/nginx/o/2022/02/24/14389543t1h4ab3.jpg)
Утро 24 февраля. В такую рань (десять утра) даже в отделении экстренной помощи Ида-Таллиннской центральной больницы еще тихо, пишет Postimees. Только одна пожилая женщина в серой кофте, повредившая при падении ногу, лежит на «раме» для перевозки больных, сцепив руки на груди.
Она очень смелая и совсем не стонет, а может, ей уже что-то дали из тех белых шкафов, что у стены. Налоксон, атропин, окситоцин – сообщают росчерки черного маркера на капсулах. То, что не спасает жизнь, но может хотя бы сделать так, чтобы на время прошла боль.
Шесть часов назад Россия вторглась в пределы Украины, а два часа спустя истребители НАТО отмечают 104-ю годовщину независимости Эстонии гулким низким пролетом над центром Таллинна. Но больничные коридоры не имеют окон, здесь легко позабыть и про войну, и про День независимости.
Здесь тихо и не говорят о политике, только смотрят на графики смен (есть и 12-часовая, и круглосуточная), и, к счастью, проблем с кадрами сейчас немного меньше, чем когда десять медиков интенсива лежат с коронавирусом.
Действуют протоколы безопасности: у всех, кто вступает в непосредственный контакт с больными, на лице респиратор, а если у пациента температура или, например, затрудненное дыхание, сразу по его поступлении проводится экспресс-тест на ковид.
Нет, конечно, не когда у человека уже остановилось дыхание или если во время сортировки будет решено, что жизнь в ближайшие несколько минут есть опасность для жизни. А в остальном дверь с табличкой «Изолятор» хлопает довольно часто.
Мы входим в холл, где доктор с усталыми глазами, на время сняв маску, прихлебывает горячий напиток из оранжевой кружки, и идем в зал наблюдения с такими яркими экранами посередине, что он напоминает Центр управления космическими миссиями NASA. Но койки у стены сейчас пустуют. «Спокойно? Здесь это слово употреблять ни в коем случае нельзя, тьфу-тьфу-тьфу», – наставляет Ирина Макарова, завотделением сестринской помощи. Она как будто шутит, но звучит при этом очень серьезно.
/nginx/o/2022/02/24/14389545t1h2b77.jpg)
Уже в полдень – это она может сказать по опыту – наплыв пациентов всегда возрастает, и к концу дня их уже под сотню, а то и больше. Вот тогда все начинают торопиться, да так спешить, что поесть некогда («Гастрит – "любимая" болезнь врачей», – утверждает Макарова). Поступают и те, кто уже давно страдал дома, надеясь, что, может быть, «само пройдет», и те, кого привозят бригады скорой помощи, распахивая двери с другой стороны здания. В помещение врывается ледяной воздух, на входе очередной инфаркт, инсульт или множественная травма, необходима срочная помощь.
Больничные коридоры не имеют окон, здесь легко позабыть и про войну, и про День независимости.
«Недавно поступила девушка, которой в центре города на голову упала сосулька», – делится охранник на дверях. В голосе печаль и возмущение, что нерадивые домовладельцы допускают такие несчастные случаи. «Мне кажется, об улицах вообще никто не заботится», – говорит Макарова, которая сама живет в Ласнамяэ, замечая, что теперь ходит в магазин в два раза дольше, чем летом. И за автобусом она больше не бегает, просто боится. Ей как раз очевидно, что только в одной ИТК 40 пациентов в сутки нуждаются в неотложной помощи из-за травм, полученных от падения на улицах в гололед.
Вот половина одиннадцатого, и дверь, которой пользуются бригады скорой помощи, хлопает все чаще и чаще. Привезли кого-то по направлению полиции, ввозят старушку в полулежачем положении, в черных глазах страх, но рот под кислородной маской открывается, открывается снова и снова, как у золотой рыбки, что вытащили из воды, а она все еще пытается дышать. Внутренняя дверь захлопывается за санитарами, толкающими ее «раму», но на срочную помощь надеются все, кто пришел сам или был доставлен в отделение экстренной помощи.
«Если мы получим ответы на Cito анализ крови (тест Cito, срочный, делается в экстренных случаях, когда врачу нужны результаты для принятия срочных решений и срочного переливания крови – ред.) через полчаса, то это будет очень быстро, – говорит Макарова. – А пациент сидит и думает, что ж так долго-то!».