Я надеюсь, что Эльмо как глубокий человек и талантливый художник не будет слишком серьезно относиться к своей новой дате.

Он заслуживает всех теплых и чудесных слов, которые будут сказаны ему сегодня. Я слежу за его работами в теат­ре, и каждая его последующая работа дает мне основание думать о том, что его высшие режиссерские достижения еще впереди.

Я очень хотел приехать и поздравить его лично с юбилеем, но, к моему огромному сожалению, не смог. Я передаю ему поклон и благодарность за радость наших прошлых и будущих встреч.