Член Нарвского горсобрания Ларченко: Нарва болезненно молчит, но помогает украинским беженцам

Эстония приняла на сегодняшний день более 25 000 граждан Украины, вынужденно бежавших от страшной войны, которая уже унесла жизни тысяч людей. Эстонское общество делает очень много для помощи беженцам, половина из которых – дети. Ситуация же в самом русскоязычном городе Эстонии Нарве прозвана «болезненным молчанием», которое сосуществует с желанием помочь, но и рассмотреть проблемы местных людей на фоне волны беженцев.

Ведущий «Гражданина М» Сергей Метлев пригласил члена горсобрания Нарвы, политика нового поколения Дениса Ларченко побеседовать об украинских военных беженцах и умонастроениях на Северо-Востоке страны.

- По данным исследования, заказанного Госканцелярией, прием беженцев в Эстонии поддерживает 92% эстонцев и 51% жителей с другим родным языком. Понятно, что мотивы могут быть разными, но лично для меня, как для русскоговорящего гражданина Эстонии, это является предметом стыда. Как ты думаешь, что стоит за этой большой разницей в цифрах?

- Здесь нужно разделять общество на сегменты. Ты вот говоришь, что у тебя это вызывает чувство стыда. Но есть еще люди, которые радикально поддерживают Украину, и есть те, которые склоняются в сторону поддержки Российской Федерации, в данном случае. Есть золотая середина, которая старается не встревать в конфликт между разными сторонами и быть тихими. В данном случае мне нравится выражение мэра Нарвы Катри Райк «болезненное молчание».

Многие стараются быть нейтральными в этой ситуации, потому что боятся эскалации конфликта внутри семей. Зачастую это «биполярное расстройство» социального характера имеет место между поколениями. То есть это не конфликт между эстонцами и русскими, а конфликт поколений, где мы говорим о разном уровне интеграции, о разном понимании, что такое Эстония, какие здесь законы и так далее.

- Постой, но мы же говорим даже не о войне России против Украины, как таковой, а о тех людях, которые бегут от войны, спасая свои жизни, и среди них большинство – это дети. Мы говорим именно о поддержке этих людей.

- Я не знаю в Эстонии ни одного местного самоуправления, где не было бы организовано сбора гуманитарной помощи. В Нарве такой пункт есть, его активно посещают горожане, которые жертвуют вещи в том числе и для беженцев, которые прибывают в Нарву.

Иногда мы переводим для себя вопрос про беженцев на то, поддерживаем ли мы Украину. В данном случаем многие не хотят отвечать на такого рода вопросы, стараются абстрагироваться от них и не участвовать в таких дискуссиях. Поэтому процент не поддерживающих не совсем таков.

- Поговорим о «болезненном молчании». Западные журналисты, посещающие Нарву, отмечают, что практически никто на улицах Нарвы не хочет говорить с ними о войне. Корреспондент эстонского национального телерадиовещания в Нарве Юрий Николаев отметил в интервью газете Maaleht, что и местные политики не хотят об этом говорить. Это является якобы отражением их страха перед массовой потерей голосов. Вопрос к тебе, как нарвскому политику, боишься ли ты говорить на эту тему и какой прием оказан беженцам на фоне этой стены молчания?

- С первых же дней я не молчал, я не боюсь говорить о войне и о том, что людей надо поддерживать. Я сразу начал активно выкладывать в социальных сетях посты в поддержку украинского народа. Но, в то же время, спасая других нельзя забывать о себе. Это как с правилами безопасности в самолете – при аварии надо надеть маску сначала самому, а потом уже надеть ее ребенку рядом.

Ситуацию с иностранными журналистами мы пережили уже несколько раз. Впервые после 2014 года.

- Видимо, они уже изнурили вас вопросами о том, станет ли Нарва «следующей».

- Да, когда приезжают много лет подряд и задают одни и те же вопросы, то люди устают. Если говорить о временной шкале, то просматривая эти интервью можно увидеть, как развивалась ситуация внутри социума.

- И каким образом она развивалась?

- На сегодняшний день все больше и больше людей осознают, что действительно идет война, потому что многие выключены из той медиа-матрицы, в которой они находились долгое время. Политика до них дошла. Когда беженцы приходят и рассказывают о случившемся как соседи, то понятно, что отношение будет уже совсем другое.

