Если не пользоваться словами, то можно договориться!

Сцена из спектакля «Шинель» Фото: архив автора

С 27 по 29 мая в Таллинне прошел Балтийский фестиваль визуальных театров.

Этот фестиваль существует уже много лет, но никогда он не казался столь особенным и актуальным. Noorsooteater на сей раз выбрал работы литовских, латвийских и эстонских режиссеров, которые в большинстве случаев обходятся без слов. В мире, расколотом тревогой, резко изменился стиль общения, допустимыми стали слова, которых чуралась достойная литература. (Конечно, обсценная лексика традиционно использовалась и будет использоваться в умышленно непристойных стихах, предназначенных для исполнения в мужских «гусарских» компаниях, в особых оскорбительных эпиграммах, частушках черного юмора, всевозможных «шалостях», которыми время от времени не брезгуют и большие поэты). Впрочем, прекрасно помню, как в переломные 90-е годы вдруг было решено, что следует издать большим тиражом «срамные» стихи Баркова, а так же разрешить избранным (особо талантливым!) писателям использовать мат в своих произведениях. Замечу, не отказывались от этого удовольствия и раньше Юз Алешковский, Владимир Сорокин, отчасти и Сергей Довлатов и многие другие писатели и поэты рангом значительно ниже. Вот от тех, кто рангом пониже, довольно быстро устали, устали от их развязности и вернулись к литературе, обходящейся тысячами и десятками тысяч слов, способных передать все оттенки переживаний без заветных грубостей. Помню, как спорили о том, можно ли составлять тотальный диктант из текстов Дины Рубиной, у которой, видите ли, боцман в романе ругается (ужас-то какой!) матом. Интеллигенция в массе своей никогда не отказывалась от табуированной лексики в шуточных домашних сочинениях и эпатажных выступлениях, поскольку любое нарушение табу обращает на себя внимание. Но табу должно существовать, иначе не будет факта его нарушения.

И вот сейчас – на фоне огромной трагедии войны в Украине – наша интеллигенция всерьез обсуждает: можно или нельзя выносить в название спектакля слово из трех букв. Есть яростные противники, есть горячие сторонники; кто-то носит одежду с этим словом на груди, кто-то объясняет, что только люди, сочувствующие агрессору, противятся этому слову, адресованному войне, кто-то говорит, что умные родители смогут объяснить растерянным детям, в чем высокий смысл именно этого слова на плакатах, вывешенных в публичных местах.

Мне ни в коем случае не хочется участвовать в споре, более того, мне кажется, что дело даже не в нем, а в обостренном отношении к любому неосторожному слову, например, к слову «война», «мир», выражению «специальная операция»…

Оказалось, что слова значат гораздо больше, чем мнилось еще совсем недавно. И за этими словами стоят слезы, гибель, кошмар, смерть.

В этом контексте фестиваль визуальных театров, где в спектаклях чаще всего вовсе нет слов, кажется мне разумной и талантливой передышкой в разговорах. Полезно немного помолчать. Подумать. Осторожнее выбирать слова, которые, несмотря на реальную войну, способны по-прежнему и ранить и убить.

Kellerteater

Этому театру всего несколько лет. Но он заполнил очень важную нишу, которая была совершенно свободна: маленького, полусемейного, клубного театра, где руководитель коллектива всегда лично приветствует зрителей, где прямо в крохотном зальчике есть несколько столиков и буфет, где на сцене, никак не отделенной от зрителя (хотя четвертая стена всегда существует) вряд ли могут поместиться более двух-трех актеров и каждый зритель чувствует себя особо приглашенным, словно спектакль создан именно для него; там зритель не может затеряться, он, как и актер, на виду, и он чувствует свою нужность.

