Михаил Трунин Куда девать русскую культуру (2)

Михаил Трунин.
Михаил Трунин. Фото: личный архив
  • Интеллигенция путинской России находилась в плену собственных иллюзий
  • Современная российская идеология сводится к обиде на весь мир и жажде реванша
  • Нынешние испытания не отменяют занятий русской культурой

Интеллигентские ценности не нужны «путинскому большинству», но и это не поражение, убежден филолог и семиотик Михаил Трунин.

Первую неделю этого года я провел в Москве. После почти двух лет вынужденного перерыва это было настоящее счастье. Я живу в Эстонии больше десяти лет, но Москва для меня и тысяч людей, профессионально связанных с русской культурой, – важнейший центр притяжения. В Москве живут яркие творческие единицы – производители интеллектуального продукта. Активная жизнь там не прекращается ни на минуту.

Но каждый раз от возвращения в Таллинн я испытывал не меньшую радость, чем от приезда в Москву. Для меня всегда была важна двусоставность этой конструкции: в Таллинне – работа, семья, море, чистый воздух и другие удобства небольшого города; в Москве – энергия, друзья, культура и язык. И чем активнее становится мой эстонский, тем большее удовольствие я получаю от возможности неограниченно выражать себя на родном языке.

Эту конструкцию покорежил ковид и уничтожила война. Путин украл мою родину, и моя жизнь больше не будет прежней. Впрочем, не только моя: каждый день люди бегут из России «хоть чучелом, хоть тушкой». Я же сижу в безопасной Эстонии и живу давно налаженной жизнью. Но факт личного комфорта боли не уменьшает.

До 24 февраля 2022 года участники московской культурной жизни хоть и замыкались в кружках по интересам, но находили способы хорошо делать свое дело и создавали каналы для взаимодействия с аудиторией. Вдобавок у них получалось издевательски-убедительно смеяться над российской властью и ее деяниями. Над экс-министром культуры, ныне личным помощником президента Владимиром Мединским и его «диссертацией» по истории, над экс-космонавткой, депутатом Госдумы Валентиной Терешковой, умолявшей Путина править Россией вечно. Над самим Путиным наконец – с его аква-дискотекой и комнатой для лечебной грязи во дворце, с его рассуждениями об «историческом единстве» русских и украинцев.

Путин и сейчас не перестал быть смешным. По контрасту с искренним харизматичным президентом Зеленским российский властитель выглядит как «плешивый щеголь» (точно по Пушкину), как человек, чья единственная ролевая модель – «настоящий мачо». Другое дело, что сейчас уже не до смеха, а мое видение Путина, очевидно, сильно отличается от того, как воспринимают его образ зрители российских пропагандистских телеканалов.

Потребителей российского государственного контента очень много. Но тот московский круг, с которым я себя соотносил, тоже не считал себя малочисленным. Если попытаться сконструировать образ коллективного «мы», то это и многотысячная аудитория «Арзамаса», и совокупная многомиллионная аудитория «Медузы» и других, пусть немногочисленных, зато ярких, независимых русскоязычных СМИ.

После начала войны бывший издатель «Медузы» Илья Красильщик опубликовал резонансную колонку, в которой заговорил от лица упомянутого «мы» и которую завершил неутешительным приговором: «Мы провалились как нация». В силу высокой степени обобщения текст Красильщика вызвал неоднозначную реакцию. Более сдержанно о том же высказался друг и коллега Красильщика, бывший редактор «Медузы», а ныне редактор издания «Холод» Александр Горбачев, написавший у себя в фейсбуке: «Поражение [в противостоянии с российской властью], очевидно, должно быть признано; произошел разгром, и дело даже не в блокировках [независимых СМИ], а в том, что достучаться до достаточного количества читателей, зрителей, слушателей мне не удалось, а им [провластным пропагандистским журналистам] – удалось». И далее перефразировал Бориса Гребенщикова: «По новым данным разведки, мы говорили сами с собой».

