«Матрица 4», или Как читать проповедь на базаре

Нео (Киану Ривз) и Тринити (Кэрри-Энн Мосс) загружены в «Матрицу» и обожают пить кофе в заведении «Симулатте» – от слов «латте» и «симуляция». Фото: Кадр из фильма

«Матрица: воскрешение», номер четыре в трилогии, был нужен Вачовски примерно как баян козе и пятая нога собаке, – и, видимо, стал первым кино в истории, которое его создатели отчаянно не желали снимать.

Настолько, что братья Энди и Ларри, ставшие за это время сестрами Ланой и Лилли, очень долго сопротивлялись напору киностудии Warner Bros., отрицая вероятность появления сиквела, а потом, когда стало ясно, что студия свое получит – не мытьем, так катаньем, то есть отделив франшизу от ее творцов, – согласились. Лилли при этом самоустранилась, и фильм стала в одиночку снимать Лана. Тут случился коронавирус, съемки застряли, Лана решила воспользоваться возможностью и оставить фильм неоконченным, но ее, так сказать, переубедили. И вот нелюбимое (вроде бы) детище Вачовски вышло на экраны, и закономерно заголосили критики: «Матрица» – уже не торт, драки не те, самоповторы, даже самоирония не спасает...

Да, всё так, и «Матрица: воскрешение» могла стать огромной проблемой. Многим понравился самый первый фильм, 1999 года, но не очень понравились второй и третий, оба 2003 года; я отношусь к меньшинству, воспринимающему все три фильма как единое целое. Так или иначе, история завершена, и почти 20 лет все считали, что четвертой «Матрице» точно не бывать.

Дело осложняется тем, что «Матрица» – не обычная франшиза типа бондианы или «Форсажа», когда можно снять хоть пять фильмов, хоть двадцать пять. В таких франшизах есть своя брутальная фрактальная прелесть, но «Матрица» – из другого теста. Это цельная история мессии, который пытается спасти людей, погруженных в иллюзию, вывести их в истинный мир, освободить их от рабства, которое они в силу погруженности в иллюзию не воспринимают как рабство. Несмотря на киберпанковские декорации, главный герой «Матрицы» программист Томас Андерсон (Киану Ривз), он же мессия Нео, изначально соединял в себе фигуры Будды и Христа – и Вачовски усиленно на это намекали, разбросав по фильмам множество отсылок к обеим мировым религиям, вплоть до буквального распятия в финале третьей картины.