- Мы понимаем, что в Нарве много малообеспеченных людей. На Северо-Востоке показатели безработицы и нужды чуть выше, чем в остальных регионах страны, хотя и в Южной Эстонии показатели не очень хорошие. Является ли Нарва проблемным местом для приема беженцев в свете социальных трудностей? Внимание к беженцам и забота о них могут показаться некоторым чем-то из ряда вон выходящим. Хотя, честно говоря, завидовать военным беженцам – это очень странное занятие.

- Я и сам был поначалу удивлен, насколько это было активно и резко. Будем говорить откровенно, местные люди не были подготовлены к этому с точки зрения информационного поля. Они не осознавали суть проблемы достаточно глубоко, но в то же время видели медийные вбросы о том, что нужно задуматься о лояльности русских, потом была эскалация вбросов, речь зашла о лишении видов на жительство, потом было решено, что этого не будет. Затем говорили о визах, об оружии, но это не сопровождалось разъяснениями. Такого рода заявления исходили от политиков, в том числе он ведущих политиков.

С того момента, как в Нарву начали приезжать министры – совсем недавно у нас было все правительство – информационное пространство начало заполняться пояснениями, почему тот или иной вопрос рассматривается. Теперь у людей уже более четкое понимание.

Что касается беженцев, то у нас их не так много. Всего чуть более 300 человек. Основная часть едет к своим родственникам, поэтому их есть кому приютить. Если рассматривать жилищные условия, то возможностей для предоставления жилья в Нарве мало, поэтому активного потока сейчас нет.

- Если основываться на социальных сетях, что не всегда хорошее основание для обобщений, то можно заметить, что распространяется претензия следующего толка: в течение 30 лет условных русских просят и заставляют говорить по-эстонски и учить язык, а вот украинцы получают некоторые рабочие места без требования предъявить сертификат. Я думаю, что 30 лет проживания в свободной Эстонии – это достаточный срок, чтобы подтянуть язык, а вот рассчитывать, что прибывшая 10 марта украинка сразу выучит язык, мягко говоря, бесчеловечно. Что ты скажешь на это?

- Если мы это рассматриваем не как претензию с точки зрения негатива по отношению к украинским беженцам, а абстрагировано от темы беженцев, то получается, что кого-то отделили от действующих законов. В течение 30 лет русскоязычное сообщество кормилось от того, что есть закон и его необходимо выполнять. Нарвские таксисты должны были 30 лет учить язык, чтобы иметь право на таксоизвоз.

Для меня это были коммуникационные ошибки. Рабочие места для беженцев рассматриваются в рамках законодательной базы, насколько я понимаю. Они не даются так, что ты был врачом в Украине и теперь ты врач в Эстонии. Есть обязательства и законодательная база, которая распространяется на всех. Есть, конечно, случаи, когда планка слегка понижается, как, например, решение департамента полиции и погранохраны принять на работу двух украинских беженок в качестве консультантов.

- Если говорить еще о тех самых «претензиях», то иногда кажется, что для некоторых людей это альтернативный способ высказать свое мнение на тему агрессии России в Украине. Просто хитро и завуалированно, потому что напрямую – невыгодно и это может кончиться мощнейшей реакцией. Тебе не кажется, что это именно так работает?

- Это можно интерпретировать по-разному. Если ты живешь в Нарве и чувствуешь не на уровне слов, в каком-то подкожном варианте, что эти люди начинают чувствовать себя здесь третьесортными, а не второсортными, как еще несколько недель назад, то тут начинаешь понимать, что такие-то проблемы все-таки есть в Эстонии уже 30 лет и они связаны, на мой взгляд, с интеграцией, о которой мы так много говорили, но не проговаривали те больные темы, которые в этом кризисе выявляются. Выявляется вопрос русской школы, оказывается, что мы все же поддерживаем то, что у нас будут многоязычные школы. То же самое связано с законом о языке.

Плюс, давай не будет забывать, что у нас был социальный кризис в связи с коронавирусом, сейчас экономический кризис в связи с энергетикой, и это все очень сильно влияет на Северо-Восток Эстонии. В этом большом социальном беспорядке люди начинают смотреть по-другому на многие вещи.