Для фестиваля был отобран один из самых успешных спектаклей театра «Эмили Сейдж» (Emilie Sagee), поставленный Керсти Хейнлоо (Kersti Heinloo) и Рахо Аадла (Raho Aadla); спектакль прекрасно обходится без слов. Это история женщины (она реально существовала, но, может быть, это и не имеет значения), которая пытается договориться со своим внутренним «я». Через множество необыкновенно красивых живописных картин две актрисы – Эва Пюсса (Eva Püssa) и Аролин Раудва (Arolin Raudva) – то становясь клонами, близняшками, полностью копируя движения друг друга, то нарушая слаженность действий и демонстративно, бунтарски отказываясь от взаимозависимости, показывают отношение человека со своим внутренним миром. Иногда внутренний мир восстает против внешнего мира, иногда торжествует смиренная гармония, иногда внутренняя сущность пытается вырваться наружу и грозит разрушить и убить личность, темная сторона нависает над светлой, душит живое и трепещущее в человеке, но светлое все-таки побеждает и пытается загнать в угол, в самый мрачный участок оборотную сторону своего естества.

Мизансцены как бы воспроизводят традиционные для эстонских художников сюжеты «мокрой» акварели, которая чурается чрезмерности, контрастов, яростных вспышек цвета, но любит болотистые, тенистые, прохладные оттенки, завлекающие в русалочий мир подводного царства наших тайн, в которых мы далеко не всегда готовы признаться самим себе.

Для фестиваля был выбран этот лирический, умиротворяющий, блестяще воплощенный спектакль, но в Келлертеатре есть бессловесные представления, наполненные юмором и эксцентрикой, сатирой и горечью, как, например, «Madame Brigitte» и многие другие, обходящиеся без слов, но способные передать самые разнообразные переживания.

Noorsooteater

Мне кажется, очень интересный период переживает сейчас и Noorsooteater, где только в последнее время был изящно решен «Носорог» Ионеско (словно в предчувствии войны); нельзя не назвать и яркий, использующий всего одну «куклу» спектакль, посвященный великому поэту Юхану Лийву, превращенному в некий очеловеченный, как бы оживший монумент. Это сложнейший образ, доступный только визуальному театру, где гения не представляют обычным персонажем (что всегда становится проигрышным решением), но и не делают из него кумир, которому следует слепо поклоняться.

В программу фестиваля вошел один из спектаклей Даниила Зандберга, прекрасно работающего в бессловесном жанре. Я бы выделила его «Шинель», недавно поставленную на сцене Ноорсоотеатра. Спектакль создан режиссером в идеальном союзе с художником Розитой Рауд (Rosita Raud) и исполнителем главной роли Таави Тыниссоном (Taavi Tõnisson) Все виды шинелей представлены на сцене – и маленькие, скромные, и модные витринные, и страшные, угрожающие, и подавляющие, унижающие. И не просто верхняя одежда сегодня шинель – невольно она ассоциируется у нас с войной… У каждой шинели проявляется человеческий характер, отделенный от человека и в человеке не нуждающийся. Появляются фигуры, у которых вместо голов – торчащие крючки от вешалок; эти крючки прекрасно заменяют головы. Головы, собственно говоря, и не нужны, если на человеке есть шинель…

Портрет Дориана Грея

Сцена из спектакля «Портрет Дориана Грея» Фото: архив автора

Вильнюсский театр Lele представил на фестивале инсценировку знаменитого романа Оскара Уайльда. Работа блестящего режиссера и художника Гинтаре Радвилавичуте (Gintarė Radvilavičiūtė) построена на сочетании трех пространств: есть совершенные греко-римские статуи и бюсты из белоснежного мрамора; есть реальный живой человек, который тщится быть совершенством, но не может, и есть мир, состоящий из разрозненных частей, обломков, которые пытаются жить отдельной самостоятельной жизнью: рука с кистью, создающая портрет, рука с кинжалом, готовая к убийству; голова, отвалившаяся от тела. Сюжет спектакля следует за романом: Дориан Грей совершает чудовищные поступки, но он не меняется и не стареет, его лицо остается юным и прекрасным, зато стареет и изменяется его портрет, на котором запечатлена его душа: она становится всё ужаснее и отвратительней...

Спектакль словно кричит: с древнейших времен, от которых остались нам величественные развалины и непревзойденные статуи, человек оставался человеком только до той поры, пока сохранял в чистоте свою душу. И спасать свою душу каждый обязан сам. Думаю, в этом заключается главный посыл всего фестиваля: помолчим, подумаем, что мы из себя представляем...