Лидер белорусской оппозиции Светлана Тихановская, недавно побывавшая в Таллинне, дала изданию Postimees/ Kanal 2 очень личное интервью, подготовленное Еленой Повериной совместно с автором передачи Otse Eloga Эло Мыттус-Леппик.
Белорусская гостья признала, что после введения ограничений на выдачу виз и прием в эстонские вузы у граждан Белоруссии возникло ощущение, что Эстония от них отвернулась. Тихановская сожалеет, что дело дошло до закрытия банковских счетов честных белорусских бизнесменов, и считает это побочным эффектом войны.
Светлана не скрывает, что была абсолютно не готова взять на себя роль лидера оппозиции, ее первый шаг был продиктован любовью к мужу. Теперь же Тихановская не сомневается, что будущее Белоруссии – за оппозиционным центром силы.
– Эстония ограничила выдачу туристических виз и э-резидентства гражданам Белоруссии и отказалась принимать студентов в свои вузы. Как вы относитесь к таким ограничениям, которые напрямую касаются и оппозиционно настроенных граждан Белоруссии?
– Я считаю, что в нынешних условиях нужно наказывать режим, но помогать белорусам. Попавшим под репрессии и уголовное преследование белорусам иногда нужно срочно выехать.
Когда страны начинают ограничивать выдачу виз, потому что режим сделал нашу страну агрессором, в наших глазах это выглядит немного неправильно.
Мы понимаем, почему такие решения принимаются – такова санкционная политика стран. Однако подобные шаги, особенно со стороны Эстонии, которая с самого начала восстания нас всех так поддерживала и помогала, сейчас воспринимаются белорусами так, будто бы нас бросили.
Приходится объяснять, что эти ограничения направлены против поддерживающих режим бизнесов и т.д. По большому счету, это проблема коммуникации.
Когда выходит сообщение, что эстонский университет больше не будет принимать белорусских студентов, возникает ощущение, что Эстония от нас отвернулась.
Хочется сказать: постойте! А если студент отчислен за его гражданскую позицию, Эстония его тоже больше не поддержит?
Считаю, что во всех сообщениях нужно четко обозначить, что понятие «режим» не равно понятию «белорусы», а белорусам, как и прежде, будет оказываться всяческая поддержка, потому что нужно понять нашу боль и войти в ситуацию.
– Прервалось и сотрудничество между IT-компаниями двух стран. Похоже, что золотые умы теперь потекут из Белоруссии не в Европу, а в Азию и дальше. Как это повлияет на белорусское общество?
– В любом случае наши IT-умы хотят работать для Белоруссии, поэтому люди оседают в близлежащих странах, чтобы потом можно было вернуться домой. Учитывая то, что никто палки в колеса белорусам не вставляет и не собирается лишать их бизнес-виз, наши айтишники все же смогут быть ближе к родине.
Жалко, что на фоне превращения Белоруссии стараниями Лукашенко в страну-агрессора в Эстонии закрывают счета честных бизнесменов, вынужденных переехать сюда из-за репрессий.
Полагаю, что этот вопрос должен решаться и на индивидуальном уровне, и на уровне государства и банков. Скажем так: это побочный эффект войны. Но мы и с этим справимся! Всё в итоге можно объяснить, просто нужно время.
Я буду встречаться с белорусскими бизнесменами в Эстонии, мы обсудим трудности, с которыми они столкнулись, и проработаем эти вопросы. Правительство Эстонии нам всегда шло навстречу, это очень большие друзья нашей страны. Никаких вопросов к правительству быть не может.
– А что происходит с политзаключенными в Белоруссии, когда внимание всей Европы сфокусировано на другом? Могло ли их положение ухудшиться? Что вам известно?
– Число политзаключенных становится всё больше. К сожалению, наши политзаключенные не так часто упоминаются на фоне войны в Украине. По понятным причинам здесь не стоит тянуть одеяло на себя, потому что война есть война.
Политзаключенные в Белоруссии – это наша боль. Данный вопрос не должен исчезать с повестки дня.
Мы-то понимаем, что наши родные выйдут на свободу, только когда Лукашенко уже не будет во власти. И все же, даже когда мы говорим о санкционном давлении на режим, поддержке гражданского общества и Украины, мы мысленно остаемся вместе с нашими политзаключенными.
Условия содержания политзаключенных гораздо хуже, чем у рядовых преступников: их всячески унижают – физически и морально, оскорбляют, пытают. И всё это с целью доказать их неправоту. Зачастую заключенные просто вынуждены объявлять голодовку, потому что больше никак себе не помочь не могут: адвокаты не допускаются, люди брошены на произвол судьбы и вообще неизвестно, что с ними происходит.
Иногда заключенные даже вскрывают себе вены. Недавно один мужчина порезал себе живот, потому что их подвергают пыткам, они находятся в нечеловеческих условиях. Их даже помечают особыми нашивками, как в концлагерях.
Часто политзаключенным, попавшим после суда в колонии, не дают общаться с другими заключенными. Они подвержены изоляции даже внутри колонии, как и наша Маша Колесникова, которая может только молча ходить и улыбаться. Но даже без слов все всё понимают и улыбаются ей в ответ.
Мой муж уже больше года сидит в одиночной камере. Ему ограничивают доступ к корреспонденции и общению с адвокатами.
– А с вами? Общаетесь ли со своим мужем? Что с ним? Много ли вам известно о нем?
