Спустя 15 лет после Бронзовой ночи в памяти всплывают, в первую очередь, таллиннские события – перенос памятника, активисты «Ночного дозора», столкновение протестующих с полицией на Тынисмяги, терминал D, улица Татари. Но своя Бронзовая ночь была и в Ида-Вирумаа. В те апрельские дни я был в Кохтла-Ярве и стал свидетелем того, как мародеры, вандалы и провокаторы остались в ничтожном меньшинстве.
Осмысление в обществе этих событий заняло немало времени, а история следующих лет без конца вынуждала вспоминать их и переосмысливать.
Помимо Таллинна, выступления против решения правительства, включавшие протесты мирные и культурные, но также и самую грязную часть этой истории - преступления, вандализм, мародерство и провокации - охватили несколько городов Эстонии, в которых преобладает русскоязычное население.
Об этом сейчас вспоминают меньше, чем о столичных событиях. Но важно помнить, что вне зависимости от того, были ли организаторы конкретных эпизодов правонарушений тех дней, большая часть жителей нашей страны реагировала на происходящее с тревогой, желая порядка и мира.
Так и моя личная Бронзовая ночь была для меня началом собственной небольшой миротворческой кампании. И к этому меня подтолкнуло не только мое окружение, но и сам город, в котором я встретил ту, горькой памяти, ночь.
Город Кохтла-Ярве, по моему личному ощущению, сложившемуся в детстве и юности, проведенных там, и укрепившемуся позже, является местом особенным. В отдалении от столицы, но зато с разнообразной промышленностью и хозяйством, являющийся домом для самых разных людей, пусть и тяжело перенесший бурные 1990-е, он располагает не делиться на своих и чужих.
Глядя на своих дедушку с бабушкой, которые посвятили свою жизнь медицине, на родителей, инженеров местных промышленных предприятий, на поколение, к которому я принадлежу, я не ощущал раскола в обществе.
Теперь я знаю, что самая свирепая ксенофобия чаще произрастает там, где она питается пропагандой и слухами и не опровергается личным опытом. На личном уровне люди делились для нас не на эстонцев и русских, а на друзей и людей неприятных, хороших специалистов и никчемных, достойных соседей и проблемных.
Позже я узнал о многих досадных инцидентов с представителями разных национальностей, проживающих в Кохтла-Ярве, и, к сожалению, надо признать, часть их имела системный характер, но все это не меняет картины того, что люди жили с людьми, любили, дружили, работали. Это впечатление усилилось утром 27 апреля.
Тогдашние события так сильно огорчили и впечатлили меня, что с тех пор сохранились сделанные мною на память записи и фотографии. Чтобы ничего не выдумывать, приведу текст целиком, в скобках мои свежие примечания.
«Мы оказались свидетелями начала беспорядков в Кохтла-Ярве, точнее, одного из его начал. Позже я узнал, что команды вредителей стартовали в разных местах в одно и то же время - в промежутке между 21 и 22 часами, причем как в Кохтла-Ярве, так и в Йыхви.
На пути из кафе нам встретилась толпа подростков (человек 25-30, казалось, кем-то ведомых), возбужденных и агрессивных, которые сразу вызвали опасения и подозрения. Как оказалось, верные: они свернули к эстонской школе (Järve Gümnaasium), и принялись одно за другим выбивать стекла на первом этаже. На них прикрикнула возмущенная женщина, выгуливавшая собаку, и мальчишки разбежались. Я с трудом дозвонился до полиции, - линии были заняты - и минут через пять-шесть приехал патруль.
Встретились мне в городе эстонские парни, горестно смотревшие на разбитые стекла машины - поздно ночью, возвращаясь домой, получили камнем в окно. Рассказывали и о нападении эстонцев на русских и избиении битами...
В то же время, безуспешно пытались разбить окна в "Хансабанке" в центре города и напали на здание горуправы. Не уверен, но вроде бы этим в Кохтла-Ярве дело и ограничилось.
Хуже было в Йыхви. Там, со слов работницы Tsentraal'а (торговый центр), до закрытия магазина в 21:00 было относительно спокойно, но в 22 часа, когда один из моих собеседников пришел охранять магазин своей матери, находящийся рядом с универмагом, события были в разгаре. Судя по последствиям, было жарко: толпа, собравшаяся на площади между уездной управой и Tsentraal, била стекла в обоих зданиях, в памятник генералу Тыниссону на той же площади полетела пара коктейлей Молотова. Не обошлось и без мародерства - из универмага уехали на велосипедах, были нападения на окрестные магазины: очевидно, также с целью поживиться.
Часть свидетелей говорит о безучастном отношении полиции, часть - о чересчур жестком. Впрочем, вполне возможно и то, и другое. Наверняка сказывались перегруженность, нехватка патрулей и человеческий фактор.
В целом у меня сложилось впечатление, что здесь, вдали от Бронзового солдата, в регионе, где давно научились жить дружно и эстонское, и русское население, людям было жалко своего города, они хотели покоя, и в результате возмущение народа распространилось, в первую очередь, на преступников и скандалистов, а не на эстонцев или русских, или на правительство».
В то утро я много говорил с людьми, и общий настрой был таков, что мы жили и будем жить вместе, а негодяи, провокаторы, преступники всех мастей – вот они нам чужие. Это говорили и эстонцы, вышедшие осматривать свою пострадавшую школу, и русские жители израненного города, и предприниматели у разбитых витрин своих магазинчиков.
Я уехал домой в Тарту странно успокоенный этими встречами. Потом уже, много общаясь с друзьями (особенно жаждали встреч с теми, чей родной язык отличался от собственного) мы убеждались, что страна у нас общая. И все же томились чувством вины за то, что недостаточно сделали для того, чтобы подобное не произоизошло, чтобы наше мироощущение стало нормой для большей части общества.
Я благодаря приятелю-журналисту даже выступил по радио с призывами к миру. А потом пришлось признать, что в горячей фазе конфликта призывы к миру не очень заметны: не хайповые они, как говорит молодежь.
Двумя неделями позже у меня родилась дочка. Для ее поколения раскол, который мы стремились тогда преодолеть меж собой и внутри себя, – чужд и непонятен. Я осмелюсь предположить, что события апреля 2007 года в каком-то смысле были болезненной вакцинацией от вражды и розни, воспринятой значительной частью общества. Укрепившей наш коллективный иммунитет для нынешнего, еще более заразного и неспокойного времени.