- Я не понимаю, вот объясни мне, почему подобного рода бурления эмоций почти не происходит в эстоноязычной среде? Что, мало бедных людей или порушенных карьер среди эстонцев? Да этих людей тоже десятки тысяч. Но там глубинная солидарность с Украиной проявляется даже несмотря на легкий дискомфорт от того, что беженцам уделяется больше внимания. Разница огромна и часто она проходит по этнической принадлежности, но есть ощущение, что мы имеем дело все-таки с мировоззренческими вопросами.

- В том числе. Но не будем забывать, что медийное пространство сейчас сильно изменилось. Я даже не говорю уже про отключение телеканалов, хотя и это сильно повлияло. Я смотрю даже, например, по своим родственникам – их понимание ситуации сильно изменилось после отключения российских каналов.

- Каким образом изменилось?

- В сторону того, что действительно идет война, а не только, что есть Россия и идут какие-то операции. Это большой сдвиг, в данном случае.

Нарва всегда соединяла Европу и Россию. Мы видим одновременно беженцев, бегущих из Украины, и людей, бегущих из России. Мы понимаем, что нам нужно быть более тихими и нейтральными, чтобы держать конфликты на минимальном уровне.

- Когда ты говорил про нейтралитет ради покоя, и про молчание ради корректности, то возникло ощущение, что наличие нейтралитета и то самое «болезненное молчание» – это уже достижение для Нарвы.

- Я могу сказать честно, мы не хотим внутреннего конфликта. Если говорить о вопросе, будет ли Нарва следующей, что мы не хотим, чтобы она стала следующей. Поэтому все стороны стараются снизить напряженность до минимума. Даже в разговорах со своими родителями мы сразу пытаемся уходить от этих конфликтов.

- Тебе не кажется, что непроговоренные сложные темы в психологическом плане позже выстреливают с двукратной силой? Молчать опасно.

- Поэтому я и говорил тебе об интеграции, мы 30 лет молчали…

- Да как же молчали!? Все это время только и говорим об интеграции со всех сторон.

- Да, но мы не слушали и не делали конкретных шагов. Многие русскоязычные не осознают, что для них значит Эстонское государство. Для многих Эстонское государство означает молчать, молчать о своей боли. Поэтому непроговоренность – это не то, что нужно решать сейчас, во время войны. Нужно поставить себе галочку и вернуться к этому вопросу сразу после войны.

- Вопрос о внутренней политике Нарвы. Твой коллега по горсобранию Михаил Стальнухин отличился за несколько дней до начала вторжения агрессивным отказом поддержать Украину. Он еще и член Рийгикогу, и там рассматривалось соответствующее заявление. Буквально за шесть дней до войны он сказал, что не верит в российскую агрессию, а верит в украинскую провокацию. Затем он был приговорен решением партии к «болезненному молчанию». Какого рода атмосферу такие люди создают между фракциями городского собрания? Есть ли разница в понимании ситуации и оценках у фракций?

- Этот вопрос не был частью дискуссий между фракциями. Я таких разговоров не вел. Мэр Катри Райк в своих речах по-своему показала, что Нарва поддерживает Украину. Одной из наиболее эмоциональных речей была речь на 25 марта, в день памяти жертв мартовской депортации, когда она сказала, что теперь это происходит с жителями Украины, к сожалению. Я со своей стороны четко давал понять, что партия Ээсти-200 в Нарве против агрессии России в Украине.

- По результатам происходящего, когда война кончится, ты не боишься потерять голоса? Или же ты уверен, что приобретешь новые?

- Я в данном случае не смотрю на рейтинги. В контексте выборов в Рийгикогу многие партии пытались очень сильно работать на эстоноязычного избирателя в целях получить бонусы. Центристы мешкали, не понимая, куда двигаться, и в какой-то момент просели в рейтингах. В Нарве я не рассматриваю свой рейтинг или рейтинг партии. У нас есть четкое понимание, что происходящее – это плохо, нам необходимо просто по-человечески поддерживать украинских беженцев. Я стараюсь делать нужные вещи.

Следите за новостями Rus.Postimees в социальных сетях: Instagram, Telegram, Facebook, TikTok, Twitter.