– Ни одно мое письмо не дошло ни до одного политзаключенного. Мы не можем общаться даже с супругом, только коротким посланиями через адвоката насчет детей и здоровья мамы. Практически ничего личного. Письма от детей до него все же доходят. И он тоже пишет детям.
– Какие последние слова вам удалось передать друг другу?
– Я недавно передавала письмо через адвоката с рассказом о детях. Никакой политической информации. Самые главные слова о том, что мне его очень не хватает, я очень по нему скучаю и люблю его.
– Есть ли надежда на встречу?
– Есть не надежда, а уверенность. Мы обязательно увидимся, вопрос только в том, когда. Я очень надеюсь, что счет идет на месяцы, но никак не на годы. Ни я, ни другие родственники не представляют своей жизни без людей, которые находятся в тюрьмах.
Столько людей ждет возвращения своих пап и мам! Среди политзаключенных есть мать пятерых детей. Я и другие люди, которые каждый день смотрят в глаза своим детям, продолжают бороться и знают, что у нас не 2 000 политзаключенных, а 2 000 семей! Это в разы больше. Все ждут и не сдаются.
Мы не остановимся, пока последний политзаключенный не выйдет из тюрьмы.
– Готовы ли вы к тому, что больше никогда не увидитесь с мужем? Можете ли хоть на секунду допустить такую мысль?
– Как к такому можно быть готовым? Конечно, нет. Даже мысли такой не допускаю. В жизни, конечно, всякое бывает, и я тоже могу не дожить до этого момента. И все же вера и надежда на встречу ведут меня вперед и придают сил.
– Во время последних выборов в Белоруссии вы, по сути, за ночь превратились в лидера оппозиции. Насколько это сложно? Были ли вы к этому готовы морально?
– Я абсолютно не была готова морально.
Наверное, я даже не осознавала до конца, что я здесь делаю. Мой первый шаг в оппозицию был только из-за любви к мужу.
Однако, когда я увидела тысячи людей с таким же стремлением, как у моего мужа, я просто не смогла пойти на попятную. Потом образовалось наше трио и тысячи людей вышли на пикеты. Стало очевидно, что нас много – тех, кто хочет перемен.
Помню, что всегда присутствовало чувство страха, особенно когда начали забирать участников протестов и членов команды. При этом все равно не верилось, что их не выпустят через 5–10 дней. Первые сроки были по 15 суток. Казалось, что два года для журналистов – это огромный срок. А потом пошли 10 лет, 14 лет, 18 лет. Это делалось для устрашения всего населения, мол, даже не пытайтесь идти против режима. Но людей это все равно не остановило.
Да, мы не можем сейчас устраивать красивых маршей, потому что цена такого шага очень высока.
Сейчас люди сфокусированы на более точечных акциях, но которые очень больно бьют.
На фоне войны с Украиной порядка 100 000 человек вышли на марш. Из них 1 000 участников задержали. То есть, это сразу плюс тысяча политзаключенных, тысяча избитых и подвергшихся пыткам людей. Это тоже наша боль!
Массовые протесты – это красиво и зрелищно, но в условиях ГУЛАГа неэффективно.
Сейчас наши люди препятствуют передвижению российской техники по железнодорожным путям, помогают украинским вооруженным силам – фиксируют на фото и видео передвижение российской военной техники, взлет самолетов и моментально перенаправляют информацию на украинскую сторону.
Сотни белорусов присоединились к украинской армии, чтобы защищать Украину с верой в то, что потом эти люди помогут защитить нашу страну.
Тысячи людей, покинувших Белоруссию из-за репрессий и ставших беженцами, сейчас помогают беженцам из Украины. Солидарность и взаимовыручка проявляются на каждом шагу. Наши СМИ, разрушенные режимом, смогли восстановить свою деятельность и работают на украинскую повестку дня, а заодно и на белорусскую, помогая белорусам осознать, что же происходит на самом деле.
Белорусская пропаганда ретранслирует тот же нарратив, что и в России – про нацистов и бомбардировки самих себя. И белорусы даже этого поначалу не чувствовали, потому что у нас всегда были прекрасные отношения. Они даже не понимали, что происходит. Нашей задачей было все это людям разъяснить.
– Вы взяли на себя роль лидера оппозиции по просьбе мужа?
– Муж даже не знал, что я планирую это сделать. Он очень удивился, потому что я никогда ранее не участвовала в политике. Я все это время была просто мамой наших детей. Однако, он понимал, что я пошла в политику в первую очередь ради него. Уже потом я подхватила знамя тысяч людей, и мы вместе с ними пошли вперед.
– Насколько тяжело вам далось решение уехать в Литву? Почему вы выбрали этот путь? Что стояло на чаше весов?
– Решение далось тяжело. Я понимала, что люди остаются здесь, а я уезжаю. Но в тот момент «мама внутри меня» победила. Я сделала выбор в пользу детей, поняла, что ни за что их не брошу и не оставлю.
– Вам никогда не хотелось забыть весь пережитый ужас и страх, и начать всё с чистого листа где-нибудь в Европе?
– С чистого листа, пока мой муж в тюрьме? Никогда и ни за что!
– Вы предпринимали попытки формирования правительства в изгнании. Удалось ли что-то изменить?
– Наш кабинет находится в стадии завершения формирования. Это необходимо для того, чтобы в критический момент у нас уже была создана структура, которая сможет полноценно управлять страной. К ней даже смогут присоединиться те люди, которые сейчас еще за режим, но понимают, что будущее Белоруссии – за нашим центром силы.