С этим трудно не согласиться. «Разговор с самими собой» казался жизненно необходимым, но его значимость была переоценена. Когда российские войска вторглись в Украину, вся моя лента в фейсбуке состояла из черных кружочков на аватарках, украинских флагов и высказываний в адрес российских властей типа «Будьте вы прокляты, сволочи!». Иллюзия, что в России никто не поддерживает путинскую войну, была в высшей степени убедительной. Годами я фильтровал свой круг общения. Годами считал, что моя работа – это важное дело, и это не я должен снисходить до массовой публики, а почему-то она должна ко мне тянуться. Ведь как можно не стремиться к культуре? И можно ли не считать престижным стиль жизни внутри Садового кольца?!

Мне казалось, что наша ценностная программа проста и понятна. Россия – это часть большого мира, от которого невозможно отгородиться, потому что границ не существует. Отсюда набор базовых общечеловеческих ценностей: свобода в разных ее проявлениях от распространения информации до перемещения; стремление к независимости от власти и финансовой самостоятельности; и главное – общее для России и других стран желание сделать мир еще более открытым и комфортным для жизни.

В контексте путинской России такая система ценностей считалась проявлением московского снобизма. Но им одним дело не ограничилось: вскоре сторонников такой идеологии стали именовать «национал-предателями» и «пятой колонной», объявлять «иноагентами», а совсем недавно Путин, заговоривший о «самоочищении общества» в условиях войны (на языке нынешней российской власти – «спецоперации»), предложил выплюнуть их, «как случайно залетевшую в рот мошку».

Долго казалось, что у «путинского большинства» нет никакой идеологии, а власть добивается лояльности граждан, умело переключая внимание с внутренних проблем на внешние раздражители: аннексия Крыма, конфликт на Юго-востоке Украины (который то консервировался, то обострялся), бомбежки Сирии и так далее.

Полномасштабное вторжение в Украину стало апофеозом этой политики, но оно же и обнаружило, что идеология у Путина и его подданных есть. Она сформировалась от противного – как болезненное чувство собственной исключительности с опорой на обиду и ее компенсацию. «Зато мы делаем ракеты», «зато мы встали с колен», «зато нас снова боятся». Продолжать этот ряд можно долго.

Старые, как мир, психологические комплексы распаляются российской государственной пропагандой, которая убедительно врет, что Россия – «великая страна», обладающая «второй армией в мире», способная «за неделю „освободить“ Украину от „нацистов“», и т. д. Что происходит на самом деле, в общем, видно без дополнительных усилий: нищета и тоска, фактическое закрытие России, затяжная бессмысленная война, в которой ежедневно гибнут люди и разрушаются украинские города, а российские солдаты промышляют насилием и мародерством.

Можно ли в этой ситуации продолжать честно заниматься русской культурой? Не стоит ли отправить ее куда подальше на «русском военном корабле»? Культура, конечно, переживет и Путина, и его армию – в этом сомнений нет. Как нет сомнений и в том, что с помощью культуры не получится превратить все «путинское большинство» в критически мыслящих людей. Но ведь когда мы помогаем украинским беженцам или украинским военным, мы не задаемся целью разом решить все проблемы, а делаем, что можем.

Когда Путин вынашивал планы вторжения на территорию «братского» народа, мы вместе с российским просветительским порталом «Арзамас» готовили спецпроект к столетию Юрия Лотмана. Никто не подозревал, что запуск проекта придется на дни войны, и в этой «новой реальности» мы даже не сможем официально оформить сотрудничество Таллиннского университета и «Арзамаса».

Однако проект вышел, и сейчас намного важнее, что его слушают и смотрят люди как в России, так и в Украине. Поэтому в качестве утешительного финала я процитирую письмо от одной из слушательниц: «...поклон от моей мамы (ей почти 76) за материалы про Лотмана. Неимоверно актуально и вовремя. ...вчера на мировом фоне не могли сбить давление, скорая, опять давление не сбиваемое. Взяли обещание не читать новости, она стала слушать "Арзамас". А сейчас позвонила и попросила передать поклон за потрясающие материалы». Только такие отзывы и дают мне сейчас надежду. Выходит, снова культура держит удар.

Наверх